Четыре встречи. Жизнь и наследие Николая Морозова
Шрифт:
Капиталисты, не сознавая этого, стремились до сих пор и теперь стремятся как можно скорее приспособить к наилучшему пользованию грядущих поколений человечества весь земной шар, заставив для этого рабочих трудиться в придаточные часы, и, таким образом, являются фактором прогрессивным.
Рабочие же стараются как можно более сократить эти излишние часы и потому бессознательно являются фактором консервативным. Ведь им непосредственно нет выгоды от того, что капиталист на их избыточный труд увеличивает мировое богатство или поднимает на высший потребительный уровень полудикие народы, и это их чувство совершенно понятно с эгоцентрической точки зрения. Однако не их воля и не воля капиталистов, а железный закон движения жизни
Всеобщая бессознательность в борьбе капитала с трудом и труда с капиталом, тогда как на практике происходит их обоюдное сотрудничество в достижении той же самой великой и доброй цели, видна на каждом шагу.
Рабочие до сих пор искренне думают, что их потом жиреют обжоры и больше ничего, а капиталисты стремятся увеличивать ту долю выручки, которая переходит в их личное распоряжение, в большинстве случаев и не подозревая, что на деле распорядиться ею через какие-нибудь полгода им, взятым целиком как класс, так же трудно, как и съесть построенную на эту долю железную дорогу.
Ясно, что раз все придаточное количество ситцев, крупы и других продуктов их производства съедено и изношено рабочими на железной дороге, оно уже как бы превратилось в нее, и капиталист потерял над ним власть, не получив ее и на железной дороге. Правда, он может продать другим ее акции, а их употребить на что захочет, но этим самым он лишает купившего у него эти акции другого капиталиста власти на эту самую сумму денег.
Выходит заколдованный круг. Каждый отдельный собственник может распорядиться своими доходами как хочет, но толь^ ко при одном условии: лишить другого собственника права распорядиться его доходами на эту же самую сумму.
Ради этой-то иллюзии собственности капиталист или крупный землевладелец трудится иногда в поте лица не менее своих рабочих, контролируя правильность хода работ, изыскивая новые рынки для сбыта их произведений, меняя места сбыта в зависимости от спроса и т. д., и т. д.
И он, как его рабочие, эгоцентричен в душе, но железные законы жизни при капиталистическом строе обращают результаты чисто себялюбивой деятельности его и их на пользу грядущим поколениям, и эти же законы обусловливают необходимое время человеческого труда в каждую историческую эпоху. Капиталист фактически не может увеличить число трудовых часов рабочего более того, сколько их нужно, чтобы производство не переполняло рынка и не вызвало торгового кризиса, а рабочий не может сократить при капиталистическом строе этих часов своего труда до такой степени, когда капиталист, а за его спиной и другие поколения человечества уже не получат никаких выгод.
Таковы прямые результаты приспособления теории трудовой ценности к научному и психологическому обоснованию законов эволюции человеческих обществ.
Теперь мы решим вопрос и о том, можно ли эволюционные функции капитала и всякой крупной частной собственности сейчас же передать обществу или государству.
Практическая возможность последнего в промышленности очевидна уже и теперь.
Во всех цивилизованных государствах наряду с частновладельческими и акционерными фабриками, заводами, железными дорогами, лабораториями и пр. мы видим также и государственные. Это — явное доказательство возможности постепенной национализации, т. е. передачи государству и всех остальных капиталистических учреждений.
Здесь функции капиталистов просто берет государство, но поступающую к нему не меньшую прибавочную ценность труда рабочих употребляет обыкновенно менее на прогресс будущей жизни, чем частные капиталисты через банки и товарищества на паях. Большая часть государственных доходов тратилась до сих пор на вооружение и содержание военных и штатских служащих, сравнительно мало на просвещение и совсем ничего на экономический прогресс человечества.
Мы имеем городские телефоны, трамваи и другие доходные учреждения, это — доказательство возможности их муниципализации, т. е. передачи областям и городам, причем наблюдаем несколько лучшее употребление придаточной ценности.
Не менее очевидна возможность постепенной национализации земель;
например, мы имеем в некоторых государственных лесах разработку их наемными артелями рабочих, это и есть уже готовая национализация земель. Мы наблюдаем то же самое на городских землях; это — муниципализация земель, хотя и не в полном виде, так как на них нет постоянных помещений для рабочих (т. е. фаланстеров), но, очевидно, и они возможны.Пример мелкой социализации земли, т. е. коммунального владения ею в небольших общинах, мы видим в монастырских общежитиях, но никак не в современных деревенских крестьянских общинах, которые обнаруживают все неудобства и частной, и коммунальной собственности.
Аналогичные же попытки образования мелких коммун делались толстовцами, а также и фурьеристами, оуэнистами и т. д., но все они быстро саморазрушались, хотя и тратили весь свой труд только на себя.
Значит, все три возможные формы социализма уже отчасти осуществлены или осуществлялись на практике.
Однако облегчился ли от этого хоть бы на полчаса ежедневный человеческий труд в таких учреждениях?
Мы не видим этого нигде. Все эти попытки настолько мало прибавили материальных выгод для трудящегося этим способом человечества, что в современных программах наших социалистических партий прямо предлагается уничтожить все эти уже существующие социализации как в их национальной и муниципальной форме, так и в мелкой коммунальной (у монастырей), передав их в общинное владение, т. е. в получастную собственность исключительно гражданам из бывших крестьян.
Таким образом, в самих наших современных социалистических программах обнаруживается антисоциалистический элемент, не говоря уже об их несоответствии с требованием женского равноправия и с необходимостью обеспечить добавочными часами всякого производительного труда дальнейшую эволюцию всех сторон человеческой жизни, особенно необходимую теперь, при небывалой хозяйственной разрухе нашей страны, брошенной нашими и европейскими монархами в пасть милитаризма и в бездну нищеты.
Если прежние социалистические представлениям том, что «богатые» тратят на себя все свои доходы, и можно объяснить тем, что понятие о ничтожности потребительной стоимости важнейших предметов роскоши еще не было разработано в социальных науках, то обещание крестьянам, как в брошюрке агронома А. Григорьевича, прирезки земель по 12 десятин вместо 4 в Петроградской, по 5 вместо 2 1/2 в Московской, по 60 вместо 6 в Вологодской и, как верх совершенства, по 200 вместо 2 в Архангельской может быть объяснено только крайней необдуманностью или демагогией ораторов, сознательно действующих на низкие чувства толпы и не брезгающих никакими средствами для достижения своих целей, вплоть до сознательного обмана.
Обмануть же нашего среднего полуграмотного деревенского земледельца или среднего рабочего, а также и ту пылкую часть нашей юной молодежи, которая только что начинает свою умственную жизнь на первых курсах наших высших учебных заведений, конечно, ничего не стоит, в особенности если проповедник, недостаточно вдумавшийся в свой предмет, обманул по легкодумству и самого себя.
Но расплата за обман миллионов трудящихся людей будет велика, и что хуже всего — она близка.
Поэтому (еще до Учредительного собрания) мы все должны искренне и прямо сказать всем:
1) Пахотной и луговой земли для прирезки тем гражданам из крестьян, которые в прежние годы не обрабатывали уже чужой земли, не найдется в Европейской России даже и по одной квадратной сажени на человека, а потому и девиз «Земля и воля» — мираж для них.
Казенных же, городских, монастырских и частновладельческих лесов раздавать в наделы нельзя. Напротив, даже и надельные леса надо подчинить государственному контролю, чтобы будущая Россия не замерзла от недостатка топлива.
2) Национализация земель, заводов, фабрик или их муниципализация по крупным экономическим областям — две единственно применимые на практике формы социализма. Но обе эти формы дадут удовлетворительные результаты только после перехода в общественную собственность всех жилищ. Этого же невозможно сделать разом или насильно, а только постепенно и по небольшим частям, причем сама жизнь должна руководить делом, приостанавливая его в случае вреда для страны.