Четыре встречи. Жизнь и наследие Николая Морозова
Шрифт:
Но опять наступило время расставаться. Николай Александрович попросил прийти к нему завтра пораньше, так как хотел организовать своему гостю экскурсию по институту.
На третий день, когда Сергей Александрович пришел к Морозовым, хозяин уже ждал его, чтобы отправиться по запланированному с вечера маршруту.
Осмотр начался с главного здания института. Они вошли с проспекта Маклина через тяжелые двери с зеркальными стеклами. Издали доносился лай собак. Справа были гардероб и две кладовые. Слева — мочевая лаборатория отделения физиологии. В станках, удерживаемые мягкими лямками, стояли собаки с фистулами мочеточников, из которых в периодически сменяемые цилиндрики капала моча, подвергаемая затем исследованию. Здесь же, на первом этаже, в особом отсеке
— В своем кабинете я бываю нечасто и неподолгу, — сразу же объявил Николай Александрович. — Руководящий состав института я принимаю или в своем домашнем кабинете, или в кабинете заместителя, или в канцелярии, где подписываю представляемые мне бумаги. Иногда, как сегодня, я совершаю обходы отделений, но это больше для общения с коллективом, а не с административными целями. Однако случается, что во время таких обходов решаются и серьезные вопросы.
Николай Александрович познакомил гостя со своим заместителем по науке Давидом Яковлевичем Глезером, старым большевиком, по специальности физиологом. Он был небольшого роста, коренастый, с коротко подстриженными усами и очками на близоруких глазах.
Когда они вышли из кабинета Глезера, Морозов сказал:
— О.н прекрасный администратор, энергичный и доброжелательный человек, но с непредсказуемыми реакциями: внезапно он может взорваться, накричать, но через минуту будет смущенно улыбаться и просить прощения. Давид Яковлевич — военный, ассистент Л. А. Орбели по Военно-медицинской академии. Вообще-то он военврач 1-го ранга.
Заместителя директора по административно-хозяйственной части Феликса Владимировича Мазуркевича не было на месте. Николай Александрович пояснил, что он бывает в кабинете только тогда, когда совещается со своими помощниками — комендантом и завхозом; обычно он или где-то на объекте, или в городе по тем или иным научно-хозяйственным делам. Он очень скромен, но энергичен, постоянно болеет за дела института и принимает их близко к сердцу.
Персонал канцелярии и бухгалтерии был немногочислен. Штат первой состоял из управделами Е. Г. Гедда и машинистки С. А. Сахаровой, а второй — из трех человек: высокого, массивного, похожего на борца-тяжеловеса бухгалтера К. И. Телушкина, счетовода Ю. Н. Казиной и кассира, которого на данный момент не было, так как старый уволился, а новый еще не приступил к выполнению своих обязанностей. На первом же этаже находился и красный уголок, а через него — вход в комнаты отделения физиологии, где проводились электрофизиологические исследования и где стоял струнный гальванометр — по тем временам последнее слово техники и великая роскошь.
Весь второй этаж занимало отделение физиологии. Здесь был кабинет Л. А. Орбели, рабочие комнаты, предоперационная и операционная, клиника оперированных животных. Здесь стоял лай и собачий запах. Прооперированные собаки лежали в люльках-гамачках; по полу мыкались «глупые» собаки, у которых были удалены большие полушария головного мозга; пытались сохранить равновесие и правильно скоординировать свои движения «умные» собаки, лишенные мозжечка.
Третий этаж — отделение анатомии. Слева — два зала музея, справа — рабочие комнаты и мемориальный кабинет П. Ф. Лесгафта, оберегаемый как святыня. И в залах музея, и в рабочих комнатах на стенах — портреты Петра Францевича; на столах — микроскопы и микротомы, кюветы и инструменты для препарирования, банки с консервированным материалом. Пахло формалином, карболовой кислотой и всякими другими консервантами. Здесь они встретили престарелую женщину в черной вязаной наколке на лысеющей, слегка трясущейся голове. Это была ученица П. Ф. Лесгафта Анна Адамовна Красуская. Многие экспонаты в музее были сделаны ее руками. В большой соседней комнате трудился Сергей Иванович Лебедкин, подвижный, слегка картавящий, с коротко подстриженными усами, в помятом сером костюме. Морозов сказал, что он, увлеченный результатами и перспективами текущих исследований, обыкновенно засиживался подолгу в лаборатории. Близкие знают, что раньше десяти вечера его ждать домой бесполезно. Еще дальше находились комната для изготовления крупных анатомических препаратов и склад музейных банок, реактивов и т. п.
Четвертый этаж
почти весь был занят музеем сравнительной анатомии. Но здесь же помещалась и научная библиотека, где посетителей приветливо встретили высокая крупная женщина, заведующая библиотекой Е. А. Зиннаск, и маленькая старушка в кружевном жабо, заколотом старинной брошью, — ее помощница М. А. Грацианская. В центре главного библиотечного зала стоял большой стол новых поступлений, а кругом, до высокого потолка, — стеллажи с книгами и журналами; между ними остались только узкие проходы, куда едва помещались стремянки, которыми пользовались, чтобы сверху достать книгу.— У нас очень богатая библиотека, — похвастался Николай Александрович. — По всем представленным в институте отраслям науки она получает и книги, и периодические издания, выпущенные в свет как в нашей стране, так и за рубежом (немецкие, английские, американские, французские, голландские и даже некоторые японские). Хотя валюты на приобретение их отпускается немного, но институт сумел найти выход из положения: в соответствующие издательства и редакции высылаются «Известия Научного института им. П. Ф. Лесгафта», а в обмен поступают зарубежные издания. Кроме того, отдельные издательства и зарубежные ученые в знак памяти П. Ф. Лесгафта, из уважения к институту, ко мне, Л. А. Орбели и некоторым другим руководителям отделений присылают свои книги и журналы. В библиотеке есть и беллетристика, собранная еще во времена Лесгафта, а также библиотека-передвижка современной литературы из Дома ученых АН СССР, периодически обновляемая. Недостаток библиотеки — отсутствие читального зала. Его просто негде поместить.
Центральный зал музея сравнительной анатомии — царство разных скелетов: бизона, африканского буйвола, жирафы, лошади Пржевальского, различных зебр и антилоп, взрослого бегемота с маленьким детенышем, человекообразных обезьян, мартышек, тапира, муравьеда и многих других, как редких, так и хорошо знакомых животных.
— В торжественные дни и во время научных сессий это помещение служит нам конференц-залом, — пояснил Морозов. — Тогда скелеты сдвигаются к стенам или частично выносятся в соседнее помещение, и здесь расставляются скамьи с пюпитрами, сохранившиеся еще со времен Высшей вольной школы.
В других комнатах и залах музея — тоже скелеты, чучела, банки с уникальными препаратами внутренних органов самых различных животных.
Через музей они прошли в отделение химии, занимавшее комнаты главного здания, сообщающегося с основным домом по проспекту Маклина. Морозов пояснил, что в связи с небольшим штатом этого отделения часть его помещений была передана сначала физиолого-химикам, а с 1935 года — физиологической группе Е. М. Крепса.
В химической лаборатории грелись стеклянные бани-термостаты с терморегуляторами и чуть слышно жужжали автоматические мешалки, стояли установки для определения электропроводности и концентрации водородных ионов, много другой физико-химической премудрости. В этом помещении находился и кабинет заведующего отделением Ивана Ивановича Жукова, но так как он в лаборатории бывал нечасто (основное место его работы — в университете), здесь работала его сотрудница А. А. Глаголева, которая, как пояснил Николай Александрович, занималась исследованием свойств растворов.
Из химического отделения они опять вернулись в главное здание и поднялись на пятый этаж. Потолки здесь были ниже, окна меньше. Весь этаж занимал зоологический музей. Чучела и банки с препаратами размещались в витринах, на стеллажах, а то, что покрупнее, — на полу. Энтомологические коллекции лежали в шкафах… Но был еще и шестой этаж. Там находились отделения зоологии и экологии, занимающие две большие общие рабочие комнаты и несколько маленьких комнатушек-келий.
— Работать здесь тихо, удобно, но зимой бывает прохладно, а летом слишком жарко, ~ пожаловался Николай Александрович.
В одной из келий работала скромная старенькая седая женщина, окруженная большими и маленькими банками со всякой зоологической всячиной.
— Это Елена Михайловна Непенина, великолепный изготовитель тончайших, ювелирных препаратов, — представил ее Морозов и добавил: — По соседству, в другой келье, трудится таксодермист Николай Петрович Опаровский, тоже большой мастер своего дела, мы сейчас зайдем к нему.
Через отделение зоологии они прошли в отделения астрономии, астрофизики и в астрономическую обсерваторию, которые располагались уже в жилом доме.