Чикита
Шрифт:
Под конец, после долгих упрашиваний, она а капелла исполняла какую-нибудь из своих любимых вещиц, почти всегда «Голубку», а «мальчики» хлопали и улюлюкали. Чикита утверждала, будто это она сделала «Голубку» столь популярной в Штатах. Но это неправда. Еще до ее водевиля во «Дворце удовольствий» эту хабанеру в Нью-Йорке пела Прекрасная Отеро. И вот поди ж ты — я вспомнил! Как раз в этой главе Чикита рассказывала, как познакомилась с Прекрасной Отеро. Но об этом потом, а то ты еще запутаешься.
Когда Чикита заканчивала петь, гости от нее отвлекались. Они всегда притаскивали с собой модные пластинки и заводили граммофон на полную громкость. В ту пору был бешено популярен Лу Голд и его оркестр, и все пели и танцевали под фокстрот «You’re the Cream in My Coffee» [69] .
69
«Ты — сливки в моем кофе» (англ.).
А вот Рустику чуть ли не удар хватал всякий раз, как начинались танцы. Она скрепя сердце плелась в кухню и выносила подносы с канапе, со сластями и огромные кружки этого пойла, которое американцы почитают за кофе. «Мальчики», числом обыкновенно шесть или семь, иногда больше, набрасывались на еду и в мгновение ока сметали все дочиста. Я задавался вопросом: что их так манит в Фар-Рокавей? Общество Чикиты или возможность набить животы? Голодные были годы, чего уж там.
На «салонах» присутствовал и один господин по фамилии Колтай, старый-престарый. Он здорово выделялся из всего этого сборища. Вел себя сдержанно, не размахивал руками, будто дирижер, не клал жеманно ногу на ногу, а когда остальные начинали спорить, кто красивее — Рамон Новарро или покойный Валентино, — оставлял свое мнение при себе. Поэтому я решил, что господин Колтай не голубой. Тогда я еще считал, что они непременно манерные. Но со временем понял, как сильно ошибался: зачастую самые мужиковатые мужики оказываются теми еще пидорами. Так что, если поразмыслить, старикан вполне мог быть таким же, как «мальчики».
Ну, неважно. В общем, этот господин родился в Будапеште, жил в Квинсе, на голубого не смахивал (по крайней мере, на мой взгляд) и был крупным специалистом по лилипутам. Такое у него было хобби, даже пристрастие. Колтай мог часами рассказывать про карликов, про их странности и подробности жизни, поскольку многих из них знавал лично. С младых ногтей он занялся этой темой и стал истинным знатоком. Однажды какой-то захудалый род-айлендский журнал напечатал его статью (называлась, кажется, «Самые знаменитые лилипуты в мире»), и он везде носил с собой вырезку и при каждом удобном случае всем показывал. Я тоже прочел, мне понравилось, и я перепечатал ее на память. Чиките там был уделен крайне восторженный фрагмент. Копия валяется где-то там в коробках, так что не буду лишний раз надоедать тебе пересказом.
Помню, я советовал ему расширить статью и сделать из нее брошюру. «Да, вы правы, в ближайшее время так и поступлю», — сказал он, но без особой охоты. Скорее всего, так ничего и не опубликовал, унес знания в могилу.
На вечерах, пока наша голубизна жевала, глотала, хохотала и танцевала, мы с сеньором Колтаем устраивались в уголке и беседовали. То есть говорил больше он, а я только изредка задавал вопросы. Тема никогда не менялась, потому что Колтай был ходячей энциклопедией, состоявшей из одной-единственной статьи. Благодаря ему я уйму всего узнал про лилипутов.
Сколько лет ему было — страшно представить, если он своими глазами видел выступления Чарльза Страттона, легендарного Генерала Тома Большого Пальца. И не в пору заката, когда тот растолстел, облысел и даже подрос на несколько дюймов. Нет, он застал его еще очаровательным юношей, которого сама королева Виктория принимала в Букингемском дворце. От Колтая я узнал, что в начале карьеры Том Большой Палец побывал в Гаване и однажды вечером проехал по бульвару Прадо в экипаже, запряженном карликовыми пони [70] .
70
История правдивая. В январе 1848 года, после гастролей в Новом Орлеане, прославленный лилипут прибыл в Гавану на борту судна «Адамс Грей». Элис Кертис Десмонд пишет в своей книге «Barnum Presents General Тот Thumb» («Барнум представляет генерала Тома Большого Пальца». — Пер.) — выпущена в Нью-Йорке издательством «Мак-Миллан Кампани» в 1954 году, — что у кубинцев он пользовался невероятным успехом: его автографы продавались по дублону, а эта испанская монета равнялась шестнадцати серебряным долларам. Чарльзу Страттону было десять лет, но Барнум накидывал ему возраста.
Еще он с большим уважением, даже с восторгом отзывался о Лусии Сарате, трагически погибшей мексиканке. Она ехала на поезде через Скалистые горы, случилась какая-то поломка, а тут еще и снежная буря — словом, поезд застрял. Ударил такой мороз, что несчастная Лусия скончалась от переохлаждения. Паулину Мустерс он также очень любил и всегда называл «голландской мушкой с кружевными крыльями и в рубиновой короне». У него имелась целая коллекция портретов разных лилипутов, я сам видел. Но сильнее всего Колтай гордился тем, что ему довелось присутствовать на бракосочетании Тома Большого Пальца. Я раз двадцать слышал от него эту историю.
Свадьба Генерала Большого Пальца и Лавинии Уоррен стала событием в масштабе всей страны. В предстоящие дни газеты даже стали печатать меньше сводок о Гражданской войне, чтобы читатели не упустили ни одной подробности свадьбы. Невесте исполнился двадцать один год, а росту в ней было тридцать два дюйма; жених обгонял ее на четыре года и два дюйма. Юный Колтай из кожи вон вылез, но добыл приглашения на церемонию в церкви и праздничный банкет, устроенный Барнумом в отеле «Метрополитен» [71] . В дешевом, но отглаженном и накрахмаленном костюмчике он смешался с толпой миллионеров, сенаторов, генералов и дипломатов. Жениха и невесту поставили на крышку рояля, и оттуда они принимали поздравления. Но лишь немногие гости (и в их числе, разумеется, Колтай) знали, что женихом на этой свадьбе Чарльз Страттон оказался едва ли не случайно.
71
Свадьба состоялась в епископальной церкви Грейс-черч в Нью-Йорке 10 февраля 1863 года. Среди прочих подарков молодые получили каминную решетку китайской работы из золота, серебра и перламутра, присланную президентом Авраамом Линкольном и его супругой.
Том Большой Палец с первого взгляда безумно влюбился в Лавинию Уоррен (та прибыла из родного массачусетского селения поработать несколько недель у Барнума в Американском музее). Роль Купидона разделили между собой Анна Свон, великанша шведского происхождения из Новой Шотландии, и Мадам Клофуллия, бородатая женщина, уроженка Швейцарии.
«Ты должен познакомиться с мисс Уоррен! Она твоего размера, тебе понравится», — сказала великанша. «К тому же тебе самая пора жениться», — поддакнула бородатая. Поначалу лилипут воспротивился: он знать не желает никакую там девицу. «Да я перецеловал больше женщин, чем любой парень моего возраста, включая королев Англии, Франции, Бельгии и Испании, — похвастал он и презрительно добавил:
— Она, наверное, толстая уродина, и ей лет под сорок».
Великанша заметила, что Лавиния отличается редкостной красотой и ей едва сравнялся двадцать один, а Клофуллия рассказала, что по профессии она учительница, и, хотя ученики бывают намного выше ее, она вполне с ними управляется и пользуется их уважением.
Том Большой Палец не хотел признавать, но на самом деле он мечтал жениться. Ведь, несмотря на свой рост и тоненький голосок, он был мужчиной в расцвете сил, каждое утро брился и имел те же нужды, что любой другой. Жена требовалась срочно. Поэтому с виду равнодушный Том при первой возможности отправился взглянуть на мисс Уоррен и убедился: Анна Свон и Мадам Клофуллия сказали чистую правду.
Но мало кто знал, что у Лавинии уже был поклонник. Когда Генерал Большой Палец отправился в контору к Барнуму просить, чтобы тот представил их немедленно, импресарио рассказал, что еще один лилипут из его труппы, Коммодор Натт, также влюблен в Лавинию и вот уже несколько дней за ней ухаживает, так что преимущество на его стороне. Более того, он просил Барнума помочь с покупкой кольца, поскольку в самом скором времени собирается признаться в любви. Однако Барнум, полагая, что большим обязан Генералу Большому Пальцу — самому высокооплачиваемому из его «чудес природы», — чем Натту, обещал Тому всяческую поддержку.