Чикита

Мундо в те дни переживал некий упадок духа. Он почти не ел, источал большую меланхолию, чем обычно, и перестал наигрывать Шопена в свободное время. Чикита долго допытывалась, в чем причина его апатии. «Тебе кажется», — защищался кузен. Но она не отступилась. Мундо изменился, и это не просто так. Наконец ей удалось вырвать признание: молодой человек по уши влюбился в Мистера Геркулеса, силача из водевиля, который поражал публику, тягая огромные железные гири и голыми руками разрывая цепи.

Похвастать большим опытом Мундо не мог. После довольно бурного начала половой жизни (в котором его кузены сыграли решающую роль) он довольствовался спорадическими связями. Боязнь быть уличенным в «слабости» и отвергнутым Церковью и приличным обществом сковывала его, но во времена исполнения дансонов в оркестре Мигеля Фаильде он все же пережил тайный роман с тромбонистом.

Мундо с ума сходил по Геркулесу, но не отваживался даже сделать намек. Когда они сталкивались за кулисами или в уборных для артистов «Дворца удовольствий», он стыдливо опускал взгляд и дрожал от волнения, поскольку пребывал в уверенности, что его страстные мечты несбыточны. Атлет — этакий кроманьонец, дюжий, грубый и косматый — в мгновение ока мог своей гирей размозжить голову любому, кто осмелился бы на непристойное предложение.

Чикита придерживалась иного мнения. Она знала, что Проктор платит гроши тем, кто заполняет интермедии, и вызвала Геркулеса к себе в гримерную. Она сразу взяла быка за рога: прямо спросила силача, не желает ли тот заработать двадцать долларов. «Можете на меня рассчитывать», — пробасил Геркулес, выслушал указания без малейшего удивления и решительно отправился исполнять.

Вечером, после второго шоу, Чикита притворилась, будто потеряла сережку, и велела Мундо оставаться в театре, покуда не найдет пропажу. Он нехотя подчинился, не подозревая, что все подстроено. Едва Чикита с Рустикой удалились, в гримерную проник Мистер Геркулес и едва не задушил Мундо первым же объятием. Ошеломленный и счастливый пианист не успел задаться вопросом, чем он заслужил такое чудо, потому что великан в два счета раздел его и утянул к кушетке. Довольно долго они неумело целовались и ласкали друг дружку, а потом Геркулес вдруг замер, приподнялся и прорычал: «Сехисмундо, я знаю, как сильно ты желаешь меня. Не будем ждать! Овладей мною сию минуту!» И, к горькому разочарованию пианиста, развернулся и подставил ему свой крепко сбитый волосатый зад.

Что за злая насмешка судьбы?! Мундо не знал, плакать или смеяться. Он молниеносно оделся и выскочил в коридор. Чикита и Рустика страшно расстроились, узнав о случившемся. Но страданиям Мундо суждено было вскоре кончиться. Через несколько дней, без всякого вмешательства кузины, в уборных его настиг рабочий сцены. Это был носатый, низенький, тщедушный, безусый, прыщавый и писклявый юноша по прозвищу Косточка. К счастью, он ловко восполнял недостатки внешности выдающейся сноровкой в любовных играх: в два счета он отправил Мундо прямиком на седьмое небо и долго там нежил.

Все время, что Мундо вздыхал по Геркулесу, Косточка тщетно пытался завладеть его вниманием. В отчаянии он решил взять инициативу на себя даже ценой возможного увольнения — ведь Мундо мог пожаловаться управляющему театром. После столь удачного исхода дела Мундо вновь обрел вкус к жизни и игре на фортепиано. А Чиките и Рустике частенько приходилось возвращаться в отель одним, пока Мундо в гримерке разыскивал злосчастную сережку, которая, что удивительно, никак не желала находиться, несмотря на всемерную помощь Косточки в поисках.

Как и обещала, Лилиуокалани очень скоро объявилась снова. На сей раз она не прибегла к услугам секретаря, а лично прислала записку с приглашением на поздний ужин с участием трех ее «весьма незаурядных» друзей. Чикита сперва хотела отказаться, но, пробежав глазами записку целиком, увидела, что среди гостей ожидаются Лавиния Уоррен, вдова Тома Большого Пальца, и Граф Примо Магри, ее второй супруг. Любопытство взяло верх, и Чикита приняла приглашение гавайской королевы. Но кто же третий? Еще один прославленный лилипут? Может, Барон Эрнесто Магри? Вполне возможно, ведь он брат Примо, и они с Лавинией выступают все втроем [75] .

75

Многие думали, что после кончины сорокапятилетнего Чарльза Страттона (Тома Большого Пальца) его вдова уйдет со сцены, но этого не произошло. Через год и десять месяцев Лавиния вышла замуж за Графа Примо Магри, итальянского лилипута на восемь лет младше ее, и продолжила карьеру. С мужем и деверем они играли скетчи, например, «The Rivals» и «Gulliver among the Lilliputians» («Соперники», «Гулливер в стране лилипутов» (англ.). 

— Пер.), сочетавшие комедию, пантомиму, пение и танцы. И Примо, и Эрнесто Магри (известные под псевдонимами Граф Розовый Бутон и Барон Мизинчик соответственно) обладали недюжинным комическим даром, но звездой шоу все же оставалась Миссис Большой Палец (Графиня Магри сохранила фамилию первого мужа для привлечения публики). Статья, напечатанная «Сиэттл Пресс-таймс» в июне 1892 года, утверждает, что Лавиния появлялась на сцене увешанная таким количеством брильянтов, что «жена ростовщика удавилась бы от зависти».

Почти каждый день после их первой встречи Чикита читала в газетах что-нибудь о королеве. Журналисты гадали, почему Лилиуокалани так часто перемещается из Вашингтона в Бостон, а из Бостона в Нью-Йорк. В одной статье высказывалось предположение: королева лишь делает вид, будто смирилась с потерей престола, а на самом деле плетет интриги, намереваясь выдавить американцев с прежде подчиненной ей территории. «Не удивимся, если она ведет переговоры с императором Муцухито и, когда придется выбирать метрополию, предпочтет аннексию Гавайев Японией, а не Соединенными Штатами», — развивал тему журналист.

Как обычно, капитан Палмер поспешил разослать коммюнике с опровержением слухов о возможном союзе с японцами. Бывшей королеве нечего скрывать. Она ездила в Вашингтон не затем, чтобы вернуть трон, а затем, чтобы воспрепятствовать попыткам сделать Гавайи американской территорией. По мнению Лилиуокалани, аннексия явится нарушением воли и прав более чем сорока тысяч гавайцев, включая ее саму, несправедливо лишенную девятисот пятнадцати тысяч акров земли по решению островного правительства. О чем она уже сообщала президенту Кливленду в ходе дружеской встречи и не преминет сообщить Мак-Кинли, новому обитателю Белого дома, как только тот согласится ее принять.

В одиннадцать часов вечера одетая в шелестящее платье из белого атласа, небесно-голубую накидку с оторочкой из лебединого пуха и все драгоценности, которые только смогла на себя навесить, Эспиридиона Сенда отправилась в отель «Альбемарль», где Лилиуокалани опять поселилась после возвращения из Вашингтона. Лавиния и Примо Магри уже были там и оживленно беседовали с королевой и капитаном Палмером. Третий гость блистательно отсутствовал.

С первой минуты Граф рассыпался в любезностях перед Чикитой. Он поцеловал ее затянутую в перчатку ручку, похвалил костюм и поздравил с успехом водевиля. Вдова Тома Большого Пальца, наряженная в жемчужно-серое поплиновое платье, сначала лишь улыбнулась и устремила на Чикиту пристальный взгляд прозрачных голубых глаз, но чуть позже разговорилась с ней вполне дружелюбно.

К тому времени Лавиния уже лет десять была замужем за Магри и, несмотря на почтенный возраст (ей исполнилось пятьдесят пять) и приобретенную полноту, по-прежнему собирала полные залы благодаря природному обаянию и превосходной репутации. Вне подмостков она вела себя так, словно все еще зарабатывала на хлеб учительством, а окружающие, как школьники, только и знали, что испытывать ее терпение.

Магри пошутил, что по сравнению с Чикитой они с супругой просто «великаны», ведь превосходят ее почти на фут. Лавиния кивнула и добавила с тоской, что Чикита напоминает ей ее возлюбленную сестру Минни. Не внешностью, уточнила она: Минни походила на робкую фею, а Чикита — на цыганочку, готовую вот-вот запеть и заплясать, крохотную Эсмеральду. Но обе наделены неким исходящим изнутри светом, обе излучают сияние и к тому же обладают естественной способностью покорять сердца, даже против собственной воли.

Лавиния вкратце поведала Чиките историю милейшей Минни. Несколько лет сестра гастролировала вместе с ней и Томом Большим Пальцем по лучшим театрам мира. Но в 1877 после долгого турне Минни решила выйти замуж за лилипута по имени Эдвард Ньюэлл и уйти со сцены. Отговаривать ее оказалось бесполезно. Минни, скопившая приличное состояние за годы работы, посвятила себя домашнему хозяйству и вовсе не скучала по поездам, кораблям, свету софитов и овациям.

Вскоре соседи заметили, что она, сидя на крылечке, шьет одежки, больше похожие на кукольные. Крошечная миссис Ньюэлл была беременна. Они с мужем считали, что ребенок получится таким же маленьким, как они сами. Но они ошибались: дитя оказалось обычных размеров, и Минни так обессилила, что испустила дух через несколько минут после окончания родов. Шестифунтовый младенец скончался четыре часа спустя.