Чистая душа

Открылся салон, пассажиры стали собираться на завтрак. Мухсинов остановился у каюты Сании и еще раз тихонько постучал. Ответа не было.

Он зашел в салон. Заказал завтрак. Пришлось долго ждать. Но спешить было некуда. Наконец показалась Казань. Надо зайти в каюту и собрать вещи.

Приняв такое решение, он решительно подошел к каюте. Стал громко стучать. «Что за штука? Почему она молчит? Что-нибудь случилось?..»

В голову пришли страшные мысли. Он наклонился к замочной скважине. Нет, в двери ключа не было.

Подошла дежурная:

— Вам кого?

— Мне надо зайти в свою каюту.

— Ключ от каюты у меня.

— А женщина, которая была там?

— Она еще вчера сдала мне ключи и ушла.

— Совсем ушла с парохода? Где? Куда?

— Не могу сказать.

Мухсинов открыл каюту и начал торопливо собираться. Нашел под столом недопитую бутылку с портвейном и, налив его в немытый стакан, выпил: не пропадать же!

«Куда же девалась эта дуреха? — недоумевал он. — Неужели сошла с парохода? Вот так история!..»

8

Сания с парохода не сошла. Как только Мухсинов вышел, она собрала вещи и спустилась вниз, в помещение четвертого класса. Села в темном углу, чтобы не попадаться на глаза людям. Она готова была плакать от обиды и унижения. «Нет, этого так оставлять нельзя. Как только приедем, зайду в обком. И Кариму тоже он погубил. — Гашия не станет зря говорить».

В полудремоте провела всю ночь. Не вышла и тогда, когда все проснулись. Едва причалили к пристани в Казани, первой спрыгнула с парохода, села на трамвай и поехала в город. Хотя она и знала, что в гостинице приготовлены места для вызванных на совещание, чтобы не встретиться с Мухсиновым, решила устроиться у знакомых, живущих на улице Карла Маркса. Подруга ее была на работе, но Санию встретили приветливо.

За расспросами и разговорами стали отходить на задний план случившиеся ночью неприятности.

Она не побежала в обком, как решила в дороге, «Может быть, вообще не стоит ходить? — думала она теперь. — Ведь ничего же страшного не случилось, стоит ли поднимать шум? — Но тут же рассердилась на себя за свою слабость, — В том-то и беда наша, что видим подлость, низость и грязь, возмущаемся ими, а когда нужно выступить на открытую борьбу, быстро охладеваем. Нет, надо быть беспощадными к таким людям, как Мухсинов. Чтобы других не портили…»

Сания подошла к зеркалу, и ее бросило в жар: на белой шее синим пятном отпечатался след мухсиновского поцелуя.

Как человек, прячущий постыдную болезнь, она стала окутывать шею шарфом. Людям на глаза не покажешься теперь…

«Пойду-ка я, — решила Сания, — к самому Забарову. Он сумеет дать этому должную оценку. Вопрос о моральном облике коммуниста не шуточное дело… Оскорбить жену фронтовика, который, не жалея жизни, воюет на фронтах Отечественной войны… Покажет тебе Забаров, что это значит…»

Забарова Сания знала давно. Она хорошо помнила его блестящие выступления на собраниях и лекциях по истории партии. К тому же и сам он был весьма обаятельным, простым человеком.

Забаров когда-то учился вместе с Башкирцевым. Но когда Башкирцев был еще секретарем райкома, тот уже работал в аппарате областного комитета и в контрольной комиссии. По окончании каких-то курсов его выдвинули секретарем областного комитета по пропаганде.

9

Забаров не заставил Санию долго ждать.

Он сильно изменился. Когда-то румяное его лицо покрылось желтизной, под глазами легли тени, рот испещрили морщины. И облысеть успел.

— Так, — сказал он, оглядывая Санию. — Значит, это вы — Ибрагимова? На пленум приехали? С Башкирцевым?

— Петр Тихонович приедет завтра.

— Еще кто?

— На пароходе со мной ехал и наш прокурор. Но…

Сания замолчала, и Забаров уточнил:

— Мухсинов?

— Он самый…

По тону Сании Забаров почувствовал что-то неладное.

— Что? Почему вы замялись? У вас с ним каша не варится?

— До сих пор ничего такого не было… Но, видно, я плохо его знала.

— А что случилось?

— Из-за этого я и пришла к вам сразу, как только приехала в Казань. Этот человек не умеет вести себя, как подобает коммунисту.

— Конкретней! — поморщился Забаров.

И Сания рассказала о том, что случилось с ней ночью в каюте. Но тут же почувствовала: мерзкий поступок Мухсинова в ее изложении не получил достаточно резкой окраски и не произвел впечатления на Забарова.

— И все? — спросил он.

— Разве этого мало? — возразила Сания. — Он же коммунист, ответственный работник. Человек, решающий судьбы других людей! — Она замолчала, глядя Забарову в глаза и как бы спрашивая: «Что вы на это скажете?»

Забаров молчал.

— Я жена фронтовика! — возмущенно продолжала Сания. — Как он смеет оскорблять меня!

Она опять посмотрела на Забарова, ожидая, что он скажет.

А Забаров продолжал молчать.

— Отношение коммуниста к женщине — это, по-моему, очень большой и принципиальный вопрос. А Мухсинов в этом… Честь, совесть, душевную чистоту — все это он и в грош не ставит, — закончила Сания свою жалобу.

— Вон что-о-о! — протянул Забаров, выслушав все. — А ведь время-то у нас какое, а? Вся страна поднялась на священную войну! На полях сражений гибнут сотни, тысячи лучших наших людей. Разрушаются гигантские сооружения, уничтожаются города с вековой историей, бесценные для народа исторические памятники…

Воодушевившись, Забаров поднялся на ноги. Голос его стал громче, желтоватое лицо зарделось румянцем, глаза оживились.

— Решается вопрос — кто кого. Решается вопрос жизни и смерти Советского государства! А тут…

Голос Забарова стал вдруг насмешливым и едким:

— А тут, в маленькой, тесной каюте, мужчина пытался обнять женщину! Ха-ха! Какая важная проблема! Не знаю, в силах ли обком разрешить ее? Или, может, проконсультируемся в Центральном Комитете?..

Сания не знала, что ей сказать, что подумать. Она никак не ожидала, что разговор примет такой оборот.

— А? — гаркнул Забаров, уставившись ей прямо в глаза.

— Я не совсем понимаю вас, товарищ Забаров, — с трудом пролепетала Сания.