Чистая душа

Снова послышался сердитый голос Прохора:

— Ну, заехали!

— Маета вся впереди, Прохор, — спокойно ответил отец. — Не ворчи!

— Я не ворчу. Думаю только, что не по той дороге поехали.

— Нет, дорога у нас одна…

После некоторого молчания отец, вкладывая в слова какой-то непонятный Павлику смысл, повторил:

— И совершенно верная! Вернее этой нам теперь не сыскать.

Кажется, понял это и Прохор, — уже без раздражения он сказал:

— Что верно, Петрович, то верно.

5

Наконец обоз остановился на широкой лесной поляне.

— Сено! Давай сюда! — крикнул отец.

Один из возов повернул на его голос — в дальний край поляны. И другие возчики, оставив лошадей, пошли туда же.

Павлик насчитал шесть телег. При каждой возчик. Это были колхозники, Павлик всех их знал. Но все же мальчик не смел показаться им на глаза — боялся отца. Отец не любил, если кто совал нос не в свое дело. А тут, сразу видно, какое-то тайное дело. Скрытое дело. Если отец увидит, даст жизни. И Павлик, спрятавшись за деревьями, продолжал наблюдать со стороны.

Отец стоял возле большой, свежевырытой ямы.

— Прохор, подъезжай! — скомандовал отец.

Прохор, отделившись от группы, подвел одну из телег к краю ямы. С телеги начали выгружать мешки. Никто не разговаривал, лишь изредка слышны были тяжелые покряхтыванья. Кто-то, словно не умещая в душе неприятные думы, громко вздохнул.

— Эх, настали времена!..

И опять все работали молча.

Снова кто-то заговорил:

— Эх, прошло бы все по-хорошему! Не жалко, если бы даже все сгнило тут.

— Не болтать! — сурово обрывает отец. — Говорят: слово — серебро, молчание — золото. Смотрите у меня, что бы ни приключилось — умри, а язык держи за зубами. Понятно?

— Ладно уж, Захар Петрович! — говорит кто-то обиженно. — Неужто не верите нам?

— Знаю, вы все хорошие люди. Однако не думайте, что предатели бывают только из таких, которые не советские. Болтовня да трусость живут рядом. А из труса выходит предатель…

Павлик вздрогнул, словно эти слова отец сказал, заметив его, спрятавшегося за деревьями.

«Разве я трус? Если бы было так, разве я смог бы прийти ночью в такой лес?» — «А показываться отцу боишься», — словно поддразнил его кто-то.

Павлик вышел и встал перед отцом:

— Папа, я не трус!

— Павлик?1 Ты?..

Все бросили работу. Наступила тишина. Казалось, даже лошади насторожились.

Павлик ждал, что отец сейчас возьмется за него. Хорошо, если дело обойдется без подзатыльников. Но Захар Петрович, — или оттого, что был очень поражен, или же рассчитывая заставить Павлика сказать всю правду, — против ожидания, заговорил благодушно:

— Ты что, в разведчики пошел? Да? Следить за нами? Ишь, следопыт выискался!

— Я не знал, что вы едете сюда.

— Не ври, сынок!

— Нет, папа. Я один пришел в лес, и я не трус.

Пропустив без внимания эти слова, отец продолжал допрос:

— Говори, кто тебе сказал, что мы собрались ехать в лес? Кто научил следить за нами?

— Никто, папа! Никто не говорил, и я не знал об этом.

— Так. А где твой товарищ?

— Какой товарищ? Я один…

— Говори правду, не бойся.

— А я и не боюсь.

— Не боишься? А знаешь, что ты сделал?

— Что я сделал?

— Ты узнал то, что тебе не следовало знать. И ты за нами следил. Кто тебя послал?

Павлик чуть не заплакал от обиды.

— Говорю же, никто! — крикнул он запальчиво. — Я сам хочу быть партизаном. — Сказав это, Павлик уже не смог удержаться, слезы брызнули из его глаз.

— Так ты хочешь быть партизаном? — спросил его Прохор.

— Конечно, хочу. И буду!

И Павлик рассказал, как учился не бояться, как в темные ночи один бродил по лесу.

— Дурак! — сказал отец.

Но это оскорбительное слово прозвучало у него совсем не сердито, словно он хотел сказать: «Молодец!»

Люди, стоявшие около ямы, добродушно рассмеялись. Легко стало и Павлику.

Но отец тут же распорядился.

— Ладно! — сказал он отвердевшим голосом. — Прохор, твоя телега освободилась, езжай домой. Увезешь кстати и этого сопляка. Я с ним завтра как следует поговорю. А мы переменим место…

6

На следующий день отец подозвал Павлика.

— Иди-ка помоги мне. — Связав пеньковые пряди, он собирался вить веревку. — Крепче держи!

Павлик молча взял концы.

— Ну, выспался, «партизан»?

— Выспался, — тихо ответил Павлик.

Отец сложил веревку вдвое и, соединив концы, начал скручивать ее снова. Павлик с удовольствием смотрел, как красиво и плотно вьется у отца веревка. Попросить бы сплести кнут! Да разве сплетет? Еще в прошлом году просил, не сплел. «Учись сам!» — только и сказал. Правда, Павлик и сам умеет плести, только у него так не получается, как у отца.

Отец долго работал молча, только изредка поглядывая на сына. Наконец заговорил.

— Тебе придется уехать, парень, — сказал серьезно, как говорят взрослому.

— Куда?

— Где спокойнее. Может, на Урал или в другое какое место… Детей из колхоза отправляем.

Павлик встревожился:

— Зачем?

— Здесь оставаться опасно, сынок. Фашисты идут.

— А вам разве не опасно?

— Мы взрослые. Нам стыдно, сынок, оставлять свое село. А ты еще маленький. Тебе надо учиться. Там будешь ходить в школу.

Павлик не знал, что ответить отцу. А разве он не может стать партизаном? Ведь он тоже готовился!..

Он понял, что отец, а с ним и другие колхозники готовятся к борьбе с фашистами. Они приготовили место в лесу для пратизанского лагеря, если окажется так, что придут немцы…

Наверное, отец решил отправить меня потому, что я узнал тайну. Дескать, если попаду в руки врага, не выдержу, испугаюсь, расскажу врагу и провалю все дело…

Павлик едва сдержал слезы.

— Я не поеду, — тихо, но твердо ответил он.