Чисто убойное дело

– Прости меня, я выбежала из дома с мокрой головой и постояла на морозе, она заледенела, наверное. – Яна бросилась к гримировочному столику, схватила пачку салфеток и дала отцу. – Вот возьми.

Тот тяжело опустился на стул.

– Ой, не ко времени всё это. В глазах прямо звезды рассыпались. Ну ты даёшь. Ледяная коса – страшное оружие сиротки. У меня затылок ломит, наверное, давление подскочило.

– Что делать? Может надо «Скорую»?

– Что ты! Какая «Скорая»? Иди… Сейчас твой выход! Я ко времени моего появления на сцене буду в порядке. Только не угробь своей косой моих коллег. Столько лет вместе, мне их будет жаль!

– Иду-иду! – сказала Яна, меняя окровавленные салфетки. – Пень волшебный – это еще роль Егора Валериановича? – спросила она.

– А как же! Он же дуб, он же яблоня с молодильными яблоками, леший, водяной, куриные ноги избушки…

– Сколько же ему лет?

– Точно не знаю, кажется девяносто.

– Ого! Ну, ладно. Пошла.

– С богом, – булькнул вслед дочери ведущий артист, временно выведенный Яной из строя.

Конечно, Яна не обладала железными нервами. И поэтому отвечала на вопросы артистов за пять минут до начала спектакля с большим волнением. А всех, естественно, волновал вопрос: почему Цветкова решила выйти вместо Абрикосовой? И где сейчас Настя Абрикосова, почему она не явилась на спектакль? Яна решила не морочить всем голову затейливыми рассказами, а сказала просто: «Меня попросила о замене сама Настя. Я согласилась. Все подробности будут потом».

– А где твой отец? – спросила с тревогой Яну ее мама, Валентина Петровна, одетая в костюм мачехи. – Пьёт в гримёрке?

– Мама, давай не сейчас. У вас же перемирие!

– Откуда ты знаешь про перемирие? – удивилась Валентина Петровна.

– Отец сказал. Он сейчас придёт. Не волнуйся.

– Приготовиться! – громко объявили по внутренней связи.

– Полный зал! Полный зал… А комиссия? Комиссия пришла… – раздалось последнее шушуканье за кулисами и заиграла музыка.

Открылся занавес и началось первое действие. Яна посмотрела в зрительный зал – и лучше бы она этого не делала! В третьем ряду на лучших местах она увидела Мартина, а рядом с ним Ольгу Федосеенко. Интересно, что они забыли на детском спектакле провинциального театра? Ишь, воркуют как голубки, склоняясь друг к другу головами. Вот тихонько засмеялись – весело им! Ну, Мартин, погоди! Как говорится «красный пролетарский серп сверкнёт над твоей башкой!».

Яна вышла на сцену и постаралась не смотреть в зрительный зал. Она была так зла, что ей стало просто нехорошо. Чтобы прийти в себя ей пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, словно она ныряла в воду. Постепенно она успокоилась и даже сорвала несколько раз аплодисменты зрительного зала.

После небольшого антракта она снова увидела Мартина в зале. Он уже был один, детский спектакль, видно, надоел его старой-новой пассии, и она покинула зрительный зал. А Мартин остался. Почему?

И тут Яна поняла. Скорее всего в комиссии находится какой-нибудь друг Мартина, который пригласил его на спектакль в роли независимого эксперта. Для кого-то мнение Вейкина важно, вот он и сидит, как приклееный к креслу. А подруга его не выдержала.

Яна дёрнула плечом, словно приняла решение.

– Сейчас мне надо сконцентрироваться только на роли, – сказала она себе. – Милая, глупая, наивная Настенька, но в то же время героиня, которая не побоится оборотня-медведя и наденет тому на башку ведро. А еще я должна понравится Морозке, иначе он превратит меня в ледышку.

И вот трагическая сцена, когда Настенька, убираясь у Морозко в ледяном тереме, должна дотронуться рукой до морозильного посоха.

Яна-Настенька пела песенку и подметала горницу, всё ближе и ближе приближаясь к страшному посоху, который забывчивый Морозко оставил в тереме Настеньке на погибель. И вот Настенька протянула руку к посоху, стараясь спасти птичку, севшую с лёту на макушку посоха, увенчанную пятиконечной блестящей звездой.

Птичка замёрзла и со звоном упала на пол, а Настенька вместо того, чтобы тронуть волшебную палку и замёрзнуть насмерть, стоит, открыв рот и пялится на посох, словно увидела чудо.

Яну посетило озарение.

Она увидела, что один конец на звезде отломан. А остальные все как один, напоминают предмет, который нашли в теле Аглаи Алмазовой.

Пауза несколько затянулась. В зале послышался сначала робкий шёпот, а потом и приглушенные крики:

– Дотронься до посоха!..

– Настя, умирай!

– Да что она, не слышит?..

– Падай, тебе говорят!

Артисты, столпившись за кулисами, тоже шипели:

– Янка, падай!

– Ты чего застыла, дура?

– Нет, я просто не могу… Дайте мне воды! Да падай же!

В этот момент Яна словно очнулась, плавно повела рукой и коснулась посоха. Зал замер. Яна покачнулась и красиво упала на спину, картинно откинув правую руку. Зал облегчённо вздохнул.

В этот момент на сцене появился Морозко и увидел распростёртую на полу Настеньку. Он сначала кинулся к ней, а потом к проклятому посоху. Но Настенька зашипела:

– Не трогай палку!

Морозко от неожиданности повернулся к ней и громко спросил:

– Что?

Зал замер. Потом кто-то хихикнул.

Но Головко нашёлся и патетически воскликнул:

– Что это?.. Кто это сделал?! – И потом, словно спохватившись, ударил себя по шапке: – Ах, я дурной, голова с дырой! Погубил Настеньку! Погубил голубушку!

Действие двинулось по проторённому пути. И вскоре сказка счастливо подошла к концу. Иван-Медведь, превращённый обратно в добра молодца, взял Настеньку за руку и немедленно позвал замуж. Ещё бы, с таким приданым! Та быстренько согласилась и было понятно, что в постылой семье отца она не останется ни минуты. Иван-бывший Медведь, облапил Настеньку и шепнул ей на ухо:

– Дождался, моя красавица! Обожаю финальный поцелуй! Слава богу, медвежью башку с головы снял, а то она линяет, волосы в рот лезут.

Яна немного отстранилась:

– Держи себя в руках! Никакого поцелуя, только одна видимость.

– Яночка, ну я тебя прошу…

– Не дай бог, хоть капелька слюны попадёт мне в рот, – отрезала Яна. – Давай целоваться, зрители ждут… – И она уткнулась ему куда-то в плечо.

Финальный поцелуй зрители одобрили и наградили артистов громом аплодисментов. Счастливые актёры выходили на поклоны несколько раз. Мачехе и Морозко даже преподнесли по букету жёлтых хризантем и это было очень трогательно. А вот Настеньку просто завалили букетами, у нее даже не хватало рук, чтобы их все удержать.

– Позволь, я помогу. Твои милые ручки еще могут понадобиться для наручников.

Яна посмотрела сквозь цветы и увидела своего приятеля, следователя Петра Ольшанского.

– Я не шучу, – сказал он. – Пройдёмте в гримёрку, гражданка Цветкова.

– Такое современное здание, а гримёрка словно конура для собаки, – огляделся Пётр Иванович Ольшанский.

– Это в каком смысле? – обиделся Головко.

– Да в самом прямом. Развернуться негде.

– Зато у нас на каждого артиста своя гримёрка. Вы не театральный человек, вы не знаете что это такое, когда за каждым твоим движением наблюдает посторонний человек. Ни сна, ни отдыха.

– Простите, вы кто? – строго посмотрел на Головко следователь.

– Я Иван Головко. Заслуженный артист.

– А почему вы в гримёрке с Цветковой?

– Я ее отец!

– Вот как? Интересно! Значит, вы одна банда? Наверняка нет секретов друг от друга? Тогда приступим. – Следователь сел на единственный стул и вынул из папки лист бумаги.

– Отец ничего не знает! – воскликнула Яна. – Отпусти его.

– Нет уж, я останусь! – твёрдо заявил Иван Демидович, стукнув по полу своим злосчастным посохом. Вид у него в шубе был очень представительный.