Чистое золото

— Вижу, старая Филимониха смотрит на меня ненормальными глазами. Я взял и завыл тихонечко. Просто так, для интересу… А тетка Матрена корзинку бросила — и бежать! Мы даже удивились, чего это она. Потом вдруг дядя Егор показался… Тут я убежал. А нынче слышу — заговорили, что тетка Матрена рассказывает, будто она какого-то белого мальчика видела… Ну, я решил вам сказать…

— Где же Митхат был, когда ты убежал?

— В балагане сидел, — раздался тонкий голосок. — Спрятался за печкой. Старик не видал…

— Вы понимаете, мальчики, что придется рассказать об этом директору?

— Надежде Георгиевне? Ой, не надо, Татьяна Борисовна!

— Как «не надо», голубчик! Мы с тобой будем молчать, а отсталые люди начнут ерунду рассказывать про привидения на прииске, детей пугать.

— Так ведь их мало… отсталых-то… Никто не верит, — прошептал Степа.

— Мало, это верно… Но ведь мы с тобой хотим, чтобы их совсем не было. Правда?

— Ну да, — уныло согласился Степа.

А Митхат, с беспокойством наблюдавший за товарищем вздохнул и спросил:

— А может, ничего, Татьян Борисовна, что есть немножко отсталый? Потом умный станет…

— Нет, Митхат, это не все равно. Пойдемте-ка, ребята.

Разговор с директором длился долго. Степа вышел от Сабуровой присмиревший и грустный, но скоро повеселел и даже перекувырнулся через голову. На душе у него впервые за три дня стало спокойно.

Надежда Георгиевна попросила Анну Прохоровну и Мухамет-Нура не бранить больше мальчиков и прибавила, что они молодцы: сами во всем сознались, поступили как честные ребята.

Весь прииск хохотал над бабой-штейгером. А дядя Егор издали завидев Степу, кричал:

— Ну ты, призрак бледный, как дела?

Утром в день первого испытания выпускники сидели на бревнах в школьном дворе и томились: все пришли слишком рано. Экзамен начинался в девять часов. Принаряженные девушки принесли с собой огромные букеты жарок — оранжевых огоньков, белой ветреницы и кандыка.

— Честное слово, ребята, точно спал непробудно и во сне видел одни учебники! — говорил Андрей Мохов. — А сейчас проснулся — и удивляюсь, что это мы все на бревнах сидим.

— Да еще такие нарядные! — рассмеялась Лиза. Да, Андрейка?

— Не говори… Причесались все гладенько. Вот уж правда, как в песне поется: «Волос к волосу лежит…»

Илларион Рогальский, молчаливо шагавший по двору, остановился перед Тоней.

— Дурацкое состояние! — сказал он. — Повторять уже поздно, да и в голову ничего не лезет, болтать не хочется… Брожу, как неприкаянный. Хоть бы началось скорее!

— Илка, честное слово, ты трусишь не меньше нас! воскликнула Лиза, с интересом глядя на Иллариона. Вот не думала!

— А что же я, из другого теста слеплен?

— Правда, скорее бы уж!

— Сейчас, дорогие товарищи, уже девять, — объявил Толя Соколов. — Приготовьтесь. Вот-вот за нами придут.

— Ой! — взвизгнула Лиза и спрятала голову в колени, так что густые курчавые волосы свесились вниз. От искусной прически не осталось и следа. — Так и есть! Петр Петрович!

Завуч вышел веселый, в светлом, хорошо сшитом костюме.

— Ребята, становитесь в шеренгу. Идемте на первый экзамен! — громко сказал он.

— Петр Петрович, не надо! Мы ужасно боимся! — крикнул кто-то из девушек.

Этот возглас насмешил всех, и выпускники с шутками стали по парам.

— Ну, товарищи, бодрее! Без паники! — напутствовал друзей Илларион.

В дверях школы стояла улыбающаяся учительница второклассников и принимала у девушек цветы. Когда мимо нее прошла последняя пара, Ирина Филипповна вся потонула в огромном пестром букете.

Десятый класс был тоже убран цветами. Со стен свешивались гирлянды сосновых веток с нежными светлыми лапками. На выпускников смотрели улыбающиеся лица любимых вождей и писателей. Взволнованный Горький на портрете приветствовал из окна вагона встречающую его молодежь.

В углу на столике лежали стопки книг. Это были произведения, изучавшиеся десятиклассниками. Большая ветка жимолости наклонялась над ними, и мелкий розовый цвет осыпал переплеты.

Пока экзаменующиеся рассаживались каждый за отдельную парту, Ирина Филипповна внесла большую голубую с драконами вазу, полную цветов.

— Вот и ваза Надежды Георгиевны, — зашептала Лиза Тоне, перегнувшись со своей парты. — Это я вчера Андрея за ней посылала.

Тоня досадливо повела бровью и ничего не ответила. Ей не хотелось нарушать ту большую сосредоточенность, которую она в себе чувствовала.

Ирина Филипповна поставила вазу на широкий подоконник.

— Это вам вместо шпаргалки, — тихо сказала она, проходя мимо первых парт. — Смотрите и вдохновляйтесь.

Ее свежее лицо было так же взволнованно, как лица экзаменующихся. Кивнув им ободрительно, она ушла и плотно притворила дверь.

За покрытым зеленой бархатной скатертью столом сидели Сабурова, Новикова, Петр Петрович, Федор Семенович, методистка из областного центра, преподаватель истории Лидия Ивановна и директор прииска.

— Поздравляю вас, товарищи, с началом выпускных экзаменов!

Эти простые слова Надежды Георгиевны прозвучали для ее учеников сильно и торжественно. Все невольно выпрямились стараясь поймать взгляд директора.

— Сейчас вам будут объявлены темы сочинений, — продолжала Сабурова. — Пишите не торопясь. Времени у нас много — пять часов. — Она значительно взглянула на Татьяну Борисовну: — Товарищ Новикова, познакомьте экзаменующихся с темами.

Татьяна Борисовна подошла к доске, завешенной большой географической картой. Она задержалась на секунду и отметила про себя одинаковое выражение на лицах выпускников.

Все с напряженным вниманием следили за ее движениями. Сняв карту, молодая учительница громко прочитала вслух темы, которые час назад написала своим крупным почерком:

«Мой друг, отчизне посвятим души прекрасные порывы».

«Роль комсомола в Великой Отечественной войне».

«Голоса новой жизни в пьесе Чехова «Вишневый сад».

Тут же она увидела, как просветлели глаза ее учеников. Темы явно никого не испугали. Новикова радостно переглянулась с Сабуровой.

— Начинайте, товарищи, — сказала Надежда Георгиевна. — Наверху прошу написать: «Экзаменационная работа на аттестат зрелости».