Читая Маркса...
Шрифт:
Оба периода изучения России Марксом и Энгельсом, конечно, должны изучаться в комплексе: один поясняет другой. Иначе концепция России и ее развитие основоположниками марксизма останутся необъясненными.
Перейдем теперь к вопросу о русских революционных ситуациях во второй половине XIX в. в освещении Маркса и Энгельса. Постоянно сосредоточенные на возможности возникновения русской революции, они не могли не уделить значительного внимания той совокупности объективных перемен, без которой не бывает революции, – сложению в стране, их интересующей, революционной ситуации.
О первой русской революционной ситуации в конце 50-х – начале 60-х годов XIX в. уже говорилось выше.
Позже Энгельс такими словами определил положение, сложившееся тогда в России: «Так называемое освобождение крестьян, – писал он Ферберу, – создало настоящую революционную ситуацию…» [251] . Маркс и Энгельс с этих позиций пристально следили за ходом крестьянской реформы. В статье, специально посвященной отмене крепостного права в России, Маркс писал о созыве представителей губернских комитетов, о неудаче деятельности Главного комитета, подробно анализировал внутреннее положение России, экономические притязания разных дворянских групп, сопоставляя характер упразднения крепостного права в России с ликвидацией крепостных отношений в других странах, характеризовал различные формы крестьянского движения [252] . Определял он и тип грядущей, ожидаемой им революции, в которую перерастет революционная ситуация: основываясь на возрастающем крестьянском
251
Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 36, с. 315.
252
См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 12, с. 605 – 608.
253
Там же, с. 701. Это определение повторяется в переписке многократно.
254
Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 30, с. 4.
255
См.: Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 26, с. 219.
256
Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 30, с. 268. Ранее (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. М., 1930, т. 23, с. 135 – 136) давался другой перевод: «И если они продержатся до 15 марта, – то по всей России пойдут восстания». Немецкий подлинник гласит: «Wenn sie sich halten bis 15. Marz, so geht’s ganz Russland los». Теперешний перевод: «…вся Россия придет в движение» – не вполне точен и имеет тенденцию несколько «снизить» оценку Марксом предполагаемого русского движения: «losgehen» означает двинуться, начаться в смысле лаконичного: «Ну, началось!», когда собеседники говорят об известном, долгожданном, важном событии. В данном случае точнее было бы: «…если они продержатся до 15 марта, то по всей России дело начнется»; или еще лаконичнее: «…то по всей России начнется…». Маркс, конечно, подразумевает начало долгожданной и предсказанной им революции. Перевод же, данный в последнем издании, точно не говорит о характере движения – его слова равным образом могут быть отнесены к движению как «верхов», так и «низов», как к революции, так и к чему-либо иному.
В 3-м сборнике «Революционная ситуация» (М., 1963) в моей статье «Об одной исторической загадке в переписке К. Маркса и Ф. Энгельса» (статья эта помещается ниже) изложены соображения к некоторому объяснению загадочно-точной даты «15 марта» и поставлен вопрос о необходимости ее комментария. В недавно выпущенном ИМЛ сборнике материалов «К. Маркс, Ф. Энгельс и революционная Россия» (М., 1967) на с. 740 – 741, в примеч. 12-м, относящемся к данному тексту, комментаторы дают такое предположительное объяснение точной даты «15 марта»: «Свою надежду на новый подъем революционного движения в России Энгельс связывал, по-видимому, с окончанием установленного „Положениями 1861 г. об отмене крепостного права“ двухгодичного срока для составления уставных грамот, когда крестьяне должны были окончательно убедиться в грабительском характере царской „воли“ и в том, что другой, лучшей „воли“ им не будет». Остается непонятным, откуда же все-таки взялась в таком случае у Маркса его точная дата «15 марта»?
«Положения 19 февраля 1861 г.» несут дату в самом своем заглавии – это 19 февраля, а не 15 марта. Двухгодичный срок для составления уставных грамот решительно нигде в тексте закона не датируется датой «15 марта» и не может быть датирован, потому что сроки составления грамот определялись соглашением. Но даже если предположить, что Маркс стал вычислять точную дату по закону формально, он мог бы подсчитать ее лишь от даты объявления нового закона народу, что произошло, как известно, в воскресенье, 5 марта 1861 г., т.е. дало бы дату 5 марта 1863 г. Следовательно, ни так, ни эдак 15 марта не получается. Если предположить тогда только одно – ошибку Маркса в вычислении этой даты, то надо так прямо и написать в комментарии: другого выхода нет. Но предположение о простой ошибке в вычислении явно произвольно, ничем не обосновано и принято, на мой взгляд, быть не может.
Маркс и Энгельс заметили и проанализировали также и вторую революционную ситуацию в России, падавшую на конец 70-х годов. Кульминацией «новой эры» революционного движения, замеченной Марксом с момента развития революционной ситуации в России, была в Западной Европе, конечно, Парижская Коммуна, рухнувшая под ударами реакционных сил Западной же Европы. Вторая русская революционная ситуация падала на период уже после поражения Парижской Коммуны. Концепция революции с востока вновь разрабатывается Марксом уже вторично (первый раз ее выдвинула, как мы упомянули, первая русская революционная ситуация). В сентябре 1877 г. Маркс пишет Зорге: «Революция начнется на этот раз на Востоке, бывшем до сих пор нетронутой цитаделью и резервной армией контрреволюции» [257] . Лава, следовательно, и на этот раз ожидается с востока. «Этот кризис – новый поворотный пункт в истории Европы, – пишет Маркс в том же письме. – Россия… давно уже стоит на пороге переворота, и все необходимые для этого элементы уже созрели». При этом почти 60-летний Маркс надеется при благосклонном участии матери-природы дожить «до этого торжества». В январе 1878 г. Энгельс в работе «Рабочее движение в Германии, Франции, Соединенных Штатах и России» определяет самый характер приблизившегося революционного переворота в России, предвидя две революционные волны, следующие одна за другою: «…мы имеем налицо все элементы русского 1789 года, за которым неизбежно последует 1793 год. Каков бы ни был исход войны, русская революция уже назрела и вспыхнет скоро, – может быть, в этом году…» [258] .
257
Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 34, с. 230.
258
Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 124.
Определяя начало новой русской революционной ситуации около 1878 г. (дата, очень близкая к определенной В.И. Лениным), Энгельс подчеркивает огромное всеевропейское значение приближающихся русских революционных событий: «Но русская революция означает нечто большее, чем простую смену правительства в самой России». Из дальнейшего текста следует, что за ней последует:
– исчезновение основного оплота европейской реакции;
– освобождение Германии от главенства реакционной Пруссии;
– освобождение Польши;
–
пробуждение малых славянских народностей восточной Европы;– ликвидация панславизма;
– начало активной национальной жизни русского народа;
– возникновение настоящего рабочего движения в России;
– «гигантский шаг» к общей цели – всеобщему освобождению труда [259] .
В декабре 1879 г., учитывая нарастание движения в России, Энгельс в письме к Беккеру вновь подчеркивает значение – теперь уже всемирного характера – близящихся русских событий: «В России дела обстоят великолепно! Там, пожалуй, развязка близка… Это будет ближайшим поворотным пунктом во всемирной истории» [260] .
259
См.: Там же, с. 124, 143 – 146. Выделение отдельных результатов русской революции через тире сделано мною в порядке итога для удобства читателя.
260
Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 34, с. 344.
Вопросы оценки Марксом русской общины, его отношения к русскому революционному движению и определения характера русской революции постоянно выделяются историками при разработке темы «Маркс о России». Однако ни один из этих вопросов нельзя осветить без предварительной характеристики другой темы, на базисе которой они построены и с которой тесно связаны, – «Взгляд Маркса и Энгельса на развитие капитализма в России».
Соображения и выводы Маркса по этому вопросу относятся преимущественно к первым двум десятилетиям после падения крепостного права. Это как раз и есть тот ранний период развития в России капиталистической формации, на малую исследованность которого постоянно жалуются и сейчас историки народничества. В.И. Ленин, как известно, сосредоточил свою работу о развитии капитализма в России на материалах более поздних десятилетий. В работах Маркса и Энгельса и в их переписке – море материала как раз по этому раннему периоду. Особенно драгоценна переписка с Н. Даниельсоном, присылавшим Марксу целые горы материала о России. Некоторые из изданий были весьма редкими и трудно доставаемыми, другие даже предназначались лишь для служебного пользования (Даниельсон, нарушая все запреты, все же посылал их Марксу).
Сейчас передо мною, разумеется, не стоят задачи подробной характеристики этого материала. Я отмечу лишь некоторые существенные стороны вопроса, особенно в плане необходимого обоснования последующих выводов о русском революционном движении и русской революции.
Процесс развития именно капитализма в пореформенной России был для Маркса и Энгельса вне сомнений. Они полагали, что «начало новой промышленной эры» следует отнести примерно к 1861 г. Переход страны к капитализму становится «окончательным» после акта об освобождении крестьян. В письме к Даниельсону от 22 сентября 1892 г. Энгельс пишет даже о более ранней дате – о 1854 г. как времени обнаружения процесса, причем вопрос о роли правительства, устанавливающего покровительственные и запретительные пошлины, оценивается им как второстепенный момент, не меняющий существа процесса: «Раз уж признана эта необходимость перехода от примитивных методов производства, преобладавших в 1854 г., к современным методам, начинающим преобладать теперь, то становится второстепенным вопрос, был ли этот тепличный процесс поощрения промышленной революции путем покровительственных и запретительных пошлин выгодным, или даже необходимым, или наоборот» [261] . Тепличная атмосфера развития промышленности лишь убыстряла ход дела и втискивала «в какие-нибудь двадцать лет процесс, который при других условиях занял бы шестьдесят лет или более» [262] . При всех особенностях развития капитализма в России, Маркс и Энгельс постоянно подчеркивали и общие закономерности, которые свойственны капиталистическому развитию и более развитых стран. «…Я не вижу, чтобы результаты промышленной революции, совершающейся на наших глазах в России, отличались чем-нибудь от того, что происходит или происходило в Англии, Германии, Америки», – пишет Энгельс, хотя и усматривает некоторые отличия процесса русского экономического развития, скажем, от американского [263] .
261
Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 38, с. 398.
262
Там же.
263
См.: Там же, с. 399.
Основоположников марксизма интересует множество конкретных вопросов развития русского капитализма, причем в постоянном сопоставлении с другими, более продвинувшимися капиталистическими странами. При этом такое сопоставление никогда не ведет к отрицанию принципиальных моментов капиталистического характера. Для примера возьмем богатейшие по содержанию письма Энгельса к Даниельсону в 1891 – 1892 гг., в которых анализируются более широкие данные второй половины XIX в. Тут Энгельс сопоставляет, например, разложение крестьянской общины в процессе капиталистического развития сельского хозяйства России; специально останавливается на кулаках (причем Энгельс пишет этот термин русскими буквами), держащих трудовое крестьянство в положении эксплуатируемых, на громадных прибылях молодой русской буржуазии и т.д. Энгельс анализирует связь роста внутреннего рынка в России с урожаем. Неоднократно разбираются причины голода в России в начале 90-х годов XIX в. Оттеняется «огромная разница» между «старой мануфактурой» и современной крупной промышленностью. Перечень этот можно продолжить, но в этом нет нужды – для нашей цели он достаточен.
Особо важно подчеркнуть, что в числе центральных проблем для Маркса и Энгельса стоял вопрос о развитии в России рабочего класса. В этом отношении существен их острый интерес к работе В.В. Берви-Флеровского «Положение рабочего класса в России» (СПб., 1869) – книге, оцененной как «настоящее открытие для Европы», «выдающийся труд», «самая значительная книга среди всех, появившихся после твоего [264] труда о „Положении рабочего класса“» [265] . Само развитие в России нового класса капиталистического общества – рабочего класса – было для Маркса и Энгельса вне сомнений.
264
Т.е. Ф. Энгельс. – М.Н.
265
Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 32, с. 358, 549; т. 16, с. 427.
Только на основе этих «базисных» положений можно полностью понять общеизвестное и повсюду широко цитируемое мнение Маркса и Энгельса о роли русской общины в русском революционном процессе. Его нельзя ни давать обособленно как независимое, замкнутое, ни отрывать от него базу – понимание основоположниками марксизма процессов развития именно российского капитализма. Положение это многократно встречается у Маркса и Энгельса – напомним его в формулировке, данной в Предисловии ко второму русскому изданию «Манифеста Коммунистической партии»: «…может ли русская община – эта, правда, сильно уже разрушенная форма первобытного общего владения землей – непосредственно перейти в высшую, коммунистическую форму общего владения? Или, напротив, она должна пережить сначала тот же процесс разложения, который присущ историческому развитию Запада?
Единственно возможный в настоящее время ответ на этот вопрос заключается в следующем. Если русская революция послужит сигналом пролетарской революции на Западе, так что обе они дополнят друг друга, то современная русская общинная собственность на землю может явиться исходным пунктом коммунистического развития» [266] .
В этой формуле раскрывается важная мысль Маркса и Энгельса о возможности пути некапиталистического развития при переходе к социализму. Однако этим дело не исчерпывается. Этот вопрос тесно связан и с таким вопросом, как капиталистическое разложение общины.
266
Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 305.