Читая Маркса...

Цитированное мнение Маркса и Энгельса об общине не оставалось неизменным. Оно изменялось вслед за развитием капитализма в России. А капитализм, развиваясь все сильнее и сильнее, разрушал общину и тем снимал вопрос о ее целесообразном использовании в случае победы коммунизма на Западе. Энгельс писал Даниельсону, что капитализм может успеть до наступления революции подорвать общину слишком глубоко [267] и тогда она не сыграет желанной для народников роли. «В 1854 г., или около того, – поясняет Энгельс, – для России отправными пунктами были: с одной стороны, наличие общины, с другой – необходимость создать крупную промышленность». И если бы на Западе «в свое время» свергли бы капиталистический режим «лет десять или двадцать тому назад» (это время примерно между Парижской Коммуной и второй русской революционной ситуацией), то Россия, как пишет Энгельс, «имела бы еще время остановить тенденцию своей собственной эволюции в направлении к капитализму» [268] . Но теперь этого уже нет! Это пишется уже в 1893 г., срок указанной Марксом и Энгельсом возможности исчезает в историческом процессе. «…Община у вас все больше сходит на нет», и, может быть, лишь «в некоторых наиболее отдаленных местностях вашей страны» будут использованы ее остаточные формы для новых общественных институтов. «Но факты остаются фактами, – подводит итоги Энгельс, – и мы не должны забывать, что шансов такого рода с каждым годом становится все меньше и меньше». Годом ранее Энгельс, размышляя над тем же процессом, писал Н. Даниельсону, ссылаясь на Маркса: «…если Россия и дальше пойдет по тому пути, на который она вступила в 1861 г., то крестьянская община обречена на гибель. Мне кажется, что именно сейчас это начинает сбываться. По-видимому, приближается момент, когда – по крайней мере в некоторых местностях – все старые социальные устои в жизни русского крестьянства не только потеряют свою ценность для отдельного крестьянина, но и станут для него путами точно так же, как это происходило ранее в Западной Европе». Вывод Энгельса был совершенно ясен: «Боюсь, что нам придется рассматривать вашу общину [269] , как мечту о невозвратном прошлом и считаться в будущем с капиталистической Россией. Несомненно, таким образом будет утрачена великая возможность, но против экономических фактов ничего не поделаешь» [270] .

267

См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 38, с. 315.

268

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 39, с. 33, 34.

269

Слово «община» написано по-русски – М.Н.

270

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 38, с. 265.

Таким образом, недостаточно цитировать известные слова Маркса и Энгельса о возможности использования русской общины при опоре на коммунистическую революцию на Западе. Эту мысль основоположников марксизма надо брать в движении, а цитаты в их полноте: выводы их усложнялись, поскольку менялась русская экономическая действительность.

Грядущая общеевропейская революционная ситуация и последующая революция окажут сильнейшее влияние на ход развития российской экономики. «…Приближающаяся гибель капиталистического общества на Западе даст и России возможность значительно сократить свое прохождение через стадию капитализма, которое становится теперь неизбежным» [271] , – пишет Энгельс.

271

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 22, с. 435.

Вдумываясь в определение характера русской революции Марксом, мы замечаем в его составе не одну, а по меньшей мере две проблемы. Первая – вопрос о буржуазной революции в России в ее конечной форме – буржуазно-демократической – в трактовке Маркса. Вторая проблема – последующая социалистическая революция. Темы эти нигде не смешиваются, но постоянно даются в тесной взаимосвязи, в последовательном соответствии. Сначала – о первой проблеме.

Задача сокрушения и ликвидации царизма принадлежит буржуазно-демократической революции в России. Маркс и Энгельс страстно ждут «русского 1789 года» – этот исторический образ Французской революции, много раз встречающийся в их произведениях и переписке, говорит за себя. В той «новой эре революций», в новой большой революционной конъюнктуре, которая, по Марксу, началась с первой русской революционной ситуации конца 50-х – начала 60-х годов XIX в., удар по царизму осуществляло революционное народничество. Деятельность его оценивается Марксом очень высоко именно с этих позиций. В письме к дочери Женни (по мужу Лонге) Маркс в апреле 1881 г. дает самую высокую оценку «Народной воле» и ее деятелям: «Это действительно дельные люди, без мелодраматической позы, простые, деловые, героические». Они проповедуют цареубийство не как «теорию» и «панацею», а как неизбежный и чисто русский modus operandi [272] . Реальное значение народовольческой борьбы подчеркнуто Энгельсом: «В России в те времена было два правительства: правительство царя и правительство тайного исполнительного комитета» [273] .

272

См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 35, с. 147 – 148. Modus operandi (лат.) – образ действия.

273

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 22, с. 449.

Высокая оценка объективного дела революционных народников, их реальной борьбы стоит у Маркса на первый взгляд в некоем «контрасте» с острейшей отрицательной оценкой теоретиков народничества. В то время как именно теоретическая работа Чернышевского и Добролюбова оценивается Марксом чрезвычайно высоко, теории Бакунина, Ткачева и даже «друга Петра» (Лаврова, к которому Маркс относился все же более мягко) оцениваются им резко отрицательно. Не говоря уже о разоблачении теоретических позиций Бакунина и о самой острой критике теорий «зеленого гимназиста» Ткачева, и «друг Петр» характеризуется как явный эклектик.

Как понять это противоречие? Мне представляется, что речь тут идет о разных вопросах. Высокая оценка революционного народничества, главным образом «Народной воли», связана у Маркса с ее объективным историческим значением – натиском на царизм как на опаснейшего врага возможной пролетарской революции в Европе. Другой революционной силы, противостоявшей царизму, в то время не было. Маркс высоко поднимал людей, не теоретизировавших по вопросу о «героях и толпе» или готовности народа восстать в любой момент – была бы искра, а делавших реальное революционное дело, воплотивших в себе реальную силу борьбы, создавших в угнетенной России «второе правительство». Эта оценка ни в малейшей мере не устраняла для Маркса необходимости критиковать их теоретические ошибки. Народовольцы – объективно – идут штурмом на царизм и чуть ли ни принудили его к капитуляции. «…Этих людей мы не потянем к ответу за то, что они считали свой русский народ избранным народом социальной революции. Но разделять их иллюзии мы вовсе не обязаны», – писал Энгельс в послесловии к работе «О социальном вопросе в России» [274] .

274

Там же, с. 451.

Осенью 1891 г. Энгельс писал Бебелю: «В России страдают три класса: дворяне-землевладельцы, крестьянство и нарождающийся пролетариат. Последний еще слишком слаб для революции, а первые уже бессильны для нее» [275] . Не только помещики – это само собой понятно, но и крестьянство, по мнению Энгельса, уже (а не еще!) бессильно для самостоятельного совершения революционных выступлений. Историческая роль народников как крестьянских революционеров шла по ниспадающей кривой.

275

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 38, с. 136.

Таким образом, в спорах о народничестве невозможно «закрывать» острую критику Марксом Бакунина, Ткачева, Лаврова высокой оценкой деятельности народников, особенно народовольцев, данной им же, Марксом. Обе эти позиции вполне совместимы, и речь в них идет не об одном и том же. В апреле 1890 г. Энгельс пишет Вере Засулич: «Совершенно согласен с Вами, что необходимо везде и всюду бороться против народничества [276] – немецкого, французского, английского или русского» [277] .

276

Это слово написано Энгельсом русскими буквами. – М.Н.

277

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 37, с. 316.

Мы видим, что вопрос о народничестве также не имеет у Маркса и Энгельса обособленного, «самодовлеющего значения», он также является лишь частью их большой общей концепции о нарастании пролетарской революции в мировом движении, органически связан с нею и без нее неполон.

Однако вопрос о «русском 1789 годе», о последующей пролетарской революции, уничтожающей капитализм, был следующей, причем крупнейшей проблемой. «Капиталистическое производство готовит свою собственную гибель, и Вы можете быть уверены, что так будет и в России, – пишет Энгельс Даниельсону в сентябре 1892 г. – …Консерваторы, насаждавшие в России капитализм, будут в один прекрасный день потрясены последствиями своих собственных дел» [278] . В конце 80-х годов Энгельс считает, что революция в России «положила бы начало всемирной социальной революции» [279] .

278

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 38, с. 401.

279

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 37, с. 6.

Маркс, умирая, был уверен, что его усилия по сплочению пролетариев обоих полушарий в одну великую армию, под одним знаменем увенчаются полным торжеством. Оценивая перспективы революционного движения в России, Маркс был убежден, что оно «в конце концов должно будет неизбежно привести, быть может после длительной и жестокой борьбы, к созданию российской коммуны» [280] .

История полностью подтвердила это научное предвидение Маркса.

280

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 252.

ОБ ОДНОЙ ИСТОРИЧЕСКОЙ ЗАГАДКЕ В ПЕРЕПИСКЕ К. МАРКСА И Ф. ЭНГЕЛЬСА

Обычно публикации о какой-либо «загадке» содержат в себе и «отгадку». В таком случае настоящая заметка является исключением из правила: она не содержит «отгадки» (я не могу предложить ее), и цель этих строк иная – лишь поставить один интересный и пока не поддающийся решению вопрос. Будем надеяться, что со временем комментаторы текстов К. Маркса и Ф. Энгельса разрешат его.

К. Маркс и Ф. Энгельс с огромным вниманием относились к польскому восстанию 1863 г. Оно вспыхнуло в январе. Уже 13 февраля Маркс писал Энгельсу: «Что ты скажешь по поводу польской истории? Ясно одно – в Европе снова широко открылась эра революций». Весть о польском восстании, таким образом, пробудила у Маркса мысль о начале новой революционной эры в Европе, и вопрос о том, охватит ли движение Россию, встал вслед за этим как один из важнейших. «„Герценовские“ солдаты, кажется, действуют обычным способом, – писал далее Маркс. – Но отсюда еще нельзя сделать никаких выводов ни о массах в России, ни даже о главной массе русской армии… Но ты должен теперь внимательно следить за „Колоколом“, ибо теперь Герцену и К^o представляется случай доказать свою революционную честность, – хотя бы в той мере, в какой это совместимо с пристрастием ко всему славянскому» [281] .

281

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 30, с. 266.

А.И. Герцен оказался тут безупречен: он остался на стороне восставшей Польши, он «спас честь русской демократии», – как позже писал В.И. Ленин, Маркс не мог сделать ему никаких упреков.

Далее и следует «загадка».

17 февраля 1863 г. Энгельс писал Марксу в своем ответном письме слова, отлично известные и сотни раз использованные в исторической литературе и политической публицистике. Эти слова и содержат «загадку».

Вот их перевод:

«Поляки – молодцы. И если они продержатся до 15 марта, то по всей России пойдут восстания. Вначале я страшно боялся, что дело пойдет плохо. Но сейчас шансы на победу уже почти превышают шансы поражения» [282] .

282

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 1-е изд., т. 23, с. 135.