Чижик-пыжик
Шрифт:
Здесь стояла толпа - как два часа назад на перроне, громоздились заграничные чемоданы, слышалась разноязычная речь... "Спокойно, спокойно!.. услышал я Тину.
– Прошу всех замолчать и слушать меня, только меня..." Дальше она залепила что-то по-английски...
Я протиснулся в вагон, Тина меня увидела.
– Все дело в коллективном билете, - быстро говорила она, глаза сверкали, и я понял, что, назначив ее руководителем делегации, сделал правильный выбор, если бы у каждого был свой билет, все было бы нормально, а тут все набились в один вагон, у одного корейца уже увели чемодан, они вшестером -
– Я имел ее маму...
– услышал я.
На поставленном торчком чемодане сидел знаменитый бородатый питерский писатель, он был совершенно пьян и, видимо, пытался осмыслить ситуацию.
– Я имел ее бабушку...
– продолжал он безо всякого выражения.
– У него сексуальные фантазии, - шепнула Тина, - он не может слышать имя Клавы...
Через толпу протиснулся начальник поезда - в форме он походил на генерала.
– Граждане, господа...
– вразумляюще говорил он, - у нас еще два пустых вагона, прошу не волноваться, мы всех вас сейчас...
– Уходи, - шепнула Тина, - еще полчаса, и я их раскидаю...
– Водка стынет, закуска...
– Полчаса, - шептала Тина, - и я у вас...
Когда я проходил рестораном, мужики продолжали тему:
– Через год, - услышал я, - пойдет скоростной - два часа - и ты в Питере. Сколько мы успеем усидеть за два часа?
– Какой ты быстрый...
– сказал второй.
Я открыл дверь в вымечтанное нами купе. Она курила и глядела в темное окно.
– Давай еще по стакану, - сказал я, - у нас снова полчаса.
Мы выпили и закусили огурцами.
Ситуация была дикая, во всяком случае, странная. Время уходило...
– Уже четвертый час, - сказала она вдруг, - там могло что-то случиться. Вообще, с нашей стороны свинство, мы ее втравили, а она тут и вовсе ни при чем. Тоже мне - друзья. А если ее там...
– Хорошо, - сказал я, - я их сейчас всех...
Что с ними делать, я, разумеется, не знал.
Пустые вагоны, пустой ресторан, те же мужики...
– А если колесо отвалится?
– сказал один, когда я подошел к их столику.
– Какое колесо?
– спросил второй: кто из них кто, я уже не понимал.
– Сколько, по-твоему, колес в каждом вагоне?
– Четыре. Два и два.
– Это у телеги четыре, и у лошади - ноги'
Пробегая следующие пустые вагоны, я пытался сосчитать: на шестнадцать умножить не получалось... В третьем вагоне я удачно умножил на десять и остановился: "Но ведь это тот самый!..". Конечно, я хорошо помнил, что третий вагон после ресторана был набит битком, я еще не мог сразу открыть дверь из тамбура...
Вагон был пуст, двери плотно задвинуты, гулял ветерок...
Тина тогда стояла у первого купе, и у меня было ощущение, что она именно там угнездилась... Нет, она сказала, что туда влезли пятеро... Нет, шестеро корейцев... Господи, неожиданно и странно подумал я, а если они ее... съели? Я помнил - конечно, помнил! Я работал на Сахалине в газете пятьдесят лет назад, там было много корейцев, они ели... собак. Я хорошо помнил, как у моего приятеля сожрали пуделька. Собака, разумеется, не человек, но мало ли что и как могло измениться за полвека?.. Что-то у меня с головой, водка, беготня по вагонам - при чем тут
собаки? Здесь наши коллеги, замечательные писатели, правозащитники, интеллектуалы...Я постучал еще раз. Ответом - мертвая тишина. Я перешел ко второму купе, потом к третьему...
Выглянул проводник.
– Вам чего?
– Я писатель, - сказал я, - руковожу всей делегацией, где тут у вас...
Он плюнул, махнул рукой и скрылся в своем купе.
Положение было безвыходное - что делать? Скорей, по инерции я стукнул снова, посильней...
Внезапно дверь щелкнула, двинулась, и на пороге возникла - Тина. Она была завернута в простыню, один ее конец держала зубами, другим пыталась запахнуться. Под простыней явно ничего не было.
– Живая?
– спросил я.
– Не знаю, - шепотом сказала она, - может, и живая. Но я не могу уйти, здесь французы...
– Слава Богу, - сказал я, - они европейцы и живут в культуре.
– Да?..
– удивилась Тина.
– Может быть. Но они сказали, что если я уйду, они мне не откроют. Они никому не откроют, смертельно напуганы, у кого-то что-то еще уволокли.
– Пошли к нам, - сказал я, правда, не очень уверенно, - как-нибудь перекантуемся.
– У меня нет сил, - сказала Тина.
– Мы только что растащили их по вагонам, я валюсь с ног, давайте до завтра? Не сердись...
Край простыни она отпустила. Я угадал.
В пустом ресторане дискуссия набирала силу.
– Ты знаешь, что такое вибрация?..
– настаивал один.
Я никак не мог сосчитать, сколько они должны были уже выпить - четыре часа!
– Какая виб...рация? При чем тут...
– А при том, что при такой сумасшедшей скорости - как самолет!
– вибрация становится критической - понимаешь? И хотя бы одно колесо из этих, пусть двухсот пятидесяти... Ну не довернули гайку, ну выпил пивка или еще чего? Ты можешь представить, сколько болтов и гаек в колесах во всем составе из двадцати пяти вагонов? Попробуй сосчитать, если в каждом колесе...
Это была, конечно, уже не арифметика и даже не алгебра!
– Колесо отвалится, - услышал я, покидая ресторан, - знаешь, куда мы улетим на такой ско...
А что если они и сейчас что-то не довернули?
– думал я, открывая дверь в наше купе.
– Немедленно по стакану, - сказал я.
– Через два с половиной часа вставать, - сказала она.
– Ты знаешь, что такое воробьиная ночь?..
– Это другое, - сказал я, - и она у нас уже была.
Утром мы покидали в сумку наши продукты. Сумка была тяжелой. На перроне разноязычная речь, гора заграничных чемоданов - мне показалось, их стало больше, не жалко, если и еще уведут. Погрузились в автобусы. Мои девушки увлеченно чирикали.
Пустые улицы, чужой удивительный город - заграница!
Автобусы остановились у огромного стеклянного здания - что-то вроде "России".
– Пускай сначала их всех раскидают, - сказал я, - мы не станем суетиться, хватит вчерашнего - давайте по пивку...
Свобода, чужие берега, пальмы и лиловый негр... Но главное - все впереди.
Пролетел час, полтора, мы пили пиво, курили и обсуждали невероятные события минувшей ночи. "А куда, собственно, денется Тина..." - подумал я и напрягся. У нас двухместный, и она нам как бы не обязательна...