Чм66 или миллион лет после затмения солнца
Шрифт:
Мама позвонила Бирлесу.
Всепогодный истребитель-бомбардировщик вновь поднялся в воздух с аэродрома подскока.
Эдит Пиаф всерьез рассчитывала на Бирлеса. В свою очередь Бирлес не Марсель Сердан и признавался мне: "Что-то мне больше не хочется с ней".
Про Бирлеса матушка говорила:
– Бирлес-жан мне сын.
Ахметжанов отвечал взаимностью и говорил мне:
– Ты – мой брат.
Брат мой новый в тайне от меня посвящен в детали плана мамы и
Карашаш.
Девушку, на которой решили они меня женить, зовут Айгешат.
Казашка,
Москве с таким названием портвейн продавали.
В женщине враче есть что-то пугающее. Врач в стационаре или поликлинике человек могущественный, пациенты перед ним трепещут.
Жена-медик, полагал я, оценивает мужа, в первую очередь, с клинических позиций, как потенциального претендента на койку в наркодиспансере. Если таковая отважится принять мамин план к реализации, то вникнув в подробности нашей семейной биографии, она в своих выводах пойдет гораздо дальше наркодиспансера.
Но чтобы отважиться войти к нам в дом врачу-снохе, она должна быть тоже немного с приветом.
Кэт была в курсе маминых планов и в присутствии Гуррагчи высказалась о перспективах моей семейной жизни со скепсисом:
– Она молодая… С ней у тебя не будет жизни.
– Почему?
– Как мужик ты слабак.
"Какого ж рожна ты со мной яшкаешься?". – разозлился я про себя и ничего не сказал.
И не выросла еще та ромашка,
На которой я тебе погадаю.
На улицах февральская слякоть и сумрак.
Доктор сидел на топчане мрачнее тучи и о чем-то молчал.
– Не переживай. – сказал я. – Пойдем лучше покушаем.
– Пошел на х…! – он с ненавистью сверкнул на меня глазами.
С утра он ушел.
К вечеру позвонили из Фрунзенского РОВД и сообщили: в кафе
"Арман" Доктор пырнул ножом официантку Надежду Русакову. Куда он ее ткнул, маме не сообщили, но ранение легкое. Надьке все нипочем, по факту хулиганства в общественном месте возбуждено уголовное дело.
22.02.83.
гор. Алма-Ата
Матушка, Бектас!
Во первых, прошу простить за то, что совершил большую глупость.
Но теперь уже поздно рассуждать об этом. Придется расплачиваться дорогой ценой. Ведь мне сейчас дадут особо строгий режим, а если принять во внимание что у меня снова открылся активный туберкулез, то очень мало шансов на то что когда-нибудь я освобожусь, т.к. срок вынесут мне где-то порядка 10 лет. Так что дела оставляют желать лучшего. Немного можно, конечно, облегчить участь, но для этого нужно чтобы Надька написала встречное заявление, в котором указала бы, что виновата она и своим поведением вынудила меня поступить таким образом, но я сомневаюсь, что она согласится на это, да и вообще, мне кажется, весной она уедет в экспедицию и не явится в суд и мне тут в тюрьме придется париться, пока ее не найдут, т.е. до Нового года.
Дело очень серьезное и следствие, по всей видимости, надолго затянется. Нахожусь сейчас в туберкулезной камере тюремной больницы…
Письмо это отправляю очень
сложным пуьем и не совсем уверен, что оно дойдет до Вас, но все же надеюсь на лучшее и жду от Вас конкретных действий и решений. Очень нервничаю и переживаю за Вас.Еще раз прошу простить меня и не судить слишком строго. Видимо, я законченный дурак.
Крепко целую Вас и обнимаю.
Ваш Нуржан.
Девушка-студентка… Мобильные…
Эх, елки-моталки… У Окуджавы есть песня. Песня, от которой меня сильно тряхнуло. Слышал я ее один раз по телевизору в конце
70-х, ни одного слова не запомнил. Теперь даже не помню, о чем в песне речь.
Вспоминаю Лену Светлову. Как с ней было легко! Воздушно легко.
Пугачева поет: "Ах, лето…". Мне слышится: "Ах-метов… Лето звездное, будь со мной…".
Знала бы ты, Лена, что и теперь мне не хочется в Париж. Причина другая и более веская, нежели та, по которой в начале августа 69-го мне не хотелось ехать поближе к пляц де Пигаль.
В Париже меня никто не ждет…
В последнюю встречу я посылал тебя в жопу, а сам всю жизнь нахожусь если не в глухой заднице, то где-то рядом.
Маску для подводного плавания, что ты разрешила мне оставить себе я подарил одному балдежному пацаненку в сентябре 69-го, а портрет на ватмане, который ты написала коктебельской акварелью, в нескольких местах порван.
Он со мной.
Что еще осталось после тебя?
Твой запах.
Я вдыхаю его всякий раз, когда подходит молоко на плите.
Вспоминаю и Солнце поселка Планерское. Иногда гадаю, как сложилась твоя жизнь. Почему-то кажется, что у тебя тоже дочка. И не одна. Ты мечтательна и потому… Потому ты замужем побывала не один раз.
Теперь вот вспоминаю тебя и понимаю: а ведь был я счастлив не только в доме дяди Ануарбека Какимжанова, но и в юности. Правда, тогда мне казалось, что все наоборот. Говорят, вредно жить прошлым.
Но если кроме прошлого ничего нет, то, что тогда?
Так я думал в феврале 83-го и ни о чем не подозревал, потому что
"даже Юпитеру не подвластно отменить то, что уже произошло и что унесло с собой быстротекущее время".
Такие дела, такая жизнь, Лена. Умом понимаешь, что ничего больше не будет, но жить надо. Как надо довольствоваться и тем, что имеешь и не рыпаться.
Мужичок с гармошкой…
Юра Никонов хорошо играет в шахматы и увлечен слепым математиком
Понтрягиным. Никонов с быстрой реакцией и неплохим юмором. У него маленький сын от второй жены, на ВЦ у него любовь – оператор Таня
Воротилова.
Тане 23 года, у нее тоже маленький сын. Есть и молодой муж-водитель. Год назад он кого-то задавил и сейчас в тюрьме.
С Юрой мы никогда не пересекались.
Сейчас он сидел напротив меня.
– Мара мне говорила, что у тебя связи в милиции…
– Тебе зачем?
– Понимаешь… Работает у нас Яша.
– Розенцвайг?
– Да.
– Дальше.
– Сейчас у него неприятности. Яшу обвиняют в хищении казенного имущества.
Расхититель соцсобственности попался.