Чортушка

Князь. Смотри за нею. Хорошенько смотри.

Матрена. И то смотрю.

Князь. Густавсонша эта, если и выздороветъ, не годится. Никогда не годилась. Стара и добра слишкомъ. Двченка забрала ее въ руки, командуетъ ею: дикою козою выросла. Мн нуженъ настоящій присмотръ за Зинаидою, ежовыя рукавицы… Поняла?

Матрена. Я, батюшка ваше сіятельство, ей не спускаю, a что характеръ y нея бдовый, такъ въ томъ совладать нтъ моей возможности. Покуда махонькая была, страхъ имла. A большой двк, невст, подзатыльника не дашь. Сама сдачи отпуститъ.

Князь (съ судорогою). Невст?

Матрена. Старики сказываютъ: наказуй дитя, пока поперекъ лавки ложится; когда дите вдоль лавки еле уложишь, наказывать поздно.

Князь. Мн не надо, чтобы ты Зинаиду наказывала, a надо, чтобы ты ее стерегла.

Матрена. Ужъ и не знаю, какъ еще стеречь? Кажется, стараюсь, не спускаю съ глазъ.

Князь. A вотъ какъ: была ты нянькою, тюремщицею будь.

Матрена. Господи, помилуй!

Kнязь. Я твердо ршилъ: замужемъ Зинаид не бывать. Хочу, чтобы въ монастырь шла, нашего рода грхи замаливать.

Матрена. Нонче, говорятъ, нельзя этого, чтобы насильно…

Князь. И не хочу, чтобы насильно. Пусть добровольно идетъ.

Матрена. Ой! что-й-то вы? Добровольно? У нея мысли не т.

Князь. A какія же y нея мысли?

Матрена. Извстно, какія бываютъ y двушекъ.

Князь. О женихахъ мечтаетъ?

Матрена. Ну, что ужъ…

Князь. Жениховъ для нея по нашему краю нтъ.

Подступаетъ къ ней.

Ты ей внуши! внуши!

Матрена. Слушаю, батюшка… A молоденькихъ, до тридцати лтъ, сказываютъ, ваше сіятельство, и не постригаютъ будто закона на то нтъ?

Князь. Знаю. Кабы не это, я бы ее въ монастыр воспиталъ, a не въ Волкояр. Глаза намозолила.

Матрена. На житье отдать, – княжну каждый монастырь съ радостью приметъ.

Князь. A она изъ монастыря-то убжитъ, и замужъ выскочить? Спасибо… Нтъ, мы лучше своимъ глазомъ досмотримъ…

Матрена. Какъ прикажете. Оно конечно: свой глазокъ смотрокъ.

Князь. Только прозвай, ее украдутъ, уводомъ уведутъ… Собой недурна… Сосди нищіе, жадные… Небось, такъ и шнырять вокругъ флигеля-то? А?

Матрена. Кому шнырять? Мы, батюшка, какъ въ пустын, живемъ. Никого не видимъ… Антипъ – банщикъ, да Конста садовникъ, сынокъ мой, – только подл насъ и людей…

Князь. Старикъ дряхлый и мальчишка! Хороши сторожа!

Матрена. Силы y нихъ малыя. Отъ лихого человка не оберегутъ.

Князь. Я къ павильону вашему Михаилу Давыдка приставлю. Велю ему дозорить. У этого медвдя чужакъ черезъ заборъ не шмыгнетъ…

Матрена. Покорнйше благодаримъ, батюшка, на ангельской вашей забот.

Князь. Дура! Себя берегу, не васъ.

Уходитъ.

Матрена. Чувствую, батюшка, да вдь на лишнемъ поклон голова не отвалится.

Зина входитъ – блое лицо, съ горящими глазами.

Чортушка ты, Чортушка! Сказано людьми, что Чортушка, такъ онъ самый и есть! (къ Зин). Слышала?

Зина. Нянька, достань мн яду!

Матрена. Сбсилась?

Зина. Достань!

Матрена. Зинушка! Зинушка!..

Зина. Уйдемъ отъ него, нянька!

Матрена. Онъ те уйдетъ. Куда?

Зина. Не знаю… Только уйдемъ. Не то большой грхъ будетъ… Крысиною смертью… да!

Матрена. Не ори ты, по крайности! Стны услышатъ.

Зина. Я ничего, мамушка, ничего…

Матрена. На бду свою я тебя послушалась, взяла сюда… Совсмъ теб не надо было слышать.

Зина. Въ тюрьму насъ съ тобою, мамушка, посадили, значитъ – ха-ха-ха? И уже на всю жизнь? Ха-ха-ха! Оно врне… Ну, что же, посидимъ… Уйти некуда. Это ты справедливо… Некуда! Всюду достанетъ: улетть на ковр самолет, ворономъ догонитъ, плотицею въ Унжу юркнуть, щукою схватитъ. Совсти онъ не слышитъ, управы на себя не видитъ… Пойдемъ въ нашу тюрьму, мамушка!

Въ глубин сцены Конста и Антипъ выносятъ огромную картину – Леду съ лебедемъ.

Матрена. Что вы?

Конста. Княгиню въ оранжерею волочемъ. Велно.

Зина. Срамота глядть!

Конста. Что съ вами? На обихъ лица нтъ… Княжна такая перетревоженная…

Матрена. А! лучше не спрашивай!..

Зина. Оставь, Конста. Словами горя не избыть.

Уходятъ.

Конста (опшилъ). Такъ…

Антипъ. Хе-хе-хе-хе-хе-хе.

Конста. Что ты?

Антипъ. Хе-хе-хе-хе-хе-хе.

Конста. Чортъ тебя знаетъ, старикъ. Смешься, какъ кикимора.

Антипъ. Хе-хе-хе-хе-хе.

Конста. Который день о теб гадаю; представляешься ты полоумнымъ или впрямь выжилъ изъ ума?

Антипъ. Хе-хе-хе-хе-хе-хе.

Конста. Будетъ. Подымай идолицу-то…

Антипъ. Погоди… хе-хе-хе… Погоди, Константинъ… А?..

Конста. Да ты о чемъ?

Антипъ. Все о томъ же, парень. Что же? Только и будетъ твоей удали, что на тары бары, бабьи растабары, или и въ самомъ длъ побжишь?

Конста. Побгу, ддушка.

Антипъ (одобрительно закивалъ головою). Бги, парень, бги!.. Ты малый золотой. Я, братъ до дурней не охочъ, a тебя полюбилъ, человка въ теб вижу, добра теб желаю. Что киснуть въ этомъ погребъ? Лсъ, да болото, да тиранство, – и люди-то вс стали, какъ зврюги. Въ срамъ и подлости рабской задохлись. Только и радости, что издваться другъ надъ другомъ. Сильный слабаго пяткою давитъ. Слабый сильному пятку лижетъ, a самъ змей извивается, норовить укусить. Твари! Гнуснецы!.. A тамъ, братъ, степнина… море… орлы въ поднебесьи… Втеръ-то по степи… жжжжи… жжжжжи… Народъ вольный, ласковый, удалой… Ни господъ, ни рабовъ… Все равные, всякъ самъ себ владыка…