Что на роду написано…

Виталик обжёг Пашу взглядом:

– Ещё партию, за расчёт.

– Не-а, – Паша хрустко потянулся. – Еду к Корочам, они пригласили на вечер какого-то лауреата. Потешимся малость. Хочешь, поехали?

– Нет настроения, – Виталик пытался скрыть злость в голосе.

– Ну как знаешь, – Паша снял со стула кожаную куртку. – Зяма, запиши на Виталика пятнадцать штук. Поехал, ещё за Наташей заехать надо.

Зяма, держатель катрана, уважительно проводил Пашу до дверей, взглянул в глазок, отпер внушительные запоры:

– Заходите почаще, Павел Николаевич. Всегда рад!

Спускаясь по грязной лестнице, Паша в очередной раз задался вопросом, почему в последнее время он видит в глазах Виталика если не ненависть, то глубокую неприязнь.

Они дружили с детства, вместе росли, ещё в школе начали играть в деберц. Уравновешенный и спокойный Виталик даже чаще выигрывал у любившего рисковать Паши. Играли тогда, конечно, не на тысячи, а на копейки. Но уже в то время, вспоминал Паша, Виталик всегда тяжело переживал поражения и как-то очень неохотно расставался с проигранными деньгами. Хотя, Паша знал это точно, человеком он был не жадным и, если обращались, всегда выручал друзей деньгами.

«Вот оно!» – Паша поймал промелькнувшую мысль. Зависть! Не к тому, что Паша часто выигрывал (Виталик сам играл очень прилично), – а к тому, как Паша легко и бесшабашно платил, когда проигрывал, и спокойно, даже безразлично, получал выигрыш.

«Да, – думал Паша, – люди больше всего завидуют даже не богатству, славе и успеху. Больше всего вызывают зависть человеческие качества, которые ты в себе не можешь преодолеть».

Подъезжая к Наташиному дому, Паша всегда останавливал машину метрах в двухстах от парадной. По двум причинам. Во-первых, чтобы не столкнуться с извечным недругом – Наташиной мамой. А во-вторых, полюбоваться на то, как Наташа размашистыми шагами с развевающейся гривой светлых волос, красивая и лёгкая, подходила к машине. А затем влетала на сиденье рядом, обнимала его за плечи, бросив при этом «дрянной мальчишка», и целовала его в щёку.

Пытаясь извернуться и накрасить ресницы в зеркале заднего вида – своего у неё почему-то никогда не было, – сквозь заколки, торчащие во все стороны изо рта, Наташа процедила:

– Как сыграл?

– Выиграл. У Виталика.

– Много?

– Порядочно.

Наташа, закончив манипуляции, оценивающе посмотрела на себя в зеркало и задала сама себе вопрос:

– Зачем я это делаю?

– Что? – не понял Паша.

– Крашусь. Единственное, что может испортить мою красоту, – это макияж.

Паша рассмеялся. В этом была вся Наташа: небрежная в одежде, не любившая краситься, она всегда выглядела стильно, а нежная кожа лица смотрелась будто омытая утренней росой.

Однажды, собираясь на какую-то ресторанную тусовку, застёгивая молнию на юбке, она её сломала. Недолго думая, пристегнула юбку булавкой, и они отправились в ресторан. Извиваясь под громобойный рок-н-ролл Нила Седаки, Наташа не заметила, что булавка расстегнулась и юбка рухнула на пол. Зал ахнул.

«Хорошо, что она хотя бы не забыла надеть трусики», – отстранённо подумал Паша. А в следующую секунду, ничуть не смутившись, Наташа скомандовала:

– Паша, лови!

И ловко прыгнула ему на руки.

Зал стих. Оркестр смолк. Паша, стоя посреди танцплощадки с полуобнажённой дамой на руках, лихорадочно думал, куда двинуться. К столу – невозможно. Может, сразу в машину? Но в это время, безмятежно взмахнув рукой, Наташа весело провозгласила:

– Ну подайте же, наконец, девушке шампанского!

Зал грохнул. Мужчины встали и дружно зааплодировали.

Встречаться они начали ещё в школе. Платов-старший, убедившись наконец к десятому классу, что из Паши не получится ни физика, ни математика, ни даже продолжателя врачебной династии, но может вырасти приличный футболист, перевёл сына в школу, в которую тот хотел, – престижную «Смоленку». До революции там размещалось что-то вроде питерского института благородных девиц. Для Паши «Смоленка» имела массу преимуществ. Во-первых, рядом с домом и в ней учились многие Пашины друзья и подружки. Во-вторых, «Смоленка», как бы подхватив дух своей предшественницы, благоволила к гуманитариям, спорту, и в ней даже проводили уроки этикета, хороших манер и бальных танцев. А секрет был прост: директором школы была милейшая Зоя Васильевна, прекрасный педагог и жена руководителя Украинской ССР.

Никакие танцы Паша посещать не собирался. Но однажды из любопытства зашёл посмотреть, как вальсируют и на что похож менуэт в исполнении его одноклассников. Пары ещё не составились, и, решив не дожидаться начала занятия, Паша пошел к выходу из актового зала.

– Ну наконец-то! – приятный девичий голос остановил Пашу, и чья-то лёгкая рука коснулась его плеча.

Два огромных смеющихся голубых глаза пригвоздили оглянувшегося Пашу к месту, и, внезапно покраснев, он грубовато проронил:

– Что «наконец-то»?

Голубоглазое изваяние сделало книксен и представилось:

– Наталья.

– Павел, – ещё более смутившись, пробормотал Паша. – Но что «наконец-то»?

Девушка рассмеялась, обнажив ряд белоснежных зубов, и уже спокойно пояснила:

– Наконец-то пришёл человек нормального роста, а то приходилось танцевать с кавалерами, которые до плеч мне едва достают.

Любуясь новой знакомой и ещё больше смущаясь, Паша с жалостью вздохнул:

– Я не танцую.

– Будешь танцевать! – Лицо девушки стало серьёзным, а голос – повелительным. – Мало того что девушка сама приглашает к танцу, так он ещё и выпендривается!

Она крепко взяла его под локоть и повела в центр зала.

Звучали первые аккорды вальса-бостона.

– Положи правую руку мне на талию. Так. В левую возьми мою руку. Правильно, – и, приобняв Пашу левой рукой, она прижала его к себе. – Вот и вся наука.

Почувствовав прикосновение её груди, Паша окунулся в глаза Наташи и с грустью и нежностью подумал: «Пропал Пашка!»

– Но я не умею.

– Научишься.

Наташа ещё ближе прижалась к нему. «Труба», – подумал Паша и, ничего уже не замечая вокруг, кроме двух захлестнувших его голубых озёр, растворился в объятиях девушки.

Паша улыбнулся воспоминаниям. Сосредоточившись на дороге, он сбросил скорость и пытался вести машину аккуратнее. Они въезжали в Печерск, движение стало плотным и медленным. Он посмотрел на Наташу – она, задумавшись, смотрела в боковое стекло и вдруг тихо произнесла:

– Не играй больше с Виталиком, – и, повернувшись к нему, добавила: – Не знаю, за что, но он тебя в последнее время ненавидит.

– Я и сам это заметил, – сказал Паша и припарковался у большого сталинского дома с гербом Украины под самой крышей.

Квартира братьев Корочей находилась на втором этаже самого известного дома Киева. На его фасаде было столько мемориальных досок, что, казалось, здесь жили, размножались и умирали практически все республиканские знаменитости. Квартира была огромной, как и полагалось соратнику Ильича и бессменному председателю Президиума Верховного Совета Республики, несгибаемому коммунисту Демьяну Коротченко. В партийных кулуарах – Демьян Богатый.