Что на роду написано…
Шрифт:
– Ничего не говори, Осип: старый Лейба всё понимает. Это девочка или мальчик?
– Девочка.
– Ну и хорошо. У нашей Голды столько молока, что можно выкормить ещё пару детишек. А это что, её приданое?
– Да, старый князь просил сохранить его и сына военные награды, да ещё там драгоценности какие-то.
– Всё сохраню, а когда вырастет – отдам. А как зовут девочку?
– Елена.
– Нет у нас такого имени, ну а теперь будет.
Осип собрался уходить, но раввин остановил его:
– Помнишь, много лет назад я сказал его превосходительству, что он не пожалеет, что приютил горстку еврейских беженцев. Жизнь – она сложная. Но в любой религии прописано: если тебе сделали
Осип пошёл к выходу. И уже на пороге, обернувшись, спросил раввина:
– А как зовут твоего новорождённого внука?
– Имя ему Гершель. По-вашему – Гриша или Гарик.
Глава 9
Загородный клуб на Новой Риге, в котором из года в год собирались поиграть в карты товарищи Павла, был местом примечательным. Его нынешний владелец в своё время выкупил сотню гектаров далеко не самой лучшей земли с покосившимися коровниками и другими строениями бывшего совхоза – и за пять лет разбил на голых холмах усадьбу в эклектичном стиле, сочетавшем французские парки и староанглийские усадьбы. Вместо осушенного болота выкопали озеро, возвели пару ресторанов и гостиницу, разбили поля для гольфа. Усадьба, к удовольствию Павла, оставалась по-домашнему уютной и располагающей к отдыху. Это было место исключительно «для своих», где можно было расслабиться и отрешиться от городской суеты в узком кругу друзей, приятелей, близких и дальних знакомых.
Полторы недели после покушения для Павла прошли в тягомотной и тягучей, как советский ирис, волоките: опросы, вызовы в СКР, звонки знакомых и приятелей, взволнованных его судьбой, – он и сам не помнил, когда в последний раз от него требовалось столько раз повторять на все лады примерно одно и то же. Следователям – что стрелявших внятно описать не может, но, если увидит, скорее всего, опознает; товарищам – что жив, здоров и невредим.
Причины всеобщей обеспокоенности вызывали понимание. Засады, разборки, стрелки, нападения из-за угла, взорванные автомобили – всё это для многих людей из окружения Павла Николаевича было делами давно минувших дней, внезапно ожившими из небытия прошлого. Шутка ли: за короткий период Москву тряхануло от трёх покушений – двух «успешных» и одного подчеркнуто «неудачного». Кто, зачем, почему такие радикальные методы?
Платов был уверен, что если вдруг кто-то был не в курсе попыток связать его имя с недавним двойным убийством Кожухина и Титова, то теперь её не усмотрел бы только совсем бестолковый человек. Таких ни среди его партнёров по бизнесу, ни среди друзей и товарищей не водилось. Поэтому Павел заранее предвидел скорое осложнение в и без того пошедших вразнос делах.
В своё время Платову доводилось быть как наблюдателем, так и участником историй с пальбой «на поражение». В таких ситуациях всегда неприятно убеждаться в собственной бренности, даже если опасности удалось счастливо избежать. Вот и сейчас: умом Павел понимал, что, мол, «хотели бы хлопнуть – хлопнули», а раз нет, то и цели такой не ставилось. Но утешало это слабо.
Ну хорошо, в этот раз никто его убивать не собирается. Но кто даст гарантию, что завтра ветер не подует в другую сторону? И ладно бы ещё знать, за что тебя могут «приговорить», – тут появляется немалое пространство для манёвра. Когда же происходит что-то совсем мутное…
Оставалось только надеяться, что причина всех этих событий скоро проявится и установятся хоть какие-то «правила игры». Должна же в самом деле присутствовать логика в действиях платовских врагов? Павел по-прежнему не знал, чего от него хотят и за что «припугивают». Что превращало покушение в какой-то
акт куража, будто кто-то просто решил поиздеваться, используя для издёвок любые средства.Собственно, ещё и поэтому Платов ощущал себя, мягко говоря, не в своей тарелке. Не то чтобы он испугался за жизнь: и Тоша, и Пётр Ливанович, узнав о произошедшем, начнут отслеживать все процессы вокруг него ещё более пристрастно, – скорее, окончательно осознал, что контролировать происходящее и мало-мальски прогнозировать что-то у него нет возможности. Мало данных, слишком мало…
Последние полторы недели, в течение которых его раз за разом мыслями возвращали в крайне неприятную ситуацию, тоже сил не прибавили. Даже наоборот: ещё больше вымотали, поскольку к ранее посыпавшимся, как из рога изобилия, проволочкам в бизнесе добавилось напряжённое ожидание новых неприятностей, когда взгляд сканирует каждого встречного человека или едущую машину на предмет скрытой угрозы. «Давно такого не было, и вот опять, – мысленно усмехался Павел. – Вторая молодость, не иначе».
Поэтому довольно неожиданный пятничный звонок Виталика пришёлся как нельзя кстати.
В отличие от многих, звонить сразу после покушения Виталик не стал, выразив свою обеспокоенность письменно в мессенджере. То ли понимал, что приятного в телефонных расспросах мало, то ли не знал, как о таких вещах правильно говорить: сказывался недостаток близости между ними. Так или иначе, прошло шесть дней, прежде чем антиквар решился позвать старого друга на партию в деберц. Подумав, Павел согласился, хотя в то, что сможет развеяться и отвлечётся, особо не верил. Не с Виталиком – тот умел, скорее, нагрузить, даже если действовал с наилучшими намерениями. С другой стороны, возможно – Платов это допускал, – так он влиял только на него в силу какой-то хронической несостыковки их жизненных ритмов.
Так почему же Павел Николаевич согласился на встречу? Он и сам толком не понимал. Наверное, неосознанно надеялся на поддержку старого друга. Всё-таки какие бы кульбиты ни выписывали их отношения, они прошли вместе очень и очень многое…
День обещал быть хорошим: небо прояснилось после недавних затяжных ливней, духота спала. Платову нравилось приезжать в такую погоду: в дождь даже самая динамичная игра путается словно сама собой. Сейчас же можно было отпустить водителя и немного размять ноги – всё равно он приехал пораньше…
Захрустела гравийная дорожка. А затем кто-то по-свойски хлопнул Павла по плечу тяжёлой ладонью.
Платов обернулся.
– Привет, Артём. Не ожидал тебя здесь увидеть…
Артём, как и Платов, в своё время перебрался из родного Киева в Москву, хотя сделал это лет на десять позже. От родителей ему досталось неплохое наследство, которое он со вкусом тратил, будто получил по завещанию скатерть-самобранку. Итог оказался закономерным: почти все деньги Артём профукал, а на плаву держался за счёт старых связей. Искусствовед по образованию, по сути он был талантливым барахольщиком, способным достать любой раритет.
Давние приятели сели на открытой веранде, почти сразу заказав по стопке за встречу. Артём принадлежал к тому типу людей, степень опьянения которых легко определить по цвету кожи. Та у них, и без того с оттенком варёных раков, в течение всего застолья постепенно наливается бордовым, иногда покрываясь сеткой мелких сосудов. При этом пьют они крепко, отдавая предпочтение водке или даже самогону, лишь изредка снисходя до чего-то более тонкого. С возрастом такие, как правило, тяжелеют и приобретают грузность в движениях, хотя при случае могут удивлять прытью… Платова при взгляде на Артёма всякий раз поражало это несоответствие: вроде бы человек искусства, а так посмотришь – пропойца-колхозник. Как говорится, внешность обманчива…