Что на роду написано…
Шрифт:
Если Платов приехал в загородный клуб на встречу с Виталиком, то по какому случаю здесь болтался Артём, можно было только гадать. Впрочем, разъяснилось всё быстро: не прошло и нескольких минут, как старый киевский товарищ пригласил Павла присоединиться к тусовке, от которой сам ненадолго оторвался. Платова это не удивило: Артём принадлежал к числу тех, кто карнавалит везде, не особо нуждаясь в отдельных приглашениях и прочих формальностях. Узнав, что скоро приедет Виталик – с ним, как знал Павел, Артём поддерживал какие-то свои отношения, – он первым делом спросил:
– Так вы поиграть? А во что – преферанс?
– Да нет, в деберц.
– Если что, Паш, я тебе в долю упаду.
Это было вполне в духе Артёма: Павел, даже напрягшись, не смог бы вспомнить ситуацию, где тот
– А что это ты в долю Паше решил упасть, а не ко мне? Хотя… Он у нас везунчик, – Виталик вошёл на веранду, саркастически улыбаясь.
Обнялись. Оглянувшись на квёлого официанта, Виталик сделал знак, чтобы принесли коньяка и на третьего. Пока он закуривал, Павел Николаевич поймал себя на мысли, что своих ровесников мы видим всегда молодыми, но приходится признавать, что возраст мало кого украшает.
Тем интереснее было то, что Виталик с годами приобрёл если не лоск, то внешнее благородство. Тонкий и высокий, он хотя и высох как чернослив, отчего всю его кожу расчертили мелкие линии, но сумел сохранить прежнюю фигуру и осанку. Даже глаза выцвели до красивого голубого оттенка. Только взгляд за тонкой оправой очков оставался прежним – тяжёлым и саркастичным. И бликующие стёкла это никак не исправляли.
– Что нового, Виталь? Как жизнь, как домашние?.. – Павел подождал, пока Виталик затянется, и тоже достал сигареты.
– Да всё по-старому, – неопределённо пожал плечами Виталик. – Сын вот в Лондоне ноет, хочет на пару дней сбежать в Москву. Всё как обычно… А у тебя что? Я писал тебе после тех… новостей, но ты так и не ответил…
– Всё в порядке: случайные какие-то отморозки… – проговорил Павел, давая понять, что желал бы закрыть тему. – Весеннее обострение, не иначе.
– Ты поаккуратнее. Есть люди, которые будут за тебя переживать, – Виталик посмотрел куда-то сквозь Платова, отчего ему стало неуютно.
Немного поговорили ни о чём.
Принесли коньяк, и Павел, придирчиво посмотрев его на свет и кивнув официанту, впервые за последние несколько дней выпил. Не слишком много, чтобы не потерять тонус, но «в охотку».
Он подметил, что сегодня Виталик будто бы искрит энергией. С тем же Артёмом они так бойко перекидывали друг другу наэлектризованный мячик подколов, что Платов лишь диву давался внезапно прорезавшейся у старого друга общительности и весёлости. Судя по всему, дела у него шли неплохо – не в пример платовским. Правда, на взгляд Павла Николаевича, с виду безобидные фразочки Виталика, сколь бы старательно он ни обёртывал их в цветастые фантики благодушия, сегодня звучали излишне резко.
– …Ну что, Артемий, присоединишься к игре? Или макроэкономическая обстановка и стагнация в реальном секторе загнали твой бюджет в ситуацию острого дефицита? В общем-то, как обычно… Ты у нас вечный банкрот, прямо как Руанда. Что ж, могу поправить твоё финансовое состояние, если надо. Знаю-знаю, тебе всегда надо… Так не стесняйся – бери, пока добрый человек даёт. Потом сочтёмся по старой дружбе… – Виталик колюче рассмеялся.
Артём стушевался, вымученно улыбаясь. То, что он не отдаёт долги, не являлось секретом, но говорить об этом вслух было не принято. Артём – при всех недостатках и особенностях – был «свой». Плохой или хороший, но из ближнего круга, в который однажды вошёл и удивительным образом закрепился. Платов «унаследовал» его от разгульного киевского прошлого, но не пытался встроить в свою новую жизнь, когда после
затяжной лондонской «командировки» снова осел в российской столице. Однако Артём сделал всё сам, влившись в московскую компанию легко и непринуждённо, будто всегда в ней и был. Сейчас, наверное, полгорода с ним знакомо. И все многочисленные компании принимали этого безобидного пройдоху таким, какой он есть, прощая глупости и мелкие грешки.Виталик будто бы и не заметил, что заступил за незримую черту. Он просто-таки источал уверенность и вальяжное самодовольство.
– Ладно уж, гулять так гулять: прощаю тебе прежние задолженности. И даже готов открыть новую кредитную линию – вернёшь борзыми щенками… Или отработаешь как-нибудь… – Платов поморщился от этой неказистой саркастичности.
Сейчас Павел Николаевич изучающе смотрел на товарища. С каких это пор Виталик начал вот так разбрасываться деньгами, прощая долги? Нет, он всегда был человеком достаточно успешным, неплохо зарабатывая на антикварных сделках. Да что неплохо – иной посчитал бы его состоятельным: хороший дом за городом, сын в Лондоне, прочие атрибуты достатка. Меж тем Виталик, сколько помнил его Платов, был предельно аккуратен в расходах: попросту деньгами не сорил, не кутил, в игры по-крупному не ввязывался. Не потому, что не мог себе позволить. А потому, что не умел себе позволить. Таким уж уродился.
Настроение у Павла стремительно портилось. И ведь заранее знал, что Виталик не тот человек, с которым надо поправлять моральный дух…
Обсудили размер ставок. По мнению Павла, планку задрали высоковато для дружеской игры, которая задумывалась в качестве развлекательной. Но противостоять разбитному напору Виталика не было сил – они покидали Платова вместе с настроением.
– Ты же у нас в игре признанный профессионал, – пояснил Виталик, – а значит, для тебя хорошая ставка – это и не риск никакой. Скорее знак уважения… тебе с моей стороны, – снова одинокий смех.
Вроде ничего такого Виталик не сказал, однако красноречивым свидетельством тому, что разговор развивается явно как-то не так, служило затянувшееся молчание Артёма: обычно его не заткнуть, а тут неловкая тишина.
Справедливости ради, назвав Платова профессионалом, Виталик не соврал. Карты Павел Николаевич знал практически с детства. Сначала наблюдал за взрослыми: в компании его родителей детей редко отсаживали за отдельный стол, – потом пробовал играть сам; а поднаторев годам к 15–16, начал обыгрывать домашних и знакомых. Когда же прошла ещё пара лет, Платов обнаружил, что его умения позволяют ему участвовать и в играх посерьёзнее, чем он и стал пользоваться, постепенно нарабатывая нужные навыки. Карты приносили деньги – сначала хорошие, потом большие. В итоге игра стала для него работой. В полном смысле этого слова. Ей он посвятил немало лет…
Павел и не заметил, как Артём в какой-то момент словно растворился в пространстве. Вроде только что был здесь – и вот уже его нет совсем. «И правильно сделал, – подумал Павел. – Хорошего вечера сегодня не получится точно».
А ещё промелькнула мысль, что неплохо было бы проучить Виталика. Что-то он уж больно наглый сегодня. И энергию высасывает больше обычного. Но мысль была нелепой, Платов осознавал это отчётливо. Не в той он сегодня форме, не в том настроении, чтобы кого-то чему-то учить.
На пути к профессионализму прежде всего игрок приобретал умение шестым чувством определять, когда стоит вступать игру, а когда случается тот самый «не твой день». И этим тайным для большинства знанием Павел Николаевич овладел в совершенстве. Сейчас опыт подсказывал: ничего путного не выйдет.
Виталик достал колоду, предложив особо не мудрить и играть здесь, пока погода «располагает».
…Они играли уже больше полутора часов, когда Павел окончательно понял: игру нужно побыстрее сворачивать. И не потому, что карта не шла и он несколько раз подряд проиграл. Платов не мог толком сосредоточиться: в голове, будто в улье, роились, мешая своим жужжанием, десятки бессвязных образов. «Жигуль», чиновники – убитые и живые, следователи, британские банкиры и американские инвесторы… Прошлое и настоящее. Лика, Мила, Наташа… Слишком много всего разом.