Что такое Израиль

Нет, не приходится смущаться кровавым героизмом Хаар-Циона. В те же дни мои братья-палестинцы слушали с открытым ртом рассказы о своих героях-федаинах, охотившихся за скальпами в Тель-Авиве и пограничных кибуцах. Я могу понять их. Вчерашним бойцам легче понять друг друга, да и простить друг друга им нетрудно. Меир был сделан из того же теста, что и неукротимые рыцари Первого крестового похода, которые нагнали страху на весь Ближний Восток.

Да и мы старались быть рыцарями без страха и упрека. Среди своих многочисленных родин я числю парашютно-десантный батальон. Ведь я родился несколько раз, и несколько раз в жизни мое будущее казалось предопределенным – чтобы вновь измениться крутым рывком.

Когда-то мне казалось, что впереди – Академгородок, Наташа, Золотая Долина Новосибирска. Потом дунул осенний ветер, поднял меня и забросил в Святую землю на перековку в материал для суэцких батальонов. Еще раз я родился в Лондоне, где англичане учили меня справедливости и объективности – урок, который я забыл со временем, потому что правда – это лишь вся правда, а на всю правду не хватает времени и места. Я родился заново и в Японии, где впервые увидел весеннее цветение, ручьи в горах, гармонию между людьми и природой. Я теперешний – результат всех этих рождений, и в Иудее я вижу сестру Ямато, с миндалем вместо сакуры. Но я не забыл и рождение прошлое – выход из утробы «Дакоты», твердую руку парашюта, несущую меня в прекрасном мире, звон приклада о мраморный пол Латрунского монастыря, пыль Самарии на красных ботинках парашютиста, двускатые палатки под Бейт-Джубрином, полет джипа в долине Бокеа, белые подштанники армейских суббот, зеленое небо в ночном искателе пулемета, запах кордита от воронок, – все то, что стоит за словами «окопное братство». Мы не умеем выращивать оливы и рыть туннели источников, но мы умеем воевать, а это старинное и почетное ремесло. И пусть в списке достопримечательностей и потаенных прелестей Палестины значится и раскаленное добела послушничество боевых батальонов, и чистое серебро солдат-израильтян. Когда снова объединится народ зеленой Палестины, нашим вкладом будет не теория относительности, в которой мы ничего не смыслим, но теория танкового прорыва и ночной атаки.

А если нет… ведь не холодным скальпелем, не руками в резиновых перчатках лезу я в кровоточащие раны Ближнего Востока. Я плоть от плоти твоей, Палестина, я кровь от крови твоей, Израиль. Одиноко еду я на серой Линде по зеленым холмам, мимо крестьян в белых головных платах, мимо бородатых поселенцев, вдали от крепких, загорелых израильтян, хороших социалистов, моих друзей, не пересекающих «зеленую черту». Мои друзья хотят отделаться от Нагорья, пока оно не испортило настоящий Израиль. Я готов отказаться от настоящего Израиля во имя будущего Нагорья, в котором будет Эйн-Синия и не будет Брахи и Текоа. Но я знаю, и не солгу – по последнему счету я окажусь не меж олив, но меж солдат в оливковой форме, моих однополчан.

Мужество воинов принесло крестоносцам победу в Первом походе, но авантюризм погубил Иерусалимское королевство. Далеко на юге, в горах Моава, стоит на узком и вытянутом горном отроге огромный замок Керак де ла Шевалье, или просто Керак, чудовищных размеров сооружение, сравнимое только с Эскуриалом. В древности это место именовалось Кир-Моав (Кир-Харешет) и было столицей Моавского царства, современника и противника Иудеи, Израиля и Эдома. С виду он напоминает мой любимый замок Ле Бо де Прованс. На его стенах кружится голова – так далеко внизу земля, и нипочем не поймешь, как можно было взять такую неприступную вершину.

При крестоносцах здесь был центр Заиорданья (Oultre Jourdain), и сеньор Керака и Монреаля слыл одним из самых важных баронов в Святой земле: крестоносцы считали замки Заиорданья ключом к Палестинскому нагорью и после утраты этих земель уже не верили в возможность удержаться в Иерусалиме. Поэтому они отказались от предложенного им демилитаризованного и лишенного опоры в Заиорданье Иерусалима. Керак сыграл важную роль в судьбе королевства в руках его последнего сеньора, дерзкого авантюриста Рейнальда (Ренольда, Рене) де Шатийона. Рейнальд был типичным бароном-разбойником, но в нетипичном месте – на главной дороге между Египтом, Сирией и Аравией. Соглашения о перемирии не сдерживали его. В 1181 году он ограбил караван паломников, шедший в Мекку, и вызвал вспышку военных действий. В 1183-м сделал еще более рискованный шаг – на верблюдах переправил корабли в Акабский залив, взял крепость Айла, обложил Иль де Грей (против Вади-Гурие), рыцарский замок на крошечном островке в самом паху Акабского залива. Замок этот виден и по сей день, израильтяне называют остров, на котором он стоит, Коралловым, а арабы – островом Фараона (Гезират-Фираун).

Гавань Гезират-Фираун – самая лучшая и надежная во всем заливе, она устроена, как и финикийская гавань Тира, между островом и берегом. В древности на острове обосновались египтяне, плававшие по приказу Рамзеса III к Тимне за медью. После долгого запустения на остров пришли византийцы и повели отсюда торг с Индией. Крестоносцы укрепили замок на островке, поскольку мимо него проходила дорога в Мекку, а по ней шли караваны из Египта в Хиджаз. Владетели замка брали пошлину с паломников, пока Саладин не переправил корабли через Синайскую пустыню на верблюдах и не взял остров.

Рене де Шатийону не удалось захватить Иль де Грей, он оставил здесь часть сил держать осаду, а сам пустился в дерзкий рейд на юг, в Хиджаз. Он был остановлен на расстоянии одного конного перегона от Мекки, его корабли потоплены, осада с Иль де Грея снята, Айла возвращена мусульманам.

Третья, и последняя, авантюра Шатийона оказалась губительной и для него, и для всего Иерусалимского королевства. В конце 1186 года он налетел на богатый караван, перебил охрану и увел купцов в плен в казематы Керака. Саладин потребовал отпустить пленников и возвратить награбленное. Шатийон отказался, и король Ги (де Лузиньян) не смог заставить его покориться. Саладин не стерпел обиды и пошел войной на крестоносцев.

К этому времени Саладину удалось объединить под своей рукой весь окрестный мусульманский мир, от Ливии до Междуречья. Он правил Египтом, Дамаском, Алеппо. Впервые крестоносцы оказались в подлинном окружении. Им противостояли теперь не разрозненные и враждующие арабские повелители, но единая воля великого полководца. Крестоносцы же, напротив, были разобщены более, чем когда-либо. Сеньоры не спешили поддерживать слабого и непопулярного короля Иерусалимского Ги. Раймонд Триполийский, муж принцессы Галилейской Эшивы, заключил перемирие с Саладином. Король объявил его изменником и вышел в поход на Тиверию, где в замке у озера находился Раймонд. По пути на север, в Назарете, король позволил вассалам уговорить себя и попытался примириться с сеньором Триполи. В Тиверию отправились гроссмейстеры тамплиеров и госпитальеров с группой рыцарей. По пути они остановились переночевать в замке Ла-Фев. Следы этого замка видны по сей день на территории кибуца Мерхавия, старого, устроенного кибуца Мапам, где жил Яари, основатель партии, и где народ с тоской вспоминает, как им не удалось подстрелить Менахема Бегина во время «сезона охоты» на членов Эцель и Лехи.

Тем временем сарацины обратились к графу Раймонду с просьбой разрешить им проехать по Галилее. Раймонд согласился, но поставил условие: сарацины должны выехать поутру, вернуться до заката и никого в Галилее не обидеть. Те согласились, и 1 мая 1187 года поутру семь тысяч мамелюков лихо прогарцевали мимо замка Раймонда. Они выполнили данное слово и вернулись до заката – с головами рыцарей-тамплиеров на пиках. Те успели выехать из Ла-Фева, чтобы погибнуть на поле боя у Крессона, к северу от Назарета. Граф Раймонд пришел в ужас, счел себя виноватым и срочно примирился с королем.

Первого июля 1187 года армии Саладина пересекли Иордан там, где он вытекает из Кинерета, и вошли в пределы Святой земли. Ставка Саладина располагалась в холмах над Кинеретом – внизу, у озера, стояла обычная летняя жара. Там, в двухстах метрах ниже уровня моря, и зимой довольно тепло, а летом жара превосходит все доступное воображению человека, не бывавшего в иранском Абадане. Наверху, в горах, все же не так жарко и случается ветерок. Посланное Саладином войско осталось в долине и на другой день, 2 июля, взяло Тиверию. Только цитадель Тиверии все еще оборонялась. Во главе ее гарнизона стояла Эшива, принцесса Галилейская, супруга графа Раймонда Триполийского.

(Приезжающий в Тиверию может увидеть эту цитадель, ставшую православным монастырем Св. Апостолов и Св. Николая. Во время отлива или засухи из воды показываются черные рустированные камни, обычно скрытые под ее поверхностью. Другой оплот крестоносцев, внушительное сооружение из черного вулканического камня, стоит у Назаретской дороги, но это здание было отстроено, видимо, в XVIII веке из руин времен крестоносцев.)

В это время двор короля был в Акке. Весть о благородной даме, доблестно сражающейся с сарацинами у озера, поразила рыцарей: в балладах и рыцарских романах прославлялись девы-воительницы, вроде Клоринды, воспетой Тассом. Они решили двинуться на выручку даме. Графа Раймонда по-прежнему жгло клеймо предателя, и когда он посоветовал сеньорам повременить с выступлением, на него зашикали. Граф Триполи, уроженец Ближнего Востока («сабра», сказали бы мы, если бы тогда кактус сабра рос в Палестине), напомнил баронам, что в июле, в страшную жару, армия на марше оказалась бы в невыгодном положении. От его слов отмахнулись, и рыцари немедленно выступили в поход, в поисках боя и бранной славы. После полудня 2 июля армия крестоносцев пришла к источникам Сефории.