Что-то кроме магии

Скримджер смешался и отступил назад, уступив дорогу миссис Мальсибер. Черные меха, в которые она куталась, делали ее почти неразличимой в темноте поляны.

— Мама?! — болезненно сощурился Эдгар. — И давно ты здесь?

— Появилась вслед за Северусом. Я попросила Кристофера дать ему четверть часа, чтобы Северус убедил тебя уехать. Надеялась, что хотя бы у него получится...

Мальсибер попытался шагнуть к ней, забыв о связанных ногах, покачнулся и наверняка упал бы, если бы его не удержал подоспевший Снейп.

— Попросила Кристофера?! Так это ты...

Мать шла к сыну, не отрывая от него взгляда сухих, остро блестящих глаз.

— Да, Эд, это я тебя выдала. Потому что хочу, чтобы ты жил. Это не твоя война и не твой вождь. Или Азкабан ничему не научил тебя?

Сын ответил не сразу. Он высвободился из рук поддерживавшего его Снейпа и постарался стать прямо.

— Прежде Азкабана у меня были еще учителя. Помнишь, мама, ты рассказывала нам с Этти историю нашей семьи? И внушала нам, что никто из Мальсиберов никогда не нарушал своих обетов? Когда же ты лгала, мама: тогда или сейчас?

— Ну что, Этти, убедилась? — потерял терпение Скримджер. — По-хорошему твой упертый братец не желает.

Старшая из женщин предостерегающе подняла руку.

— Подождите, Кристофер. Меня только что обвинили во лжи... Я должна ответить.

Меха разлетелись черными крыльями, неяркая вспышка — и глава спецотряда «Мантикора» рухнул в снег, застыв доской в классическом «Петрификусе».

— Крис! — бросилась к нему жена.

— С ним все будет в порядке, — невозмутимо заметила миссис Мальсибер. — Я не собираюсь оставлять Бобби без отца... Прости, Этти, так надо.

Дочь потянулась к чехлу на поясе, где хранилась палочка, но мать успела раньше.

— Наверное, они возненавидят меня, — вздохнула она, обволакивая два лежащих тела согревающими чарами. — Но другого выхода нет.

Отвернувшись от дочери, точно разом забыв о ней, она направила палочку на сына.

— Фините Инкантатем!

Заклинание ударилось о веревки, не причинив им никакого вреда.

— Диффиндо!

На шубе Эдгара появились длинные продольные разрезы.

— Боюсь, это не обычное «Инкарцеро», — покачал головой Снейп. — И что вы намерены делать потом?

— Потом пусть мой сын поступает так, как считает правильным, — твердо ответила мать. — Эд, я никогда не лгала своим детям. Просто очень люблю тебя... Северус, вы сможете убрать эти веревки?

— Попытаюсь. Но не здесь, — он крепко взял связанного за локоть. — Не дергайся, аппарируем.

— Куда? — ахнула женщина, но они уже скрылись в снежной воронке.

* * *

Хромой Хью заломил несусветную цену, но торговаться не приходилось: не в Мунго же идти снимать наложенные аврором чары!

Снейп, сидя в его потайной комнате, слушал, как Хью бранится сквозь зубы, ломая чужое колдовство, и мрачно размышлял, что надо было приложить парализующим миссис Мальсибер, поднять Скримджера и вместе с ним доставить «упертого братца» в тюрьму — для его же собственного блага и для душевного спокойствия господина декана... Которому, оказывается, верили на слово. Эх, Кристофер...

Наконец веревки со звонким щелчком порвались. Эдгар облегченно вздохнул, подмигнул Снейпу:

— Северус, прости, что предателем обозвал. С моей матушкой не соскучишься!

— Да и с тобой веселья — не расхлебать...

Хью согласился укрыть у себя Мальсибера, пока Снейп свяжется с Малфоем, чтобы найти новое убежище для беглеца. Заодно неплохо бы вытрясти сотню-другую галлеонов из этого денежного мешка.

Обитатели Лютного досматривали десятый сон, когда развалюха в тупике скрипнула дверью, выпуская на утоптанный снег переулка одинокого прохожего. Ноги сами понесли его к знакомому дому, взгляд метнулся вдоль темных окон... Конечно, все давным-давно спят. Спит счастливец, которому не надо делить мир на «своих» и «чужих», чтобы потом тяготиться «своими» и сочувствовать «чужим».

Северус остановился, пораженный беспощадной истиной: Квиринус — последний, кого он еще не предал.

Глава 97. Упрямый сквиб

— ...тогда он посмотрел на нее поверх очков, — этак грустно-ласково, как на дурочку, — и спрашивает: «А что прикажете делать с хвостом, профессор Амбридж?»

Сивилла не забыла, какими неприятностями закончился для нее минувший день. Да, она по-прежнему считалась уволенной, и хереса в бутылке не осталось, и Квиринус огорчится, узнав, что она снова пьет, — но несмотря на все это бывшая преподавательница прорицаний покатывалась со смеху. Потому что Помона Спраут в красках и лицах пересказывала ей диспут о кентавре Флоренсе, развернувшийся между Дамблдором и Амбридж.

Госпожа инспектор кое-как смирилась с кандидатурой нового учителя, но отступить просто так не могла. Она потребовала, чтобы кентавр оделся. Мол, нельзя, чтобы неокрепшие юные умы смущал вид голого по пояс мужчины.

— Дамблдор ей возражает, что кентавр не человек, и следовательно, не мужчина, — с удовольствием вспоминала Спраут. — А та в ответ, что раз не человек, то и учителем быть не может!

— Ну здравствуйте, а Биннс? — перебила Трелони.

— Так директор сразу про него и упомянул! И добавил, что были другие прецеденты, то ли в пятнадцатом веке, то ли в семнадцатом... А Долорес не унимается: пусть кентавр и не человек, но часть его — человеческая, так что он обязан надеть на нее одежду. Вокруг все чуть не в голос с нее смеются, один директор серьезен, как на похоронах. Делает вид, что внимательно обдумывает ее замечание, а потом вежливо уточняет: «Правильно ли я понимаю, уважаемая профессор Амбридж, что одетым можно назвать только того, кто покрыт одеждой не только до пояса, но и ниже?» Долорес хлоп-хлоп глазами, но потом кивает. И тут директор выдает: «Значит, вы предлагаете одеть Флоренца в штаны? И какую именно пару ног?» — «Не надо Флоренца в штаны!» — «Так у вас преподаватель без штанов ходить будет? А как же приличия?»

Сивилла в приступе хохота повалилась на диван. Помона с одобрением наблюдала за ней, радуясь, что от вчерашнего уныния не осталось и следа.

— Короче говоря, Флоренц гуляет по школе в натуральном виде, — заключила Спраут. — И скажу тебе, там есть на что посмотреть. Красавчик синеглазый. А какой торс!

Дальнейшая беседа свелась к сравнительному обсуждению мужских и кентавровых достоинств, в результате чего Сивилла обнаружила, что соскучилась по мужу. И раз она не занята на уроках, то может рвануть к нему незамедлительно. Квиринус должен быть сейчас дома, и если никуда не собирается уходить, то... то не стоит терять времени.

На прорицаниях за нее кентавр пока потрудится. А она, женщина с тонкой душевной организацией, после перенесенного нервного потрясения имеет право на отдых и положительные эмоции.

Пожалуй, в тот день конца февраля только Спраут и Трелони обсуждали кентавра. Несмотря на свой непривычный вид, Флоренц остался почти незамеченным. Хогвартс был занят другим: в «Придире» вышло большое интервью Гарри Поттера, он рассказывал о Том-Кого-Нельзя-Называть. Школа превратилась в читальный зал — увы, нелегальный, потому как на доске объявлений уже красовался очередной декрет, запрещающий журнал Лавгуда. Длинная, с завитушками, подпись Амбридж сопровождалась уморительной лопоухой рожицей с высунутым языком: Пивз не преминул оставить на документе свой «автограф».