Что-то кроме магии

После неудачного чаепития в кабинете генинспектора Хранители перестали замечать Долорес. С ней не здоровались, на ее окрики не отвечали, а при встрече старательно облетали стороной, точно брезговали дотронуться. Один полтергейст не оставлял Амбридж вниманием, — чему она была вовсе не рада.

Например, он заметил у ее многочисленных декретов широкие поля, которые так и просились под кисть и карандаш. В итоге за одну ночь доска объявлений у Главного зала расцвела всеми оттенками радуги. Правда, текст документов теперь не разобрал бы и лучший шифровальщик, но, как говорится, искусство требует жертв.

К удивлению и обиде Пивза, Амбридж не оценила его творчество, очистила все листы и заколдовала их на сопротивление цветным чернилам, грифелю и краскам.

Следующей ночью бумаги были щедро размалеваны губной помадой, украденной из косметички «профессора Жабы». Очевидно, в чары закрался изъян.

Больше не надеясь на магию, Амбридж приказала Филчу стеречь доску. Неделю завхоз подкарауливал шумного духа, забросив остальные дела. Он усаживался на стул и первые четверть часа не сводил глаз с развешанных бумаг. Затем усталость и годы брали свое, и вскоре старик уже вовсю храпел, уткнув нос в толстый шарф. Пивз, издеваясь, ставил на его лысину склянки с краской, но сон завхоза был крепок, как директорский «Коллопортус». В конце концов Филч, задремав, свалился со стула, и на том его карьера сторожа закончилась. Амбридж попыталась заставить преподавателей дежурить вместо него, но вовремя смекнула, что они с Пивзом будут заодно. Пришлось ей отступиться, но наиболее проницательные из обитателей Хогвартса догадывались, что это не капитуляция, а подготовка новых пакостей.

Когда Трелони, наслаждаясь непривычной дневной тишиной, шла по вестибюлю к выходу из замка, Пивз как раз завершал очередной шедевр. Заслышав шаги, он нырнул за доску объявлений, но, узнав прорицательницу, вылез, помахал ей рукой с зажатым в ней ядовито-желтым пузырьком, и продолжил творить. Сивилла заговорщицки подмигнула в ответ: третьего дня она снабдила полтергейста собственным лаком для ногтей цвета «безумный лимон» и теперь наблюдала результат.

* * *

Это уже слишком! Слизеринскому декану хватает ежедневных уроков зельеварения, он не обязан и остальное время проводить за лицезрением Гарри Поттера. Подумаешь, гвоздь номера, интервью на полжурнала... С другой стороны, до обывателей хотя бы теперь дойдет, что возвращение Темного Лорда — не мальчишеский вымысел и не старческие фантазии.

Бегло пролистанный «Придира» с колдографией Поттера на обложке отправился в ящик стола.

На столе осталось письмо, полученное вместе с журналом. Квиринус зовет в гости. Напоминает, что скоро день рождения Сивиллы, обещает по такому случаю веселье и славную пирушку.

На рождественское приглашение Снейп ответил сухим отказом. Поздравительную открытку девятого января выбросил, не читая. Новое письмо тоже ждет мусорная корзина. Сколько еще бумаги изведет Квиринус, прежде чем поймет, что Северус больше не хочет с ним общаться?

Не хочет. Не может. Не должен.

Не хочет нести в мирный уют чужой жизни тоскливую злобу, от которой никак не избавиться.

Не может, как еще совсем недавно, послать все проблемы куда подальше и почти расслабиться рядом со старым другом.

Не должен пользоваться доверием беззащитного сквиба и слабой чудаковатой волшебницы он, — предатель и сволочь клейменая. Тем более сейчас, когда Метка в любую минуту готова ударить болью, бросить к повелителю, и кто знает, какой приказ прозвучит в тишине Малфой-мэнора?

А впрочем... Если сквиб готов подставиться под душевные помои, почему бы и не облегчиться? Прийти, вывалить накопившуюся дрянь, — пожалуй, в этом есть известное удовольствие! Северус сипло хохотнул и сразу умолк: от таких мыслей стало еще хуже.

— Послание от профессора Трелони, — доложил выросший из пола домовик и с поклоном передал запечатанный конверт.

«Северус, мы с Райни будем рады видеть тебя у нас в Лютном девятого марта в...»

Недочитанная записка мятым комком улетела в огонь камина.

С Квирреллом надо поговорить. Это последнее одолжение, которое ему сделает друг. Возможно, уже бывший.

* * *

— Сиби, ты Северуса часто видишь?

Отвечать не хотелось. Хотелось бездумно мурлыкать и благодарно потыкаться носом в родное плечо. Но огонек наслаждения в голубых глазах погас, а это означало, что Квиринус настроился поговорить и ему неважно, что кругом смятые простыни и разбросанная одежда.

— На собраниях у Амбридж видимся... Ну, в Главном зале, само собой. Завтраки-обеды-ужины. На квиддиче бывает, когда играет Слизерин. А что?

— Он перестал отвечать на письма. Я поначалу думал, он заболел, не хочет, чтоб его жалели. Но ты говоришь, он здоров...

— Ну, выглядит-то он неважно. Я бы сказала, хуже, чем обычно.

Сивилле отчего-то сделалось зябко, точно воспоминание о друге мужа обдало ее холодом.

— Ты пробовала заговаривать с ним?

— Знаешь, он так смотрит на всех, что не хочется и подходить к нему лишний раз, — она нашарила сорочку и принялась одеваться. Романтическое настроение от разговоров о Снейпе пропало напрочь.

***

Северус пришел утром, когда Квиринус уже занялся текущей журнальной работой. Отказался от кофе и кресла. Заговорил глухо и отрывисто, глядя прямо в глаза сидящему за бумагами Квирреллу.

— Я ненадолго. Вот что: больше не присылай мне никаких приглашений и писем. И Трелони то же самое передай. Я не желаю вас знать. У меня теперь новые друзья, получше жалкого сквиба и волшебницы-неумёхи.

Квиринус выслушал его, не шелохнувшись. Аккуратно отложил перо, следя, чтобы не капнуть чернилами, отодвинул рукописи, встал.

— Могу ли я узнать, что это за друзья?

— Не твое дело. Прощай.

— Хорошая задумка, — бросил Квиринус ему вслед. — Но не получится.

Снейп застыл на полпути к двери. Квиррелл подошел к нему.

— Ты хочешь, чтобы я назвал тебя гадом, проклял и забыл. Тебе так проще: не надо ничего объяснять и можно упиваться мыслью о собственном сволочизме, который теперь достиг абсолюта. Только я не намерен облегчать тебе жизнь таким способом.

Северус обернулся, увидел непривычно суровое лицо, изрезанное вдруг побелевшими шрамами, и чуть не упал, когда небольшой, но крепкий кулак ударил его снизу в челюсть.

— Это тебе за волшебницу-неумёху, — Квиринус потер костяшки пальцев. — Жалкого сквиба, так и быть, прощаю. А теперь объясни, что на тебя нашло.

— То есть ты мне не веришь, — боль разбитой губы, вкус крови во рту неожиданно обрадовали. В ударе была правда — грубая, но несомненная.

— Ну, Волдеморту ты наверняка врешь убедительней, — хмыкнул сквиб, наблюдая, как волшебник, забыв о заклинаниях, краем ладони стирает кровь с подбородка. — Ты пятнадцать лет таскаешь одну и ту же мантию. И галстук на тебе тот же самый, какой был на посвящении в деканы. Готов поспорить, что новую рубашку ты покупаешь, когда старой уже не помогает «Репаро». Ты даже чайную ложку всегда кладешь справа от чашки черенком к себе! Твое постоянство и недоверие к миру — несокрушимая стена, нужно быть вторым Мариусом, чтобы пробиться сквозь нее... И вдруг ты заявляешь о новых — не перчатках — друзьях! Или ты завтра появишься в Хогвартсе в белой мантии под руку с МакГонагалл, или просто темнишь. Зачем?