Чудеса и Чудовища
Шрифт:
– Вполне. – Она пригубила напиток. – Графиня София Адлерберг-Данмор.
– Лорд Мирче Сербан, – с лёгким поклоном ответил я.
Думал, что она подаст мне руку для поцелуя, но графиня решила опустить этот жест. Что ж.
– Сербан… – задумчиво протянула она. – Должно быть, вы из Румынии?
– Так и есть.
– И как вас занесло в такую даль?
– Меня вела дорога приключений, как и вас, полагаю. – Не дав ей опомниться, продолжил: – Скрипач здесь сам Сатана, не находите?
– Вы разбираетесь в музыке? – София сделала шаг ко мне, игнорируя взволнованный шёпот подруг.
– Соната
София замерла, прислушиваясь к звукам скрипки. Её лицо ещё хранит отпечаток былой красоты, морщинки-лучики разбегаются от уголков поблекших голубых глаз. Линия рта мягкая, смешливая, графиня будто всегда готова рассмеяться или задумчиво улыбнуться. Овал лица, что называется «поплыл», но длинная шея всё ещё достойна резца скульптора. Даже время склоняет голову перед аристократией, в её возрасте любая другая женщина выглядела бы намного хуже, но только не она.
Лёгкое, слишком легкомысленное белое платье обнажило нежные овалы плеч, на загоревшей коже которых я увидел трогательные веснушки.
– Лорд Сербан, – сказала София, – прекратите так нагло меня разглядывать.
– Не смог сдержаться, – ответил я. – Мне перестать?
Большим заблуждением было бы считать, что только мужчины в возрасте падки на красоту юности. За свой короткий век я усвоил, что богатые женщины ничуть не уступают своим мужьям в этих порочных желаниях.
Ни воспитание, ни статус замужней дамы не могут вытравить из души девушки (даже если этой девушке за пятьдесят) мечты о том, как юный незнакомец прижимает ее к себе в страстном танце и припадает горячими губами к лебединой шее.
Пресытившееся властью и деньгами высшее общество всегда ищет развлечений «поострее», таких, чтобы было о чём исповедаться. Осуждаю ли я этих людей? Конечно нет. Уверен, что на закате своих лет буду одним из тех стариков, которые с замиранием сердца наблюдают за тем, как полные груди сиделки мягко покачиваются, когда она наклоняется, чтобы достать их немощное тело из ванной.
– Нет, что вы, – губы графини тронула улыбка, – продолжайте.
Лгать я учился с детства и преуспел на этом поприще как никто. Но сейчас, стоя в полумраке марракешского патио, искренне считаю Софию привлекательной женщиной. Пусть она лишь часть моей работы, но оскорблять её ложью было бы низко даже для меня.
– Вы очень красивый юноша, лорд Сербан. – Графиня одним большим глотком осушила бокал. – Но я гожусь вам в матери.
– Юность – это недостаток, который быстро проходит, – со знанием дела произнёс я и, наклонившись, убрал серебряный локон за её аккуратное ушко.
– Мария, – София повернулась к своим спутницам, – подай мне тирс.
Девушка безропотно передала графине средней длины жезл, увенчанный алым шаром. Она хотела что-то сказать, но стушевалась, неловко поклонилась и вернулась к подругам.
– Тирс? – Я хмыкнул. – Не жезл, не трость… А вы изобретательны.
– Тирсом назывался посох Диониса. – София взяла меня под руку. – Он был сделан из стебля ферулы, а вместо драгоценного камня его навершие украшала сосновая шишка.
– Умна, красива и обаятельна, – заключил я. – Вы – набор
положительных качеств.– Слишком грубая лесть, – отмахнулась она. – Предлагаю прогуляться по ночному городу. Как думаете, лорд Сербан, справитесь ли вы с негодяями, которые решат нас ограбить?
– Легко.
– Знаете, а я в вас верю. – София тихо рассмеялась. – Но охрану всё же возьму с собой.
Мы вышли из патио и погрузились в духоту марракешской ночи. Моя рубашка тут же прилипла к спине, в брюках стало невыносимо жарко, и я понял, почему Салим так настаивал на тобе.
– Вы надели это чтобы меня впечатлить? – Вдруг спросила графиня.
Признаться, я опешил. Мой информатор говорил, что София вовсе не глупа, но такой проницательностью одурманенные собственным превосходством графы и графини обычно не обладают.
– Как вы узнали? – После небольшой паузы спросил я.
– Сперва в город приезжает моя дурная слава, а затем я сама. – Этот разговор Софию явно веселит. – Вы слетаетесь ко мне как птички к кормушке. Юные, дерзкие, уверенные в том, что ночь с графиней сулит большие перемены в жизни.
– Позвольте, – возмутился я, – но моя жизнь и без того достаточно хороша. Пусть я не фаворит императрицы или её мужа, но денег мне хватает.
– Тогда что вы искали в этом патио, Сербан?
– То же, что и вы – приключение, о котором смогу вспоминать на смертном одре. Чувства, которые докажут мне, что я прожил свой век не зря.
– Рановато вы задумались о смерти. – Тонкие браслеты графини мелодично звенят при каждом шаге.
– Вы тоже.
Мы обменялись понимающими взглядами. София осталась довольна ответом, прильнула к моему плечу и надолго замолчала.
Влажная ночь пахнет фруктовыми деревьями и цветами. Звук наших шагов отражается от стен и напоминает шёпот. Два охранника Софии идут следом, словно безмолвные тени.
Я поднял голову и посмотрел на диск луны, отчеканенный на тёмном полотне неба. Эта ночь прекрасна во всех отношениях, начиная с приятной компании образованной, умной женщины, и заканчивая непосредственной близостью к объекту моих поисков.
Алый шар мерцает, отражая огни ночного города, мне могло показаться, но там, внутри драгоценной темницы, будто клубится что-то, напоминающее густой туман.
Знала бы София, что уже много лет рядом с ней находится существо, способное вернуть ей юность и страсть к жизни. Погибший возлюбленный подарил ей не драгоценную безделушку, а переносную тюрьму, внутри которой заточён джинн.
Я не занимаюсь поиском пропавших фамильных ценностей, Коллекционеров не интересуют деньги, только Чудеса. И моя работа – находить их и доставлять заказчикам.
Пальцы Софии ласкают мою ладонь, она увлекает меня в темноту переулка, туда, где в ласковых объятиях тени нас никто не узнает. Ночь будто избавила её от необходимости играть роль богобоязненной жены и матери.
Она прижала меня к стене, и я понял, что с самого начала не мог ни на что повлиять. Если бы София не захотела, я бы не смог к ней приблизиться. И наряд, получается, подбирал зря – явись я хоть в костюме шута, эта женщина могла просто вскинуть подбородок и пройти мимо, делая вид, что меня не существует.