Чудесная чайная Эрлы

Но все же я написала записку для Рейна. На всякий случай. В доме Петера ничего не случится, но до него еще дойти надо – по вечерним улицам.

?

Как оказалось, выйти из дома будет проблематично. Потому что Рейн хоть и оставил меня наедине с призраком и моими мыслями, но об охране не забыл.

Теперь сторожил патрульный Боб – слонялся у забора как неприкаянный. Незаметной из дома выскользнуть не получится. Рейн не желал, чтобы я бродила по городу.

Но комиссар переоценил свою предусмотрительность.

– Эй, Боб! – позвала я патрульного. – Ты не замерз?

– Есть немного, – охотно пожаловался Боб.

– Заходи, – я приглашающе помахала рукой. – Можешь охранять меня прямо в моей кухне. За тарелкой печенья и стаканом чая.

Дважды Боба просить не пришлось. Я усадила его перед камином, выдала тарелку с печеньем и предложила чашку Оссидере Долор – густо заваренного в той крепости, что вызывает апатию и сонливость.

Оставался Коптилка.

– Занта, иди поиграй с той железякой, – я открыла дверь и выпустила альфину. – Так, чтобы он подольше задержался в дальнем конце улицы и на мой дом не смотрел.

Сообразительная альфина сразу взялась за дело. Когда Коптилка развернулся на перекрестке, она кинулась к нему в ноги, принялась урчать и тереться о стальные сочленения.

Коптилка неуклюже затоптался на месте, чтобы не наступить на зверька. А потом Занта выкинула и вовсе невероятный трюк. Изогнула спину и издала утробный вой с явно различимыми металлическими нотками и приказной интонацией – как зов горна! После чего Коптилка вздрогнул, споткнулся на ровном месте, развернулся, уткнулся лицом в стену и замер.

Готова поклясться, что Занта отдала автоматону ферромагическую команду. Альфины и это умеют?! Уж не у Рейна ли она выучилась?!

Но размышлять о скрытых талантах моей питомицы было некогда. Путь был свободен, и я, накинув пальто, быстро вышла за дверь и устремилась прочь от дома, в густеющий сумрак переулка.

Вечер переходил в ночь. От солнечного дня ничего не осталось. Небо затянули тучи, сыпала морось пополам со снежинками, холодный ветер подталкивал меня в спину, словно подгонял.

Ночь будет бурной. И на душе у меня было неспокойно.

Дом Грюнов стоял в центре города неподалеку от Золотого холма. Место людное, обычно хорошо освещенное даже в полночь. Но нынче возле каменного особняка горел единственный фонарь. Он тоскливо раскачивался и скрипел на ветру, а соседние дома то прятались в темноте, то выныривали из нее.

Из сумрака вышла закутанная в шаль фигура с длинным шестом, на конце которого горел огонек. Лилла нынче припозднилась с обходом. Она заметила меня и окликнула, но я помахала ей рукой и не остановилась. Меня дергало нервное напряжение перед встречей с Петером, и болтать с фонарщицей как ни в чем не бывало я бы сейчас не смогла.

В доме Петера горели лишь два окна на первом этаже. Я поднялась на высокое крыльцо и громко постучала в дверь тяжелым латунным молотком.

Открыла Клара, старая служанка Грюнов.

– Барышня Эрла! – всплеснула она руками, увидев меня. – Что привело вас к нам так поздно?

Она была в сорочке с наброшенной на плечи шалью – видимо, уже готовилась ко сну.

– Мне нужно срочно увидеть Петера. По важному делу.

– Мастера Петера нет дома. Он задержался в конторе... Но обещал вернуться через час. Можете подождать его. Дома больше никого, все гостят в столице у старшей барышни, а слуг отпустили на день. Проходите, – она посторонилась. – Замерзли, небось? Куда вас провести? Хотите в гостиную? Подам вам горячий чай. Или в кабинете хозяина подождать желаете?

– Спасибо, Клара, ничего не нужно. Подожду в кабинете. Дорогу знаю, провожать меня не обязательно.

Клара с облегчением кивнула.

– Ежели что понадобится, звоните.

Я прошла по знакомому коридору. Столько раз я бывала в этом доме! Сначала приходила к своей подруге, сестре Петера. А потом и к нему самому.

Вон в той кладовой я затаилась, когда мы играли в прятки. И уснула на тюке старой одежды. Все решили, что я ушла домой. Я же, когда проснулась, вышла в гостиную, сонная и растрепанная, в разгар делового обеда отца Петера с партнером. Отец Петера рассердился. Он потом строго выговорил моей бабушке, после этого в гости к Грюнам меня стали звать гораздо реже.

...А в этот масляный светильник на стене Петер попал камешком из рогатки, когда мы играли в разбойников. Вон и трещина: колпак у светильника так и не сменили.

Я толкнула дверь кабинета. Когда-то его занимал Грюн-старший, но теперь в нем обосновался Петер и отсюда управлял делами семейной компании. В детстве мне нравилось здесь бывать.

Я уверенно зашла в темную комнату, безошибочно нашла лампу на столе и зажгла ее. Спички лежали там же, где и всегда – в глиняной вазочке в форме кораблика.

Огляделась. Кабинет просторный, уютный, типично мужской. Широкий письменный стол красного дерева, старый толстый ковер на полу, книжные шкафы, заполненные учетными книгами. У окна на специальной подставке, под стеклянным колпаком – миниатюрные модели ткацких и бумагопрокатных станков, которые используются на фабриках Грюнов. Стены увешаны оправленными в строгие рамы чистыми листами бумаги и лоскутами ткани – образцами продукции Грюнов.

Посреди стола лежат забытые Петером очки. Я подняла их, повертела в руках, нацепила на нос – комната тут же расплылась.

Вздохнув, сняла очки и уселась в удобное кресло – ждать возвращения хозяина. И поняла, что не знаю, какими словами его встретить и как начать разговор.

«Петер, ты владеешь запретной магией?» Или: «Петер, это от твоей руки пали Бельмор и Тинвин?» Или же банальное: «Петер, как ты мог? Мы же были друзьями...»

?

Громко тикали часы, погружая в гипнотическое оцепенение. Но вот их механизм заскрипел, загудел, и начал гулко отбивать – раз, два... десять...

Я вздрогнула. Так поздно! Камин почти прогорел. В окно бился ветер, стучал расшатанной рамой. Петер все не возвращался.

Что могло его задержать? Но ждать дольше нельзя. Пожалуй, моя затея была безрассудной. Если Петер и раньше ничего не сказал, то с какой стати он будет откровенен сейчас?

Оставлю ему записку и уйду. Не буду предупреждать прямо, что ему грозит арест, но сделаю намек. Так моя совесть будет чиста. А завтра, едва рассветет, пойду к Рейну и вытрясу из него все. Объясню, заставлю прислушаться, понять...

Я подтянула к себе чистый лист бумаги. В поисках карандаша выдвинула ящик стола. Он оказался полон старых писем, но в дальней его части прокатилось и загремело что-то металлическое.