Чудесные рецепты крестьянки-самозванки

Смешно, но раньше Владияр о семейной жизни вовсе не задумывался. И не влюблялся. Вернее, не любил. А влюбленности случались. Он мог заполучить любую красотку, не шевельнув и пальцем.

Звякнули осколки вазы. Афанасий вернулся с веником.

— Тебе не надоело? — громко спросил Владияр, чувствуя, как подкатывает раздражение.

— Что именно, Владияр Николаевич?

— Вот это все! — Он махнул рукой. — И я, в первую очередь. Ты же мог остаться на службе, сделать карьеру. Какого беса ты моешь мне зад и меняешь штаны?!

— Мы уже говорили об этом. — Голос Афанасия звучал спокойно. — Вы спасли мне жизнь. Это мой выбор. И кто-то должен это делать. Чем я хуже других?

Все верно. Владияр заводил этот разговор с завидной регулярностью. И, стыдно признаться, всякий раз боялся услышать в ответ: «Вы правы, ваше превосходительство. Я ухожу».

— Ты мог бы жениться, — упрямо продолжил Владияр. — Жена, дети…

— Вы — моя семья, — привычно ответил Афанасий. — А коли богам будет угодно, то и женюсь, одно другому не помешает.

— А эта… как ее…

— Глафира, — подсказал Афанасий.

— Глаша тебе не приглянулась?

— Не пойму я, Владияр Николаевич, вы экономку в дом ищете или мне жену?

— Одно другому не помешает, — пробурчал Владияр, намеренно повторяя слова Афанасия.

— Тогда нет. — Афанасий закончил сметать осколки и выпрямился. — Вороватая она. И нечистоплотная.

— Где их только берут, — фыркнул Владияр.

Матушка умела нанимать прислугу. И Влад предлагал взять кого-нибудь из дома в помощницы. Но Владияр решил, что найдет экономку сам.

— Я напишу в агентство, пусть пришлют кого-нибудь другого. Чтобы готовить умела и за порядком в доме следить. Неужели я слишком многого прошу, Афанасий?

— Никак нет, Владияр Николаевич. А за творогом к молочнице я сейчас схожу. Суп попрошу соседскую кухарку сварить. Добрая баба, поможет. С остальным сам справлюсь.

— Газету принесли? Проверь почту.

С газетой Афанасий принес письма: от матушки, от Владимира и от Владислава.

Матушка прислала открытку из Баден-Бадена, с видом на недавно открытый фонтан «Жозефина». Она справлялась о здоровье и просила писать чаще, но уже не в Баден-Баден, а в Лейкербад.

Владимир подробно рассказывал о разработке нового артефакта для инвалидной коляски. Владияр все порывался написать ему, чтобы не маялся дурью, но опасался обидеть. Брат от чистого сердца старается, и кому-то его изобретение может помочь.

— Мог бы приехать, а не переписку вести, — пробурчал себе под нос Владияр, открывая письмо от младшего брата.

Из конверта выпал листок, исписанный крупными печатными буквами, и детский рисунок. Послание от Василисы, старшей дочери Влада, было коротким.

«Дорогой дядюшка Яр! Как твои дела? Мои хорошо. Я научилась кататься на велосипеде. Я скучаю. Когда ты нас навестишь?»

Буквы отчего-то стали расплываться. Владияр моргнул.

«Люблю. Целую. Василиса».

На рисунке двое сидели у камина: мужчина в инвалидной коляске и девочка у его ног. Мужчина держал раскрытую книжку.

Владияр вспомнил, что то недолгое время, что он прожил под одной крышей с семьей младшего брата, вечерние чтения у камина стали для них с племянницей традицией.

Владияру казалось, что брат с женой специально отправляют к нему Василису. Из жалости. Зависть страшна тем, что отравляет душу.

Владияр скомкал письмо и рисунок и бросил на пол. А потом корячился, доставая их из-под буфета, чтобы спрятать в карман домашнего сюртука.

И едва успел раскрыть газету к возвращению Афанасия, делая вид, что занят чтением новостей.

Глава 4

В агентство «Крошечка Хаврошечка» я пришла вместе с Митей. С кем я могла его оставить? С чужим человеком в гостинице? При одной мысли об этом нутро сворачивалось в тугой узел.

После крушения поезда я все время держала сына при себе, хотя он был вполне самостоятельным ребенком. С одеждой справлялся сам, из-за еды не капризничал, мог играть один, не требуя постоянного внимания. Но страх потери я испытывала задолго до его рождения, и теперь он только усилился.

В агентстве на меня взирали, как на сумасшедшую. Я и сама понимала, что конкуренция высока даже среди женщин с безупречной репутацией, молодых, сильных и здоровых. Я могла соврать, что рано овдовела, но и при этом условии найти хорошее место с ребенком на руках очень трудно, несмотря на прекрасные рекомендации.

Я не чувствовала уверенности, и не только из-за Мити. После родов я располнела и, хотя и ограничивала себя в мучном и сладком, похудеть до прежних размеров не смогла. Полагаю, проблема была в каком-то заболевании, у меня до сих пор не восстановился женский цикл, но денег на лекаря я жалела. Как и на новые платья, довольствуясь тем, что расставляла старые. А еще я до смерти боялась, что обман раскроется. При мысли о том, что будет с Митей, если меня отправят в тюрьму, темнело в глазах.

Ждать пришлось около часа. Когда я, в свою очередь, приблизилась к стойке регистрации, служащая поморщилась, увидев Митю. Но на документы все же взглянула.

— Шансов мало, — сказала она, протягивая мне анкету. — Заполнять будете?

— Непременно, — ответила я, выхватывая у нее листок.

Улыбнувшись, она угостила Митю конфетой. Пока я заполняла разбиралась с анкетой, он умудрился испачкаться в шоколаде так, что платок с грязью не справился.

— Нужна вода, — растерянно произнесла я.

— Ох… Идите до конца коридора. Слева есть комната с умывальником, — сжалилась надо мной служащая. — Только не шумите.

Митю я отмыла быстро, однако остаться незамеченными нам не удалось.

— Опять отказ? — услышала я чей-то возмущенный голос. — Что этот Юрьевский себе позволяет?

Ответ прозвучал тихо, я уловила лишь два слова: «сын» и «князя».

— Бывшего Великого Князя, — возразил тот же голос. — И не сын, а бастард. Какое это имеет значение? Мы отправляли к нему лучших из лучших. И все, как одна, утверждают, что он придирается по пустякам. Не знаю, развлекается он или издевается…

Тут я сообразила, что подслушивать нехорошо. А говорящие, вполне вероятно, ждут, когда мы с Митей освободим нужную им комнату. Поэтому толкнула дверь и вышла в коридор.