Чудо за порожком

— Ничего себе! — сказала Поля.

А мама испугалась:

— Боже мой!

Они сели завтракать. А на столе клубника.

— Ты, Поля, сметанки нашей отведай, — уговаривала Ефросинья Калинниковна. — Бери творог, мёд и сметану — любимое папино кушанье.

— Знаешь, бабушка, — сказала Поля, — я смотрю на тебя, и ты — копия мамы.

— Как же так? — изумилась бабушка. — Я мама твоего папы. Ты забыла что ли?

— Ничего я не забыла. Но вы такие похожие! Ну, совсем похожие!

— Слава Богу! — согласилась бабушка. — Папа любит маму, мама любит папу, и все мы любим тебя.

МОРЕ

Поля с мамой сразу после завтрака побежали сказать морю «Здравствуй!».

Завидев приезжую девочку, море встрепенулось: в прибое пошли шепоты, на волнах заиграла смешинки.

Поля сразу поняла, в чём дело. Люди на пляже были все золотистые и даже черно-золотистые, а вот они с мамой ужасно белые.

— Скорее загореть! Скорее! — приказала себе Поля, раскидываясь на тёплом, на ласковом песке. — Вот она я! Бери меня, солнышко!

Но мама сказала:

— Пять минут, если не хочешь неприятностей.

— Пять минут?! — возмутилась Поля.

— Через десять станешь красной, как вареный рак, через полчаса волдыри назагораешь.

Море всё-таки порадовалось беленькой девочке. Когда Поля подошла к самому краю прибоя, неведомо откуда взялась волна и — ба-бах! — окатила новенькую до самой макушки.

— А мне хорошо! — крикнула морскому простору Поля, нырнула, взбила пену руками, ногами. Снова нырнула, теперь уже с открытыми глазами. Море стояло перед нею загадочной синей стеной.

— Уф! — Поля выскочила из воды. — Мама, я видела!

— Крабика?

— Мама, я море видела.

О ЛЮЛЬКЕ

Они принесли бабушке цветы — васильки и белые колокольчики. Цветы немножко покрасовались на столе, а потом их отправили на окно.

Бабушка принесла огромный поднос, и весь этот поднос занимала камбала.

— Точь-в-точь, как папина! — определила на глазок Поля.

Ничего не скажешь, на море живут вкусно. Одно плохо: еда уж очень сытная. После моря хотелось съесть пять тарелок борща, да ещё с добавкой. И на тебе! Хватило одного кусочка камбалы.

Поля брала в рот костяшки панциря и, посасывая, немножко утешала себя.

— А что это? — увидела вдруг два крюка в потолке.

— Не помнишь?! — удивилась бабушка.

— Как же ей помнить? — заступилась за Полю мама. — Ей было год и девять месяцев, когда мы уехали.

— Это для моей люльки! — догадалась Поля. — Я ведь в люльке спала.

— В люльке, — улыбнулась бабушка.

Поля гордилась, что в детстве у неё была люлька. Как у всех прапрабабушек, прапрадедушек. Как бывало в старину на Руси!

В первую ночь у бабушки Поле очень хотелось, чтобы ей приснилась люлька. Но оказалось, за люлькой надо было куда-то идти, и она шла, шла. Всю ночь шла, как за тридевять земель.

ЗНАЛА, ДА ЗАБЫЛА

Городской пляж для приезжих, для ленивых. Евпаторийцам в море купаться недосуг. А те, кто купается, — ходят на море до солнышка на дальние дикие пляжи. На тех пляжах — море для своих, чистое, как стёклышко.

В первый вечер пошли на море все вместе: бабушка, мама и Поля.

— Я забыла, как называются эти кусты! — показала мама на розовые цветущие заросли. — Аромат какой чудесный.

— Тамариск! — сказала бабушка. — Все так говорят! На самом деле — тамарикс, если по-научному.

— Да, благословенный, благоуханный край! — мама даже вздохнула. — А вот эти зелёные дикобразы с золотыми цветами? Я ведь и про тамарикс знала и про это растение. Оно ведь ядовитое? Сок у него ядовитый.

— Это испанский дрок! — сказала бабушка.

Дорога к морю у них была не очень близкая. Зато и вправду благоуханная.

— Ефросинья Калинниковна, а эти-то деревья?.. Помню, стручки у них золотые, наливные, связками. Всё дерево в цветах, потом стручки. Я ведь знала, как называется.

— Софора. Спасительница наша. И плоды, и цветы — от ста болезней. Вот зацветут — прямо райские кущи.

— А это? — показала мама на чёрные ягоды на земле. — Я ведь знала. Это. Эти ягоды для чего-то важного.

— Шелковица! — сказала бабушка. — Можно шелковичного червя этими ягодами кормить.

— И что же, будет шёлк? — спросила Поля.

— Самый лучший.

— А почему ты не разводишь таких червяков?

— Да кто теперь в шелках-то ходит? Всё теперь у людей искусственное, Полюшка, да и сами-то они…

— Искусственные? — спросила Поля.

И тут мама даже остановилась.

— А этого дружка я знаю! Это мак.

— За Мойнаками погляди! — показала бабушка. — Всё поле красное. Припоздала весна, вот вы и поспели к макам.

КРАСНАЯ ГОРКА

Утром мама взяла Полю на базар.

На улице ни одной машины, на небе ни единого облака, и всё пространство от зенита до асфальта заполнено жаром солнца.

Прошли через сквер под плакучими ивами.

— Мама! — удивилась Поля. — В Евпатории, на моей родине, тень ласковая.

— Евпатория — город ласковый, — сказала мама.

Пересекли по «зебре» ещё одну прямую улицу, прошли прохладными тенистыми дворами — и вот он, базар.

В Полином посёлке тоже есть базар. Длинный навес. Длинных два прилавка. На одном торгуют мясом, на другом сухофруктами, а дальше — ларьки со всяческой едой и четыре длиннющих ряда одежды, обуви, игрушек, порошков для стирки…

— О! — сказала Поля, глядя на евпаторийский базар.

Прилавки были красны от клубники.

— Мама, тут одними запахами объешься.

— Пошли, выберешь самую вкусную.

— Нет, сначала посмотрим! — и ахнула: — Мама, у них уже вишня поспела!

— Черешня, красавица! — улыбнулась девочке смуглая чернобровая девушка. — Отведай! Моя черешня, как мёд. Отведай, отведай! Бесплатно.

— Мы видим, черешня отличная, — согласилась мама. — Взвесьте полкило.

— Берите килограмм. Дёшево. Урожай нынче небывалый.