Чудодей

Шли недели и месяцы. Горы муки навозили на двор пекарни возчики с мельницы. Множество бочек воды было вылито в муку и смешано с нею. Горы угля сгорели в топке печи. Горы готовых булочных изделий разнесли по домам покупателей ученики. И новый постоянный покупатель, господин пастор, поглотил уже едва ли не полную тележку поджаристых хлебцев. А Станислаус успел за это время начинять свою голову премудростью, если не тележки, то по крайней мере большой охапки книжек из пасторского дома. То были всё благочестивые книги. Читая их, человек прямо-таки слышал шуршание ангельских крыльев. Была, например, там книга о детстве Иисуса. Станислаус читал ее с увлечением. В школьной библии ничего похожего нельзя было прочесть. Иисус, оказывается, уже в детстве был, как говорится, смышленым мальчонкой. Вот, например, известная история с садом бедной женщины. Это был тощий, скудный сад. Он мало плодоносил, а виноградные лозы даже не зацветали. Все это переменилось с того дня, как в саду бедной женщины играл маленький Иисус. Женщина прогнала его из сада. Могла ли она знать, что перед ней сын святого духа собственной персоной, мессия и всякое тому подобное.

Фантазия Станислауса получила пищу.

— Убирайся вон из моего сада, озорник, ты растопчешь грядки с редиской!

Так или как-нибудь в этом роде сказала старая женщина, выгоняя маленького господа Иисуса из сада со всякими там плодовыми культурами. Но маленький сын божий, выходя, поднял руку и благословил сад. Прошло три дня. И что же? В саду старой женщины все зацвело, все разрослось. Женщина возносила хвалу Иегове и все искала благословенного маленького мальчика.

Станислаус читал эту книгу так, как некогда читал «Искусство гипноза». Его больше всего интересовало, как творят такие чудеса. Может, у маленького господа Иисуса карманы штанов были набиты искусственными удобрениями?

Девушка Марлен по-прежнему каждое утро ждала Станислауса. Они разговаривали шепотом, чтобы кухарка подольше не выходила из кухни.

— Возвращаю книжку о жизни маленького Иисуса.

— Понравилась вам?

— Там не рассказывается, как творят такие чудеса.

— О, подобные чудеса не могут удаться нам, простым смертным.

Станислаус был другого мнения, но он не хотел огорчать верующую девушку.

— А книжка о иерархии ангелов вас не заинтересовала?

— С ангелами, знаете, редко приходится встречаться.

Девушка подняла руку. Рука была нежная, как белая капустница.

— Эта книга — подготовка к жизни на небесах. Когда вознесешься на небо, сразу будешь знать, чем ведает тот или другой ангел.

Станислаус покачал головой. Он вдруг расхрабрился.

— Что касается меня, то я никогда не видел ангела. Впрочем, одного видел, не стану скрывать.

— На вас лежит благословение. А какие крылья были у него, длинные или короткие? Расскажите, какой он?

— Очень похож на вас.

Бледная девушка покраснела, как только могла покраснеть, а Станислаус отчаянно смутился. Он сказал очень громко и быстро:

— Этот ангел — вы! — И, бросив пакет с пасторскими хлебцами на столик, опрометью кинулся к двери.

Оказалось, что он ничего не испортил. Пасторская дочка Марлен отнюдь не возражала против того, что она единственный ангел, которого видел Станислаус.

— Хотя мы говорим только о благочестивых делах, нам приходится шептаться, как ворам, не правда ли? — спросила она Станислауса на следующее утро.

Станислаус кивнул.

— Вы на какое богослужение ходите в воскресенье утром — к девяти или к одиннадцати?

— У меня нет времени, — сказал Станислаус, — хозяин варит мороженое. Кондитер спит. Мне приходится вертеть мороженицу. К приходу хозяина из церкви мороженое должно быть готово.

— Какое варварство! Вас не допускают к богослужению, как животных!

— Иногда мне кажется, что мороженица — это шарманка. Я верчу ее и пою благочестивые песни: «Покончи, о господи, покончи со всей нашей мукой…»

— Ужасно! — Марлен задумалась. Вошла кухарка и принялась обследовать хлебцы.

Наступило воскресенье. Станислаус принес лед с пивоваренного завода и колол его для мороженого на маленькие кусочки. Хозяин заявился к нему в погреб.

— Одевайся и марш в церковь!

Станислаус достал из шкафа костюм, который ему купили ко дню конфирмации. В этом костюме, в своем лучшем костюме, он обнаружил существенные недостатки. Рукава коротки, и штаны коротки. Он спустил помочи до предела, и все равно манжеты на брюках не доходили до края высоких башмаков. А рукава пиджака такие короткие, жалкие!

— Не было никакой необходимости рассказывать в пасторском доме, что ты вертишь мороженицу, когда люди молятся в церкви, — сказала хозяйка, надевая шляпу с черными вишнями. — Мы тебе все равно что родители. Ты мог у нас отпроситься, если тебя тянуло поговорить с господом богом.

Станислаус одергивал рукава.

— Чего стоишь? Ступай к своим товарищам. Марш в церковь!

Длинноногий хозяин опустился на колени. Его маленькая, сухонькая жена застегнула на нем пряжку черного, раз навсегда завязанного галстука.

В это воскресенье мороженицу вертел Август Балько. Но только в это. В следующее он тоже заделался набожным и захотел пойти в церковь. Хозяин попал в затруднительное положение. Он решил обзавестись ненабожным учеником. Людей надо обеспечить свежим вкусным мороженым, когда они возвращаются из церкви.

Станислаус пошел в церковь. Некоторое время он стоял перед молельной скамейкой, прикрывая рот своим синим картузом. От платья маленькой женщины, стоявшей рядом, пахло нафталином. Колокола гремели. Их языки со скрипом поворачивались в металлических суставах. И скрип этот примешивался к трезвону, как стон.

Марлен была здесь! Она сидела у ног своего досточтимого отца, под амвоном. Марлен приподняла белый батистовый платочек, лежавший на ее молитвеннике. Что это? Неужели знак и приветствие Станислаусу?

Пастор говорил о сошествии святого духа, о чуде троицы. Станислаус невольно подумал о двух хрустящих хлебцах, которые этот человек съедал каждое утро. Пожалуй, неплохо быть пекарем, если хлебцы могут превратиться в человеке в такие святые слова. Но так было далеко не всегда. Набожный мясник Хойхельман съедал шесть хлебцев, толсто намазанных маслом, и сейчас же после завтрака вместо пожелания доброго утра отхлестывал своего ученика веревкой, которой привязывал телят. Набожный трактирщик Мишер съедал три хлебца с ливерной колбасой, для того чтобы не захмелеть от утреннего возлияния. В таких людях искусство пекаря превращалось в злые дела. Пастор простер руки, весь подавшись вперед. Он сеял благословения над головами верующих, точно рассыпал муку из мешка. А грешники сидели, втянув головы в плечи, и подставляли себя под сыпавшуюся на них муку благословений.

Станислаус взглянул на Марлен. Красивая и бледная, сидела она на жесткой церковной скамье. Рот ее алел, как цветок мака на краю поля. Она выделялась среди верующих умным выражением красивого лица, и она сумела так устроить, что по окончании службы столкнулась со Станислаусом.

— С добрым утром, благослови вас бог!

— Доброе утро! — сказал Станислаус.

Она быстро пожала ему руку.

— Я добилась того, чтобы по воскресеньям вы могли являться перед господом богом.

— Спасибо, большое спасибо!