Чудовищ не бывает
Шрифт:
Она опускает руку. Мелькнув в темной воде, камешек исчезает.
Он все время молчит. Так бывает, когда он играет — до него словно не добраться, и если она пытается, он сердится и закрывает крышку пианино, не хлопает, но все равно слышно.
Время от времени он перестает грести и отдыхает, весла зависают над водой, с них падают капли. Иногда он показывает на что-нибудь. «Видишь, вон там? Цапля, она как будто в воздухе зависла. А птенцов видишь? Это самка гоголя. Мы ее спугнули». Разбрызгивая воду, птицы устремляются к берегу.
Он сидит на веслах и ничего не говорит.
«А мы взяли
Он молча налегает на весла.
«Я пить хочу».
Он не отвечает, и больше она не спрашивает. Она лежит на животе, опустив руку в воду. Закрывает глаза. Ветер треплет ей волосы, косички липнут к щекам. Уключины мерно поскрипывают. Она играет пальцами на ветру. Играет «Смелого наездника». Играет все знакомые пьесы, кроме самых первых, простеньких. Простому в этом мире места нет, лучше, когда сложно, когда в конце концов все получается — так лучше всего, тогда ее пальцы начинают слушаться. Именно этого ей и надо.
Лодка ударяется обо что-то, и девочка слышит, как он встает. Лодка качается. Красные скалы. Она берет его за руку, он поднимает девочку и переносит на берег. Там уже стоит ящичек с инструментами. Синяя веревка, того же цвета, что и на носу лодки, он должен привязать лодку, и лишь потом можно идти.
Маяк на фоне ярко-голубого неба. Белый, чистенький. Там, наверху, что-то мигает. В одном окне. Отец скачет по скалам, перепрыгивает расселины. Останавливается возле двери. Дверь перекосило: она сорвана с петель. Доски сломаны. Она слышит позади его шаги.
«Жаль, что мамы с нами нет».
«Ты же знаешь, что она с нами не поехала бы. Знаешь же, ей хорошо там, где она сейчас».
Часть четвертая
КОМНАТА
Последняя неделя марта
Сделаешь так, как я скажу.
Тонкий голосок девочки. Он затихает и исчезает, как дымка над морем. Вода уходит, и остается сухое, растрескавшееся дно. Воды нигде нет. Ни в заливе, ни в море. Все вокруг черное и пустынное. Она ощупывает мертвое дно, но его там нет.
Алиса открыла глаза. Возле ее кровати сидела женщина. Пожилая, с седыми, собранными в хвост волосами и в очках с тоненькими дужками. За ее спиной виднелась еще одна кровать, с которой свешивались коротенькие ножки в белых гольфах. Хотя нет, кровать пустовала. На ней никого не было.
Стены в палате казались холодными. Алиса там пролежала уже целую вечность, с того момента, как ее привезли с рентгена. С того момента, как они бросились ей навстречу и она послушно позволила поступить с ней, как им хотелось.
Руки отряхивали гравий с ее ладоней, поднимали ее. Их губы — они шевелились. Голоса сливались, превращаясь в невнятное бормотание. Если бы она могла, сказала бы им, что все это без толку. Бессмысленно. Она их даже не слышала, она вообще чувствовала лишь, как пульсирует в голове кровь.
Зато сейчас здесь было тихо. Руки женщины лежали на папке у нее на коленях.
— Меня зовут Этель Алме. Я психиатр. Со мной связались врачи скорой помощи, и
поэтому я пришла с тобой поговорить.Алиса шевельнула губами. Во рту было сухо, язык совсем не слушался. Скула болела, онемевшее тело ломило. Когда ее привезли сюда, дали таблетки, нагонявшие на нее дрему. А еще от них она сделалась будто бы безвольной. Потом отвечала на вопросы. Наверное, с тех пор прошло уже несколько часов. Время от времени она просыпалась с ощущением, что находиться тут ей не следует, однако чувство это тотчас же исчезало: Алисе никак не удавалось его ухватить.
— Хочешь воды?
Похоже, она кивнула, потому что Этель Алме поднялась. Потом до Алисы донеслось журчание льющейся из крана воды, после чего женщина вернулась.
— Ты знаешь, где находишься? — поинтересовалась она, когда Алиса, сделав два глотка, вернула ей пластиковый стаканчик.
— Знаю ли я, где нахожусь?
Алиса поднесла руку к губам и посмотрела на психиатра, но та словно не обратила внимания на язвительность, с которой Алиса повторила ее вопрос.
— Что с тобой сегодня произошло? — спросила женщина.
— Какая разница? Все в прошлом.
— Алиса, у тебя все тело в кровоподтеках. На лице раны. И трещина в ребре.
— Он избил меня.
— Кто тебя избил?
— Мужчина… В фургоне… А зачем вы спрашиваете? Я же уже все рассказала.
— Да, но кое-что по-прежнему непонятно.
— И что же вам непонятно?
Не ответив, Этель открыла папку и пробежала глазами по листу бумаги.
— Недавно было отмечено, что ты искаженно воспринимаешь реальность.
— Да, — согласилась Алиса — ей показалось, будто это вопрос. — Но я тогда просто переживала, вот и перенапряглась.
— В последнее время ты часто расстраивалась?
— Нет, я просто… просто мне надо было о многом подумать.
— Ты когда-нибудь думала о смерти?
— О смерти?
— У тебя часто возникают такие мысли?
— Да, — ответила Алиса.
— О чем именно ты думаешь?
— Что ее, возможно, не существует.
— Что это значит?
Ее голос, интонация. Они пробудили в ней воспоминание. Стол, листы белой бумаги, несколько ручек и женщина. Сидя на стуле, она задает Алисе вопросы.
Но это другая женщина.
— Ты когда-нибудь думала о собственной смерти?
— О своей смерти?
— Ты когда-нибудь думала, что умрешь?
— А разве не все умрут?
— Тебе когда-нибудь хотелось покончить с жизнью?
— Нет.
— Ты намеренно стараешься создавать ситуации, в которых подвергаешь свою жизнь опасности?
— Да, я даже на велосипеде без шлема катаюсь.
— По-моему, ты меня прекрасно поняла.
Алиса повернулась на бок. Все тело пронзила боль.
— Ты делаешь это, потому что кто-то руководит тобой?
Алиса не ответила.
— Здесь написано про некую девочку.
— Эта девочка просто живет недалеко от нас, — сказала Алиса, — откуда она взялась, я не знаю.
— Когда ты ее впервые увидела?
— Когда мы переехали в этот дом. Пару недель назад.
— А когда ты видела ее в последний раз?
Алису вдруг разобрал смех.
— Не помню, — ответила она.
— Ее кто-то еще, кроме тебя, видел?
— Вот уж не знаю.