Чума на ваши домы. Уснувший пассажир. В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего. Деревянный самовар (пьянки шестьдесят девятого года)
Шрифт:
— Теперь пусть мою печаль о причал раскалывает!
— А палуба — кто? — спросил Смирнов. — Иносказательно — начальство?
Расстроил генерала Смирнов упоминанием о начальстве. Обмотав чресла полотенцем, он, подобный рабу с египетских фресок, явил себя пред веселыми очами Смирнова.
— Начальство не печаль мне раскалывает, начальство при удобном случае готово расколоть мне башку!
— Ой ли, товарищ начальник! — засомневался Смирнов. — Прямо как у Чуковского: волки от испуга скушали друг друга! — и деловито, без всякого перехода поинтересовался: — Опохмеляться
— Неплохо бы, конечно… — в раздумчивости заметил генерал, надев трусы и майку. — Но ведь скоро прилетят…
— Не самогоном же я тебя опохмелять буду, — успокоил его Смирнов и вытащил из заднего кармана штанов разлюбезную бутылку «Греми».
— Чайку бы еще покрепче, — попросил генерал, влезая в галифе.
— Сейчас Жанка принесет, — пообещал Смирнов.
— Я бы тебя к себе начальником ХОЗУ с удовольствием взял, — сделал непонятный комплимент генерал, натягивая сапоги.
Постучав ногой в дверь, Жанна ногой же открыла ее. Руки были заняты подносом с двумя чайниками и большой тарелкой с мелкой и сладкой закусью.
— Привет, — сказала она, поставив поднос. — От нашего стола — вашему столу.
И спокойно так похиляла на выход. Генерал обиделся, как мальчик:
— А почему не с нами?
— Мне еще с десяток похмельных оглоедов в себя приводить надо. Конец экспедиции. Сегодня улетаем и уезжаем, — объяснила уже из коридора Жанна.
Смирнов налил в один стакан сто пятьдесят граммов. Генерал, затягивал шикарную портупею, поинтересовался:
— Это кому же?
— Тебе, Петрович.
— Один — не буду, — обиделся генерал, уселся за стол и демонстративно налил себе чашку чая. Хлебнул, обжегся, обиделся еще больше.
— Мне весь день, как наскипидаренному коту, бегать надо, — объяснил свое воздержание Смирнов. — Ну да черт с тобой!
И налил себе сотку. Чокнулись, выпили и захрустели печеньем.
— Петя, твой козырь — руководитель лагерной самодеятельности Бармин Иван Фролович, — не выдержал, заговорил о деле Смирнов. — Он единственный из информированных, кто не участвовал в последнем сговоре. Он должен быть только твой, никому его на исповедь не отдавай.
— А как мне лучше этим козырем пользоваться? — не счел зазорным попросить совета у низшего по чину генерал.
— Постарайся присутствовать на допросах основных фигурантов. Они известны: Эрнест Семенович Лузавин и Роберт Евангелиевич Воронов. Отдай их только одному, важняку, допустим. А сам начальственным наблюдателем сиди и слушай все от начала до конца. Потом, по тем же вопросам, которые задавал этим двоим важняк, передопроси Ивана Фроловича. И будь уверен, сразу появятся противоречия и такие зазоры в показаниях двоих, что колоть их до задницы будет не сложнее, чем кедровые орешки щелкать.
— Втягиваешь меня в крупное дело, да, Саня? — догадался генерал.
— Угу, — пространно Смирнов ответить не мог: чай медленно пил.
— А мне это надо?
— Не знаю.
— А тебе это надо?
— Не знаю.
— Что же ты знаешь? — рассердился генерал.
— То, что знаешь и ты. То, о чем ты вчера пьяный говорил. Что ты — профессионал,
что тебе нравится твое дело и ты умеешь делать его хорошо. Так делай же свое дело, Петя!— Налей еще грамм сто, — попросил генерал.
— Думаешь, храбрее станешь? — осведомился, наливая ему, Смирнов.
— Ох, и недобрый ты, Александр, — в который раз повторил генерал, наблюдая за разливом. — А ты в связи с чем сегодня, как наскипидаренный кот, носиться будешь?
— У тебя же еще одно дело висит, Петрович. Олег Торопов. Ты лесным делом, пожалуйста, вплотную займись, а это я раскручу.
— Один раскрутишь?
— Не один. С Казаряном.
— И когда?
Смирнов помолчал, рассчитывая в уме. Рассчитал и точно сказал:
— Послезавтра вечером материалы с доказательной версией будут у тебя.
В дверь мягко, будто кошка лапкой без когтей, постучали.
— Поземкин, Петр Петрович, — предупредил Смирнов.
— А если нет?
— Пари? — Смирнов взял со стола бутылку, показал на нее — и, глядя на генерала вопросительно, спрятал ее за кресло. Генерал согласно кивнул и пригласил:
— Войдите!
— Лучше бы — «введите», — пробормотал себе под нос Смирнов.
Капитан Поземкин открыл дверь, сделал шаг, встал навытяжку и прогавкал:
— Здравия желаю, товарищ генерал! — и перейдя на стойку «вольно» поприветствовал Смирнова: — Доброе утро, Александр Иванович!
— Что надо? — грубо спросил генерал.
— От вас звонили…
— От вас — это от меня, — прервал Поземкина генерал и ткнул себя указательным пальцем в грудь. — А я — вот он, здесь. Так откуда звонили?
— Звонил дежурный краевого управления внутренних дел, — Поземкин напрягся, чтобы говорить точно и по форме. — Приказал мне срочно доложить вам, что вертолет с оперативно-следственной бригадой будет в Нахте в восемь сорок пять.
Генерал глянул на свой «Ролекс» и в недоуменном недовольстве сказал:
— А сейчас семь тридцать. Какого черта ты нас беспокоишь?
— Думал обрадовать, что скоро…
— Обрадовать ты меня можешь одним, Поземкин, — опять перебил генерал, — тем, что преступления в твоем районе раскрыты все без исключения.
— Будем стараться, товарищ генерал!
— Гриша, — неожиданно вступил в разговор Смирнов, — ты у них на жалованье был?
— У кого? — испуганно спросил Поземкин.
— А ты что — у многих жалованье получаешь? — рявкнул генерал.
— Зарплата, да и вот по случаю… — промямлил испуганный до поноса капитан.
— Не по случаю, а ежемесячно, — холодно поправил его Смирнов.
— Я премию имею в виду…
— И я имею в виду премию, Гриша. За закрытые глаза.
Генерал встал, допил чашку чая, надел фуражку и сказал после длинной паузы:
— Хватит его терзать, Александр. Он же никогда не признается, а они никогда такого нужного человечка на сдадут. Пошли, Поземкин, в твою контору.
Генерал подзадержался, а Поземкин был уже в дверях.
— Гриша, — позвал его Смирнов.
— Слушаю вас, товарищ подполковник, — Поземкин резко остановился и повернулся.