Чума на ваши домы. Уснувший пассажир. В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего. Деревянный самовар (пьянки шестьдесят девятого года)

— Спасибо, Сандро. Постараюсь и тебе ответный подарочек приготовить.

Александр победительно посмеялся — будто покашлял — и ушел. Катерина перебирала фотографии.

…Голая дамочка, голый Валентин…

Голая Катерина и голый Артем. На ампирной, поперек себе шире, кровати. На зеркальный потолок не смотрели: в отчаянной, безоглядной, бесстыдной этой, вроде бы, любви не до этого было.

После молча лежали — отдыхали.

А потом Катерина закурила, углом рта пускала дым под абажур ночника. Дым клубился, струился, слоился, неустойчиво застывал. Артем смотрел на дым.

— Какая ты баба! — вдруг сказал он восхищенно.

— Ты что — в потолок на меня смотрел? — поинтересовалась она.

— Нет, — испуганно ответил он. Катерина воткнула сигарету в пепельницу и, не таясь, встала: складная, подобранная, соблазнительная. Особенно для своих лет.

— Я — женщина, сявый дурак. А для настоящей женщины любовь — даже такая, с тобой — искусство.

И — нагишом, босиком — пошлепала в ванную.

Одетый Артем ждал ее в гостиной. Не женщина — хамелеон. Без косметики, со стянутыми резинкой волосами, в свободной маечке с надписью «Кис ми», естественно, без лифчика, в легких летних джинсах, девчонкой выпорхнула на встречу с Артемом. Выпорхнула, подмигнула и вопросом предложила:

— Выпьем с устатку, Тема?

— Сейчас холую скажу, — согласился Артем.

— Холуй теперь ты. Мой холуй, — ласково сказала Катерина и улыбнулась. В шутку ли, всерьез сказала — непонятно. Не понял и Артем — обиделся:

— Я холуем ни у кого не был.

— Ну, не холуй, — уступила Катерина. — Верный слуга женщины, имеющей к нему слабость. На это согласен, принципиальный наемник?

— На это согласен, — Артем тоже улыбнулся, понял: надутым болваном быть не следует.

— Тогда действуй. Одна нога здесь, другая там, — Катерина обрушилась в кресло и пояснила: — Выпить очень хочется.

Для приведения взбудораженных организмов в состояние относительного покоя пили шампанское. И как бы отмечая рубежный акт, собачью свадьбу, что ли?

Выпустив из ноздрей шампанский газ, прямо-таки рыгнув носом, Артем поставил бокал на столик, глянул на развеселившуюся от содеянного им Катерину и сдавленно произнес:

— Пардон.

— Миль пардон, — поправила Катерина. — Маленький-маленький пардон. Вот если бы ты рыгнул при открытой пасти и высморкался на пол — тогда уж полный пардон.

— Катя, а ты действительно считаешь, что я — сявый дурак?

— Запомнил! Насчет дурака еще не разобралась. Ну, а сявый… Есть самую малость.

— Ты — беспощадная, — решил Артем.

— Бабы — все беспощадные, Тема. Только все старательно скрывают это, а я — от лени, наверное, — нет У тебя-то какая-нибудь беспощадная имеется?

— Была, — признался Артем.

— А теперь?

— Теперь ты.

Катерина вертела за талию бокал на столе. Поинтересовалась:

— Ты какого года?

— Шестидесятого.

— Я в том году во второй класс ходила. Ужасное было время.

— Тебе, значит, тридцать семь? Никак не дашь! — по-простому восхитился Артем.

— Ты все-таки сявый.

— А что я сказал? Я тебе комплимент сделал!

— Ты — не дурак, Тема, ты — дурачок, — Катерина, наконец, рассмеялась. — Знаешь, что такое настоящий комплимент? Будучи полной неправдой, комплимент должен быть прост, как правда. Чем грубее он, тем выше ценится. Он начинается с отрицания дамочкиного признания: Вы меня обманываете! Этого не может быть! Никогда не поверю! И сразу же: Ты — моложе меня. Вот правда!

— Так стыдно, — сказал Артем.

— Кому? — удивилась Катерина.

— Как кому? Тебе. Такое вранье слышать.

— А кто тебе сказал, что вранье слушать стыдно?

— Ты меня запутала, Катя, — признался Артем.

— Как же ты, простая душа, в бандиты попал?

— Я — не бандит.

— Да знаю, знаю я: ты — наемник.

Артем безнадежно махнул рукой, встал, подошел к магнитофонному столику. Копался в пленках. Выбирая. Зазвучало пугачевское «Пригласите даму танцевать». Он подошел к Катерине, склонил голову.

— Это Пугачева просит, чтобы ее пригласили. А я никогда не прошу. Запомни это, Тема.

— Разреши, пожалуйста, мне пригласить тебя на танец, — торжественно попросил он.

— Разрешаю, — соблаговолила она согласиться, и они пошли танцевать.

Пугачева жалостно и лукаво пела, а они еле заметно, но очень точно по ритму двигались под это пенье. Он держал ее за талию, он смотрел в ее глаза.

— Объявилась на мою беду, — шепотом сказал он.

— Почему на беду? — тихо спросила она.

— Я боюсь тебя.

— Я страшная?

— Ты прекрасная.

Они замолчали и еще немного потанцевали. Пока музыка не кончилась. Уселись, и она предложила:

— А сейчас коньячку, — он мгновенно наполнил рюмки, а она спросила вдруг: — То, что ты сейчас сказал — результат моих уроков?

— Нет. Ты учила меня врать. А я сказал, что чувствую. За тебя, Катя, — он залпом хватанул рюмку, с треском поставил ее на столик, не закусывая, выдохнул шумно и уточнил за что пил: — За женщину, которую я встретил впервые в жизни.

— Ну, что ж, выпьем, — решила Катерина и выпила тоже. Закусила сыром, пожевала. — Эффект монополии, Тема. Лучше меня нет никого только потому, что я одна.

— Ты и есть — одна. Другой такой нет.

— Есть, Тема, есть! И имя им — легион. Длинноногие, мордашки свежие, титьки твердые… Молодые, стервы!..

— Я не собираюсь сравнивать.

— А ты сравни.

— Где и с кем?

— В любом кабаке их как собак нерезанных.

Он грустно смотрел на нее. Она догадалась, что он понял ее желание вырваться отсюда хоть куда.

— Значит, в кабак хочешь, Катя?

— Ага, — подтвердила она.

— Будет тебе кабак.

Он протянул руку и помог ей пролезть в щель. Через соседний двор вышли в переулок. Здесь светлее было: горели кое-какие фонари.

— Не боишься, что сбегу? — полюбопытствовала Катерина.

— От меня не убежишь.

— А если закричу?

— Здесь твой крик никто не услышит.

— Я буду орать громко и долго.

— Тогда придется отключить, — объяснил Артем и для убедительности показал ей короткую резиновую дубинку, которую извлек из внутреннего кармана куртки. — Но ты же в кабак собралась — не бежать?