Чума в Бедрограде

Но за тот раз столичные тоже получили. Пули в две из четырёх голов. И ничего, фаланги не переломились закрыть глаза. Хотя стрёмно было, думали, просто так с рук не сойдёт. Но Гошка сказал: «Похер, достало, едем убивать».

Гошка. Опять Гошка, да что ж такое.

— Я уговорил остальных голов гэбни придержать для Савьюра препарат… ну, в общем, фактически это был почти что яд, — продолжил в пустоту Андрей. — Такой, медленного действия. Чтоб остановить его и выключить из ситуации, если что, но чтоб можно было и откатить, выдать за неожиданный приступ болезни естественного происхождения. Никто не собирался убивать Савьюра! Просто хотелось иметь тормоз — на случай, если Савьюр выкинет что-нибудь. Например, начнёт убеждать 66563, что тому стоит валить с Колошмы — официально или неофициально. Или ещё что-нибудь, он же был совершенно с катушек съехавший, — Андрей задумался. — А в результате вообще пиздец получился. 66563 на последнем допросе развлекался, как мог. Там же всё было: от секса с охранником на гэбенном столе до исповеди с просьбой застрелиться. Исповедь проникновенная вышла. Мол, не могу больше, мол, выбрал Колошму вместо вербовки у столичных не потому что идейный, а потому что в бедроградской жизни сплошное дерьмо. Мол, сбежал от этой жизни аж на Колошму, а вы, мол, Юр Саввович, только и делаете, что издеваетесь. Напоминаете, мол, Бедроград, соблазняете, мол, вернуться. А я, мол, не хочу, устал, тошно мне, даже на Колошме нет успокоения. Повесился бы, мол, так вы ж верёвки не дадите, — Андрей хватил ртом воздуха, как будто собирался нырять. — А Юр Саввович в ответ на это дал ему свой табельный пистолет.

Соций нахмурился: то, что Андрей на «Юра Саввовича» сбивается, означает, что его совсем накрыло.

А про табельный пистолет, который по протоколу и проносить-то нельзя в помещение для допросов, не то что заключённому в руки давать, все и так знают. Весь Институт госслужбы, под которым Бедроградская гэбня сейчас сидит, эту байку на экзаменах пересказывает. Без имён и лиц — им по уровню доступа пока не положено.

— Погоди, а чего он стрелялся? — спросил Бахта. — В смысле, как убедил пистолет-то ему дать?

Андрей улыбнулся с нездоровым видом, сверкнул глазами на Соция:

— Кассахские шлюхи. Его же — для поддержания официальной легенды о пропаже в экспедиции — всё время заставляли письма в Бедроград писать. Значимым людям. Он увиливал, писал кому мог — вплоть до Хикеракли. Значимых людей не хотел подставлять, что, в общем-то, понятно. Делал вид, что таковых не имеется. А Савьюр давил, пробовал версии, врал про дела в Бедрограде, чтоб нащупать, на что 66563 среагирует. И это было бы нормально, если б Савьюр хоть во что-то ставил столичные указания. Но он для себя давление устраивал, а мы все слишком поздно это разглядели, — закусил губу Андрей с таким видом, будто б жалел о тогдашних промахах до сих пор. — Тут немного дезинформации, там немного задушевных бесед и неприятных вопросов психологического толка. 66563 нервничал, а потом стало уж совсем смешно: он же наглый, посмел попросить, чтоб ему охранника прислали в его одиночку. Как Гошка бы сказал, «для психической разгрузки», — ляпнул Андрей и сам не порадовался. — Ну, в общем, у охранника обнаружились некоторые сходства с искомыми значимыми людьми. Несущественные, но достаточные, чтоб решить, что Савьюр издевается. И 66563 этим воспользовался: на том самом последнем допросе напустил туману про свои бедроградские драмы, попрекнул тем, что ему на раны чего только не сыплют на этой поганой Колошме. И Савьюр ёбнулся. От мук совести, ещё от чего-то — не знаю. Дал пистолет.

Соций улыбнулся Андреевой избирательной памяти.

То, что Начальник Колошмы пистолет в помещение для допросов вообще принёс, потому что своей гэбне на тот момент уже не доверял, Андрей упоминать не стал.

Как и то, что пистолет не был заряжен предварительными стараниями Андрея, который в свою очередь не доверял Начальнику Колошмы. Тот ведь не в своём уме был, к табельному оружию до самого развала Колошмы не прикасался. У него крыша ещё когда поехала как раз на почве убийств — да так поехала, что он не только без оружия ходил и физических пыток к заключённым не применял, он даже голос, говорят, не повышал. Псих.

— Дальше все всё знают, — опять поторопил Андрея Бахта. — В обойме патронов нет, 66563 от пустого щелчка у виска хуеет, Начальник Колошмы сам идёт его провожать до камеры, остаётся там поговорить и в итоге зависает на два дня. С вызовом Комиссии по Делам Гэбен, состоящей сплошь из его приятелей, которой он ставит бредовые условия: перенабрать гэбню Колошмы с нуля, а его, Начальника, под любым официальным предлогом оставить в камере 66563. Пожизненно, — Бахта поржал себе под нос. — Слышь, Соций, ты не переживай так, что под эротическим давлением сдал ему нас с потрохами. Некоторые вон в пожизненное заключение сдавались, чтоб и дальше эротически давил! Пиздец какой, познакомиться, что ль, поближе с этим выдающимся человеком?

Андрей фыркнул, демонстрируя своё отношение к дурацким шуточкам.

— Ты зря вперёд забежал, — раздражённо заткнул он Бахту. — Я не для того всё это рассказываю, чтоб мы тут дружно порыдали над трагической несвоевременностью гибели Савьюра.

— А для чего, собственно? — Соций уже устал от бесконечной Колошмы, не имеющей отношения к текущим событиям.

— Короче говоря, — едва не прикурил сигарету не тем концом Андрей, — впоследствии выяснилось, что стрелялся 66563 не потому, что ему бедроградские драмы даже на Колошме забыть не дают. Стрелялся он, потому что увидел, как мы переговариваемся ногами про препарат для Савьюра и про то, что 66563 нам нужен живым, чтоб с обвинением всё срослось. А Савьюр хочет не обвинения, а непонятно чего, поэтому и препараты пора подключать. То, что 66563 так не вовремя оказался на полу и ноги смог увидеть, и то, что он вообще способен кое-как гэбенный тактильный код считывать, — это ещё ерунда, — Андрей несколько раз подряд глубоко и со вкусом затянулся. — Настоящий кошмар в том, что он своей смертью хотел спасти Савьюра от наших действий. Не понял, что никого мы не убиваем, что мы так — предохранить от глупостей. Вот 66563 и решил, что если он сам сдохнет, проблема хоть как-то снимется. Вроде как Савьюру делить с остальными головами будет нечего. И даже правильно решил: сдохни он тогда, всё бы по-другому закончилось.

Вот теперь Социю стало как-то даже слишком ясно, почему Андрей так не любит вспоминать, кто пистолет Начальника-то разрядил.

— Но он же не мог прямо сказать, чего вдруг помирать вздумал, — зло и очень непохоже на самого себя усмехнулся Андрей. — Он своими россказнями про бедроградские драмы развёл Савьюра как последнего двоечника из института, — Андрей кивнул в направлении потолка. — Савьюр купился. Савьюр, не кто-нибудь. Савьюр, который с двадцати пяти до сорока пяти просидел на допросах, который спектаклей от заключённых каких только не видел. Который хотел 66563 на свободу выпустить с полной реабилитацией и мешком гостинцев. Который слишком болезненно к смертям относился, чтоб вот так просто кому-то верёвку намыливать, то есть пистолет давать. Который — осознайте вы оба наконец! — любую лажу за километр чуял, как будто у него вместо мозга детектор лжи, а вместо дыхания — газообразная сыворотка правды!

— Обороты сбавь, больно пафосно выходит, — осадил его Бахта, сунул прямо в руку бутылку джина.

— Поймите вы, — сделав приличный глоток, гораздо спокойнее закончил Андрей, — после того, как 66563 у меня на глазах умудрился обмануть даже Савьюра, я больше ни единому его слову верить не готов. Без сотни перепроверок уж точно.

Донышко бутылки веско стукнулось об стол.

— Перепроверок так перепроверок, — покладисто ответил Соций. — Как предлагаешь перепроверять, например, свои подозрения насчёт Смирнова-Задунайского?

Пока Андрей собирался с мыслями, Бахта успел сообразить за него:

— До личности Дмитрия Ройша мы так сразу не доберёмся, а с Дмитрием Борстеном всё просто, — Бахта схватил со стола джин, весело опрокинул в себя с четверть бутылки. — Университетского медика должны знать в лицо университетские. Не гэбня, не их служащие, не «реальная власть», а простые университетские. Завязанные в деле, но морально нестойкие. Да хоть этот, как его? Стрём?

— Шухер, — поправил Соций.

— Шухер, да, — подхватил Бахта. — Мы же от него и узнали, что есть в Университете некто Дмитрий Борстен. Он должен его опознать, если найти подход и правильно спросить!

— Я займусь, — благодарно кивнул Андрей, мигом стал собранным и деловитым.

Соций был уверен: Дмитрий Борстен — не Дмитрий Смирнов-Задунайский. Гуанако не стал бы так врать, а значит, кассахская шлюха давно того. Но осуждать Андрея за поиски мёртвой кассахской шлюхи Соций не мог. Он врубился, наконец, что всё это значит для Андрея: если доказать, что Гуанако врёт хоть в чём-то, легче будет поверить, что Гуанако врёт про Гошку.

Так что пусть Андрей ищет кого хочет. Тут уж у каждого свои методы бороться со страхом подставы.

— И всё-таки, завкафский дом, — вернулся Соций к вопросу, который беспокоил его с самого начала больше всего. Гошка не считается.

Андрей сделал кислую мину:

— Опять то же самое. Если 66563 сказал, что в Университете про канализационное заражение не знают, ничего это не значит. Вообще ничего.

— Ну ты ещё скажи, что он и заражал, — ухмыльнулся Бахта, которого явно подзаебали бесконечные сомнения во всех подряд сведениях. — А лучше — что твой Борстен-Задунайский-Смирнов-Ройш!