Чума в Бедрограде

— Пожалуйста, вымойте руки и проходите в гостиную, — церемонно предложил Ройш и удалился за чаем.

Если бы Бровь никогда раньше не бывала в этом доме, она решила бы, что здесь царил идеальный порядок. Но нет: зубная щётка, конечно, в стаканчике, а вот тюбик с пастой просто на краю раковины; нижний край перекинутого через вешалку полотенца не параллелен полу; в гостиной на столе ровной стопкой лежат бумаги, которым место в кабинете, и — о святотатство! — печатная машинка там же.

Ройш тоже не спит ночами.

— Печенье, к сожалению, закончилось, есть только это, — Ройш бережно поставил прямо рядом с печатной машинкой конфетницу с чем-то мармеладным и занялся разлитием чая. — Или вы какой-нибудь более серьёзной еды хотите?

От этого вопроса внутренности Брови почему-то с визгом бросились друг к другу в объятия. Ройш вовсе не был гостеприимным человеком, и вообще: одно дело — ритуальный чай любому зашедшему, другое — еда.

Еда — это, ну.

Как-то интимно.

Вообще-то Бровь целый день ничего во рту не держала, но вот так с порога соглашаться на ужин было бы слишком. Пришлось помотать головой.

Ройш кивнул и, не прикасаясь к своей чашке, уселся напротив.

— Вас сегодня не было в Университете, — проницательно заметила Бровь. Ну а что, надо же с чего-то начать беседу.

— Не вижу смысла туда ходить в нынешней ситуации.

— Ага, истфак как вымер… даже на кафедре никого нет. Все студенты хотят в экспедицию. Это же так здорово, правда? Ну, в смысле — получится много лекарства…

Ройш откинулся и сложил руки фирменным домиком (шалашом для карликовой пихтской лошади — как минимум одну приличную шутку Гошка-Александр породил), палец к пальцу.

— Ума не приложу, кто мог вам выболтать про лекарство, — насупился Ройш.

Когда ему что-то не нравилось (то есть довольно часто), он всегда выглядел немного обиженным, словно не обстоятельства так сложились, а кто-то гадит лично ему.

— Намекаете на то, что подобные вещи вслух не обсуждают?

Ройш только покачал своей идеально прилизанной головой. Гладко выбрит, застёгнут на все пуговицы — он же весь день проторчал дома, леший возьми! Как так можно?

От живого человека — только тапочки.

— Вы ведь на истфак не только лекции читать ходите, — предприняла Бровь ещё одну попытку мирного диалога. — Ну то есть я так думаю. Думала. Максим Аркадьевич вроде бы ведёт переговоры с фалангами. Вы ему нужны. Наверное.

— Односторонние высказывания обычно не называются «переговорами», — бесстрастно проговорил Ройш. — Как было сказано выше, я не вижу необходимости своего личного участия в нынешней ситуации.

Он настолько напоминал папу (по содержанию, не по форме, конечно), что Бровь чуть было не замахала руками, дабы отогнать призрак Фрайда.

— Да, но… Максим Аркадьевич выглядит довольно устало. Я ничего не знаю — может, переговоры… общение с фалангами идёт хуже, чем планировалось. А вы многое умеете. Если бы вы как-то помогли…

— Бровь, — прервал её Ройш, еле заметно вжимая голову в плечи, — подобные рассуждения от человека, незнакомого с принципами работы государственного аппарата, звучат наивно и по-дилетантски. Фаланги не всегда реагируют сразу и не всегда уведомляют о своих действиях, но всегда мгновенно изучают переданную им информацию. Информация была передана ещё вечером в субботу; если до сих пор реакции не воспоследовало, значит, таково их решение.

Он прав: наивно и по-дилетантски, и вообще Бровь это значение слова «фаланги» два дня назад впервые узнала. Он прав, как и папа, который говорит, что Университет может ошибаться.

Только разве из этого следует, что нужно сесть, ничего не делать, сложить пальцы домиком и принять их решение?

— Их решение — бросить нас на произвол судьбы? С эпидемией чумы на руках?

Ройш позволил себе досадливый вздох.

— Как и многие другие, вы забываете, что мы имеем дело с двумя разными информационными прецедентами. Конфликт гэбен и попытка Бедроградской гэбни очернить репутацию Университета — только первый из них, и только о нём осведомлены фаланги. Этот прецедент ни является ни исключительным, ни опасным для населения — следовательно, не требует обязательного применения каких бы то ни было санкций; необходимость оных санкций в данном случае оказывается сугубо решением фаланги, работающего по данному вопросу. Что же касается возможной эпидемии чумы — это другой прецедент, о котором фалангам неизвестно. Соответственно, они не учитывают этот фактор.

Тогда, наверное, стоит им рассказать?

Хотя нет, не стоит. Бровь действительно не очень понимала в политике и вообще, но, кажется, это как раз то, чего Университет пытался избежать и ради чего Дима приехал из Столицы. Если об эпидемии станет известно, получится, что Университет всё-таки некомпетентен, не уследил за своими канализациями, а доказать, что вирус подбросили как раз для этого, невозможно, и Бедроградская гэбня победила.

По-дурацки получается. Об эпидемии рассказывать нельзя, но без рассказа об эпидемии (и, соответственно, серьёзности намерений Бедроградской гэбни) фаланги до решения не снизойдут. Ну и какие же это два разных информационных прецедента, если они настолько друг на друге завязаны?

Нет, так быть не может. А даже если и не эпидемия, а один дом — ну и что? Всё равно кто-нибудь мог бы умереть. Всё равно это явные гадство и подстава, и есть же свидетели (вот она, Бровь, возле печатной машинки сидит), есть доказательства, не могут же фаланги это просто проигнорировать!

Так же не бывает.

— Вы сами сказали, что фаланги не всегда уведомляют о своих действиях. Может, они прямо сейчас везут Бедроградскую гэбню на Колошму, а нам не говорят, чтобы мы ещё немного помучились.

Ройш снисходительно приподнял брови (опять они!).

— В таком случае моё или чьё бы то ни было ещё дальнейшее участие в этом вопросе тем более излишне, не находите?

Дома у него всегда было идеально чисто, но почему-то смутно пахло пылью. Наверное, от самого Ройша — в свои неполные тридцать он был тем самым сухим и высоким человеком-без-возраста, которому в конце полагается выйти на сцену с коронным «я же говорил».

И всё-таки градус его пессимизма слишком высок для простых смертных.

Знает ли он, о чём говорит? Да, знает.

Делает ли он взвешенные и непредвзятые выводы относительно перспектив ситуации? Да, щас.

— По всей видимости, вас интересует моё частное мнение относительно происходящего. Оно таково: существует некоторая вероятность того, что фаланги рассмотрели запрос Университетской гэбни и приняли меры. Вероятность эта ничтожно мала. В случае отсутствия прямой угрозы населению, о которой, напоминаю, фаланги не знают, их интерес к тем или иным запросам основывается, как правило, на… эффектности оных, — Ройш всё-таки снизошёл до чая, порушив домик из пальцев. — Как, полагаю, известно любому госслужащему, институт фаланг основал мой дед, хэр Ройш. Его рука прослеживается не только в существующей документации и служебных инструкциях, но и в системе ценностей, которую фаланги исповедуют. Безопасность граждан или соблюдение справедливости в данной системе находится на менее высокой позиции, чем поощрение изобретательности.