Чума в Бедрограде

— Через год, весной 1876-го некоторым лицам — в том числе мне — случайным образом стало известно, что обвинение в убийстве было ложным, а расстрел — фальсификацией, призванной окончательно закрыть вопрос так называемого «развала Колошмы». Поскольку изначальное обвинение, под предлогом которого Сергея Корнеевича посадили в колонию, также было сомнительным, возникло предположение, что его возможно реабилитировать. Примерно в то же время произошло очередное столкновение Бедроградской и Университетской гэбни; возникло подозрение, что один из голов первой неофициально добивается от считающегося расстрелянным Сергея Корнеевича содействия в тогдашнем противостоянии гэбен. Это стало окончательным и несомненным аргументом в пользу необходимости попытки реабилитации.

«Вот заинтересованные личности и решили его подбодрить, подарить подарочек в виде меня. В знак доброй воли, чтоб не свихнулся окончательно, а ещё — чтобы можно было в случае чего отобрать. Психологически повоздействовать».

Отобрать, сперва напихав твири в известные места. Ведь верно же, да?

Один, но свой, рядом, в уютном якобы загробном мире Колошмы — или все, но где-то там, в Бедрограде, в далёких политических конфликтах. Старо, и скучно, и всё равно страшно — и как же они продолжают жить и улыбаться-то? Ведь и в байку же не превратишь, наверное, это же всё кошмарные тайны леший знает каких уровней доступа (впрочем, не то чтобы Дима следовал этому мудрому завету).

Ройш же бесстрастно продолжал:

— Но реабилитация Сергея Корнеевича силами Университетской гэбни была невозможна: лица шестого уровня доступа попросту не имели законного права знать, что он жив. Мы не могли бы подать прошение, потому что не сумели бы объяснить, каким образом завладели лежащей в его основе информацией. Как вы понимаете, разрешить этот парадокс было достаточно просто, и я подал запрос на получение второго уровня.

Речь Ройша была длинной, ровной и аккуратной, как его пальцы или его же методички по истории древнего мира.

Даже интересно — все эти события для него действительно такие же мёртвые, как трагедии и переживания людей, живших до Падения Хуя?

— Процесс получения уровня доступа, тем более такого высокого, длителен и непрост. Мне пришлось собирать, искать и подделывать изрядное количество бумаг, поскольку некоторых документов, критически важных для подтверждения моей личности и прав, попросту не существует в природе.

Бумаг, необходимых для подтверждения личности Ройша?

Бровь, конечно, всё понимает, глаза лгут, сердце обманывает, но Ройш-то — как две капли собственный дед, красующийся на страницах любого отрядского учебника по Революции, десятилетний ребёнок опознает. Бюрократия — великая сила, если она властна даже над Ройшем, если даже ему приходится бегать в поисках очевидным образом ненужных бумажек и если даже ему может быть непросто их раздобыть.

— Есть подозрение, что хэр Ройш их съел, — Ройш чуть заметно постучал указательными пальцами. — Когда бумаги были собраны, а личность и права подтверждены, я получил второй уровень доступа к информации и немедленно им воспользовался, направив соответствующие прошения в Бюро Патентов.

Бровь тихо взяла ещё одну мармеладину.

Ройш сейчас удивительно напоминал замаринованного лабораторного таракана, усаженного на стул как можно вертикальнее и шевелящего лапками.

— К сожалению, бумажная волокита сыграла против меня. В мае 1876-го на Колошме произошла вспышка степной чумы. Среди заключённых выживших не оказалось. Несколько человек сумели сбежать, но их трупы были обнаружены в ближайшем поселении, также выжженном болезнью. Сергей Корнеевич Гуанако значился в списках погибших — в кои-то веки на всех уровнях доступа, включая первый.

Переступить нелюбовь к деду, взять-таки второй уровень доступа — только затем, чтобы обнаружить, что тот, ради кого ты это делаешь, уже умер.

На самом деле умер.

Вот так — бац.

Может, так и глотают корабельные мачты.

— А Дима? — брякнула Бровь.

— Дима?

— Ну, он ведь был тем студентом, которого тогда посадили, когда потом в итоге получились канализации? Он же именно тогда, наверное, делал эту самую вакцину, из которой лекарство, которое из студентов.

А ещё он был вашим единственным другом.

Возможно, за всю биографию.

— Как было сказано выше, среди заключённых выживших не оказалось.

Среди личностей, призванный поддерживать боевой дух, — тоже.

Даже распоследний таракан (а Ройш не распоследний, он явно в первых рядах тараканьей братии) заслуживает хотя бы одного друга, а что в розовой рубашке — ну это уж какой достался.

— Поскольку необходимость иметь второй уровень доступа исчезла, я от него отказался. Запрос на его получение можно подать всего единожды, так что теперь я вряд ли могу оказать кому бы то ни было вескую бюрократическую поддержку.

Бровь с интересом обнаружила, что руки у неё кривые, неудобные, и совершенно непонятно, как их нормально положить на стол, чтобы не мешались.

— И поэтому вам теперь так важно помогать Университетской гэбне неофициально?

— Странный вопрос. Я помогаю Университетской гэбне, потому что могу.

И не выкидывал столько лет Димины клоунские рубашки, потому что не возникало необходимости, ага.

У Брови закопошилось в горле. Один идиот, не понимающий, насколько печальна его участь, и второй, не замечающий собственного благородства.

На почве идиотизма и сдружились, видать.

Люди в Университете хорошие, но такие же тупые, сил нет.

Чашка Брови тем временем опустела. Вероятно, это тоже Знак. Бровь несколько раз всухую сглотнула (надо же что-то сотворить с голосовыми связками, чтоб заработали) и поднялась.

— Спасибо за чай. Я, честно говоря, без какой-то особой цели зашла… надеялась хоть немного поднять ваш боевой дух. Вместо этого, кажется, уронила свой.

Ройш тоже встал, проводил её в коридор и помог надеть куртку.

— Спасибо за добрые намерения.

Так и стояли в коридоре — увлекающаяся главная героиня шпионского романа и таракан с мачтой в спине.

Отличная парочка.

— И, Бровь…

— Да?

— К понедельнику жду от вас черновика как минимум половины первой главы вашей курсовой работы. С учётом грядущей экспедиции в Имперскую Башню учебный план перестраивается, так что нам с вами придётся поторопиться.

Бровь чуть не рассмеялась в голос.

Этот человек невыносим.

А для того, чтобы ей неожиданно очень-очень захотелось писать курсовик, оказывается, достаточно всего лишь устроить эпидемию чумы в Бедрограде.

На улице было уже совсем темно, а до квартиры Максима (Аркадьевича) — совсем близко, так что Бровь решила пройтись пешком. Весь день приближался дождь, но так и не приблизился, и в воздухе висела какая-то липкая дырявая сырь.

А Ройш, кстати, даже не подумал, что она теоретически могла участвовать в твири-в-жопу. Это два-три дня, но уже вторник, до следующего понедельника — всего ничего, какие полглавы, на одну главку времени не хватит!

Хотя с чего бы это должно было остановить Ройша.