Чужаки

— Двести человек.

— А-а-а, — неопределенно протянул Вальдек.

— Проведите нас к своему командиру, — повторил Редькин.

— Двоих проведу, двести нет, — потупившись в землю, ответил Вальдек.

— Конечно, двоих, — обрадовался Редькин, — зачем же двести, двести потом.

Вальдек сел на пенек, ребята помогли перевязать ему ногу. Потом они с Михаилом пошли вперед, а Ленька вернулся с докладом к Алексею.

Командир роты Ревес встретил сообщение Михаила с недоверием. Откуда партизаны. Он ничего не слышал о них Почему они вышли на его участке, а не в другом месте? После долгих расспросов, Ревес разрешил прийти к нему только одному командиру, остальные должны оставаться за селом. В огородах Ревес расположил все свои пулеметы.

— Чем вы докажете, что вы партизаны? — спросил он пришедшего к нему Алексея.

— Я могу это легко доказать, если вы свяжете меня с командиром дивизии Калашниковым или комиссаром Маркиным. Ведь в вашем селе есть телеграф…

— Маркиным, с Калашниковым? — переспросил Ревес. — Но они сейчас в штабе армии, едемте, я попытаюсь связать вас с ними через штаб дивизии.

Лишь при содействии особого отдела дивизии Ревесу удалось связаться с армией.

Обрадованный Данила Иванович после переговоров с Алексеем предложил Ревесу помочь партизанам устроиться на отдых. Алексею было приказано после отдыха явиться в штаб армии.

Отряд разместился в нескольких верстах от линии фронта в большом чувашском селе. Весь первый день бойцы приводили себя в порядок. Стирали белье, чинили обувь и одежду, мылись в банях.

Ленька исхлестал два березовых веника, задыхаясь, несколько раз выбегал в предбанник, а Михаил все просил «вдарить еще разок».

— Леня! Милый, — который уж раз окатываясь холод ной водой, просил Михаил, — ну еще одну запалку. Вдарь как полагается, чтобы тово… пролетарское сердце от радости замерло.

И Ленька, внимая мольбам друга, обжигая руки, еще и еще раз принимался бить его горячим, как кипяток, веником.

Подставляя под веник то спину, то ноги, то бока, Михаил стонал от удовольствия.

Вечером к Алексею пришел Ревес. Веселый, но озабоченный, он спросил, может ли он поговорить откровенно…

— Конечно, конечно, — заулыбался Алексей, довольный приходом Ревеса.

— Вы партизаны, — начал Ревес без всяких обиняков, — самые стойкие бойцы. Вы едете в штаб армии, и я решил кое-что вам сказать. Почему отдельные командиры полка ведут переговоры с врагом? Почему в полку нет дисциплины? Я, как командир боевой единицы, веду разведку, достаю важные сведения, а штаб полка говорит: не нужно…

Сами знаем. Враг будет скоро наступать, мы не готовы. Как можно воевать при таком командовании полка? Пропадет полк, пропадут люди. Враг много выиграет.

Алексей слушал Ревеса с большим вниманием, беспокойство командира роты за судьбу полка невольно передавались и ему. «По-видимому, в полку что-то неладно, — думал Алексей, — иначе Ревес не стал бы говорить так».

— В вашем распоряжении есть телеграф. Доложите командиру дивизии, — посоветовал Алексей.

— Что телеграф, — возразил Ревес, — разве живой человек хуже? Я хочу, чтобы вы сказали об этом там в армии. В полку измена, как вы не понимаете?

— Товарищ Ревес, но вы тоже должны понять: мне могут не поверить. Ведь я здесь всего один день. Ревес стоял возбужденный.

— Но это важное дело, его так оставлять нельзя. Измена на фронте, вы понимаете?

— Понимаю и даю вам слово, что передам наш разговор там, в армии.

— Маркину передайте, говорят, он политкаторжанин, одной со мной партии. Я ему верю. Такие, как он, не подведут.

— Хорошо, я передам лично Маркину.

Ревес достал кисет с махоркой, предложил Алексею закурить, — Скажите ему, белые совсем скоро перейдут в наступление. У них постоянная связь с начальником штаба полка Грабским. Царский офицер, надо было расстрелять, а ему перебежчику от белых, доверили штаб полка. Теперь это штаб измены. Командир первого батальона Курочка предлагал мне начать бунт. Он хочет быть командиром полка, потом дивизии. Тогда, говорит, у нас будет полная свобода. Анархист — ему все равно, что белые, что красные.

— Знает ли об этом командир полка? — спросил Алексей.

— Не знаю. Может, он и хорош, но он всегда пьяный.

— Что же сказали Курочке вы?

— Что я сказал? Я сказал, что если будет бунт, то мои шесть пулеметов расстреляют батальон. Я коммунист, верю Ленину, Маркину тоже, Курочке нет.

— А как красноармейцы? — снова спросил Алексей.

Ревес погасил Догоравший окурок, пристально посмотрел на Алексея.

— Красноармейцы так, как везде. У меня в роте семь национальностей, все они рабочие, все будут умирать за Советскую власть.

Алексей поднялся, протянул руку.

— Мне нужно сейчас же ехать.

— Да, да. Именно сейчас, — заторопился Ревес. — Я помогу. В роте есть пара хороших запасных коней. Завтра будете там, у Маркина. Передайте ему: интернациональная рота будет до конца стоять за Советскую власть.

Алексей позвал Редькина, познакомил с Ревесом.

— Мне приказано срочно быть у товарища Маркина.

Ты остаешься командиром отряда. Приказываю держать отряд в боевой готовности.

Редькин вытянул руки по швам.

— Есть держать отряд в боевой готовности.

— И еще одно условие, Михаил: без меня ты не выполняешь никаких указаний, идущих от командования полка.

Глава тридцать пятая

В штабе армии Алексей пробыл недолго. Дело, о котором просил его Ревес, приняло неожиданный оборот.

Выслушав доклад Алексея, Калашников поблагодарил его за проведенные партизанами операции.

— Ничего другого не скажешь, молодцы, — пожимая ему руку, говорил командарм, ласково смотря в лицо.

Все, что вами сделано, заслуживает похвалы. Я лично считаю результаты операции отличными. Да, да, очень хороши. Я так и доложу… — Командарм помолчал и добавил:

— Конечно, вам следовало бы отдохнуть. Если бы не эта проклятая кутерьма… — и замолчал, что-то обдумывая.

Алексей забеспокоился. Калашников может на этом разговор закончить, а он еще ничего не сказал о просьбе Ревеса. И, воспользовавшись паузой, Алексей сказал:

— Товарищ командир армии, я обязан сообщить вам очень важный разговор с командиром интернациональной роты — Ревесом.

Калашников поднял утомленные глаза, закинул за ухо упрямую прядь волос.

— Говорите, я слушаю. — Ревес уверяет, что начальник штаба третьего полка; Грабский — изменник, что он самостоятельно ведет с белыми переговоры и передает им важные сведения. Командир первого батальона Курочка предлагает ему начать бунт, что…

Командарм властно махнул рукой, и Алексей умолк на полуслове, решив, что его не хотят слушать.

— Знаю, знаю. Жаль, что вы опоздали с сообщением.

Беспорядки там начались несколько часов назад. Теперь дело не в сообщениях, а в том, как исправить положение.