Чужаки

В кабинет вошел Маркин, поздоровавшись с командармом, он сел около стола.

— Слышали, товарищ комиссар, про третий полк? — спросил командарм Маркина.

— Да. Вот только сейчас узнал.

Калашников сдвинул брови и зашагал по дорожке. В комнате воцарилась гнетущая тишина. Алексей решил, что сейчас разразится буря. Но услышал ровный, спокойный голос:

— Пришла пора проверить работу особых отделов. Я прошу вас, Данила Иванович, заняться этим делом немедленно. Они или спят, или делают не то, что нужно, — и вдруг кулаком по столу. — Потерять целый полк без единого выстрела, это черт знает что такое…

Как бы продолжая мысль командарма, Маркин сказал:

— Просмотрели. Я сегодня же займусь вашим поручением. А сейчас мне хотелось бы посоветоваться, как спасти полк.

Командарм подошел к столу, что-то написал на листе бумаги, но тут же зачеркнул, снова написал и снова зачеркнул. Потом, повернувшись к комиссару, сказал:

— Я прикажу комиссару дивизии организовать отряд из коммунистов. Комдиву приказано быть в первой бригаде, возможно, потребуется сила.

— Я думаю, что мы должны использовать в первую очередь то, что есть на месте. — смотря на Калашникова, сказал Маркин.

— Да, да. Вы правы, — согласился Калашников, — я как раз об этом сейчас и размышлял, но не успел еще сказать. — Он на какую-то минуту запнулся, внимательно посмотрел на Алексея и, как видно, окончательно решившись, объявил тоном приказа:

— Одной из самых лучших мер, мне кажется, будет решение утвердить командиром третьего полка товарища Карпова, а начальником штаба товарища Ревеса. Партизаны и интернациональная рота — вот кто должен помочь нам ликвидировать мятеж. — Он снова, подошел к Алексею и, положив ему руку на плечо, продолжал:

— Я распоряжусь, чтобы к утру вас доставили в полк. Есть ли у вас вопросы?

— Все ясно, товарищ командарм, — ответил Карпов твердым голосом. — Разрешите заявить, что мной будет сделано все, чтобы полк смыл свой позор боевыми делами. — И, взглянув еще раз в сторону повеселевшего комиссара, сказал, что он готов немедленно ехать на место.

— Я полечу сейчас же, — поднимаясь, сказал Маркин, обращаясь к командарму. — Карпов приедет утром.

Командарм пожал Маркину руку.

— Правильно, Данила Иванович, летите…

Штаб взбунтовавшегося полка размещался в большом торговом селе. На площади, между двумя рядами магазинов, второй день шел митинг. Больше двух тысяч бойцов, побросав позиции, собрались в селе, говорили о международном положении и о том, почему мало дают хлеба, о военном коммунизме и плохих ботинках, о продразверстке и о не полученной вчера бойцами махорке.

Так прошла первая половина дня. Мобилизовав все силы, коммунисты отбивали яростные нападки эсеров, анархистов и других белогвардейских агентов.

— Кому верите? На кого руку поднимаете? — спрашивали они у бойцов. — К Колчаку хотите?

— А продразверстка зачем? — спрашивали люди. — Ботинки худые, хлеба по куску дают.

— Продразверстка — мера временная, вынужденная. Сами говорите, что хлеба мало дают, а где его взять, если кулаки не хотят его продавать. Голодом думают уморить и нас, и рабочих. Неужели не понимаете?

Под напором коммунистов бойцы начали сдаваться. Но в спор вступали явные белогвардейцы. Они ставили вопрос по-другому.

— Не хотим Советской власти, к черту. Это не свобода, а грабеж. У меня отца посадили, весь хлеб выгребли.

И споры разгорались с новой силой.

Видя, что в споре с коммунистами им не добиться перевеса, заводилы бунтовщиков решили действовать более решительно. После обеда они потребовали, чтобы выступил молчавший до этого командир полка.

На мост вылез шатающийся от только что выпитого самогона Звякин. Погрозив собравшимся кулаком, он сипло закричал:

— Армия! Это называется армия? Позицию бросили, негодяи. Кто разрешил?

Площадь взорвалась руганью.

— Пьяная сволочь, махорку куда девал? Почему вчера махорки не дали?

— Дома с отцов, а здесь с нас кровь пьете, гады!..

Пьяный командир полка все еще не видел надвинувшейся опасности. Он считал, что ему удасться унять расшумевшийся полк криком и угрозами., — Расходись! Сейчас же расходись на свои позиции, — снова загремел Звякин, грозно топнув по помосту ногой. Вы что думаете, я буду с вами церемониться… Позорить меня, члена партии левых эсеров, решили? Разойдись, расстреляю сукиных детей!..

— Врешь! — завизжал стоящий рядом с помостом Курочка, уловив условный знак Грабского. — Руки коротки!

— Мы сукины дети, а ты кто? — закричали со всех сторон.

— Заткните ему глотку!

К помосту бросилось несколько вооруженных человек. Почуяв опасность, Звякин схватился за наган, но вскочивший на помост Курочка, взмахнул блеснувшей на солнце шашкой, и командир полка, выронив наган, покатился с помоста.

— Вот она, свобода! — закричал Курочка, подняв вверх окровавленную шашку. — Вяжи коммунистов! Бей большевистских приспешников!

Коммунистов арестовали, но убили только комиссара полка. Остальных заперли в подвал и стали спорить, как с ними быть. В полку было немало людей, не одобрявших мятежа. Да и среди самих мятежников оказались люди, понимающие, что за это придется рассчитываться. Спорили до самого вечера, но так ничего и не решили. А утром около поселка приземлился самолет.

Первым к дому, где остановился комиссар, прискакал командир первого батальона. Привязав лошадь за тополь, Курочка пошел в помещение.

— А, комиссар? — отрыгивая перегаром самогона, прохрипел Курочка, перешагнув порог. — О командире полка вопрос решать приехали? Что же, давайте потолкуем…

— Может быть, вы сначала про беспорядки в полку скажете, — смотря на Курочку загоревшимся взглядом, спросил Маркин. — А потом уж о командире полка толковать будем…

— Нет! Я ставлю вопрос так, как его ставит каждая свободная личность. Полк хочет быть по-настоящему свободен. Я вам заявляю прямо: или вы утвердите меня командиром полка, или мы решим этот вопрос без вас.