Чужая война

«Ну, наглец, надеюсь, здесь от тебя будет какой-то толк!» — подумал я, ревнуя свою еду.

Выборы старшего разведчика

– Поиски ничего не дали. Кейл Ресс исчез вместе со всеми своими пожитками абсолютно бесследно, — доложил мне Леон перед началом очередного совещания.

— И никто ничего не видел? — уточнил я.

Это было первое собрание штаба после нашего «прорыва». Со дня той знаменательной битвы, когда мне представилось поближе познакомиться с прапорщиком Любовым, минуло три дня, хотя по ощущениям все тридцать. Собственно о том, насколько дни были перегружены событиями, говорил тот факт, что только сейчас у меня и прочих офицеров нашлось время на что-то, кроме непосредственного командования.

Только-только оклемавшись после запуска человека в космос, мне пришлось бегать по полю сражения и собирать излишне увлекшихся за собой. Эльт, например, умудрился прорваться практически к самому лагерю Ноа, который защищали какие-то не дошедшие до поля боя резервы. Они численно превосходили отчаянную полубригаду в три-четыре раза, но выходить за стены лагеря и нападать побоялись, то ли ощущая подвох, то ли опасаясь, что противник может переносить бешенство.

На этом «хорошие» новости не закончились. Не успел я собрать свою армию воедино, как в полном составе объявились остатки союзничков, которые, конечно же, захотели пойти с нами. Как управлять такой толпой мне было неизвестно, но у них имелись столь необходимые припасы, тогда как наш обоз остался позади. Перед таким соблазном устоять было сложно, а я даже не пытался. Так сильно радуясь, что не придётся сидеть на диете из травы, я не смог вовремя заметить подвох, а потом стало слишком поздно.

С великим почётом, уважением и щепетильностью мне вручили скипетр Солнца — метровую палку с изящным орнаментом, которая вообще-то была очень важным артефактом: попади она к «лунным», те бы оказались в шаге от победы.

На мой немой вопрос «Какого лешего?» последовал ответ, что у короля был стратегический замысел, но что-то пошло не так, и теперь мне придётся всех спасать.

Почувствовав в его величестве родственную душу, ведь мои стратагемы тоже жили примерно час, самое большее два, я принял артефакт, тем самым обозначив себя как спасителя всего отечества. Моя скромность, и до того влачившая жалкое существование, тихенько удавилась на задворках сознания.

Оставалась сущая мелочь: придумать, как это самое отечество спасти, желательно до того, как до меня доберётся Ноа и остальные «лунные». Правда, сейчас они, рассеявшись после битвы, спешно отступали от нашего неспешного преследования.

Вишенкой на торте оставался вопрос моего возвращения домой. С каждым днём, проведённым в этом мире, я чувствовал, что данное решение ускользает от меня всё сильнее и сильнее. Границы между мной и Рейландом Рором меркли с каждым часом, проведённом в этом безумном калейдоскопе событий. Даже перед вездесущим Леоном уже не было нужды особо притворяться — лишь придерживаться каких-то местных норм. Исчезновение же Кейла Ресса поставило в этом вопросе жирную точку, отдав вопрос самоконтроля всецело в руки моей несчастной совести.

— Солдаты клянутся… — отрывая меня от размышлений, продолжил Леон.

– Уверен, — я отмахнулся от графа, — спроси вы у солдат, квадратное ли солнце, то все они на портрете матери поклянутся, что да. А если вы дадите им кисти и краски — ещё и нарисуют.

Леон смущенно потупился. С недавних пор солдаты боялись его до дрожи в коленках. Любой контакт с ним рядовыми воспринимался с такой обречённостью, словно их вот-вот расстреляют за измену родине. Причём спроси он их, изменяли ли они в самом деле, все будут клясться, что да, изменяли. Как именно, когда, зачем было абсолютно не важно.

Началось это при весьма забавных обстоятельствах. Уж не помню, зачем конкретно, но мне потребовалось от графа избавиться на пару часов, и ничего лучше, чем сказать Леону, что у нас пропадает кухонная утварь, я не смог придумать. С кухни действительно пропадали вещи, но, откровенно говоря, в количествах настолько смешных, что обращать на это внимание было попросту глупо. Хотя в нашем положении без снабжения, наверное, всё же стоило.

Однако я недооценил «глаза и уши короля», которые отправил с этим разбираться. В тот момент мои мысли были где-то далеко, а по телу разливалась приятная истома от целых двух часов, проведённых без присмотра излишне въедливого графа.

О последствиях я и думать забыл. Наслаждение от покоя было куда сильнее. Ровно до того момента, пока мой покой не нарушил явившийся от графа капрал. Тот был бледен и напуган, но при этом собран и сосредоточен. Он сообщил, что меня желает видеть граф Сайрас на кухне немедленно, дескать, Леон раскрыл важный заговор.

В иной другой ситуации капрал отправился бы с такими с требованиями от командующего по очень коротким, но неопределённым координатам. Но в этот раз моя интуиция забила набат во все колокола, и не зря.

На кухне меня встретила весьма примечательная картина недавнего обыска, который плавно перетёк в погром. Вся посуда была разбросана по полу, еда при этом, что удивительно, оказалась на потолке. По углам жались испуганные повара, а в центре помещения, привязанный к небольшому стульчику, дрожал какой-то полноватый мужичок. На него наседал, как коршун на свежее мясо, Леон Сайрас:

— Где поварёшка?! — орал граф грозно. — Ты не мог отдать её человеку из толпы!

— Но господин, это же всего лишь поварёшка, кому может быть… — пытался возражать работник кухни.

— МОЛЧАТЬ! — раздражённо прикрикнул Леон. — Вопросы тут задаю только я! Куда вы дели суповара? Где он?

— Н-но…

По кухне разлилась звонкая пощёчина.

— Где тело?! Признавайся! — громче прежнего прокричал граф. — Вы сварили его в каше? Или бросили в объедки?!

— Г-господин, я-я… — заикаясь, пытался ответить повар.

— Ты?! — вытаращился на него Леон, словно всё понял, хотя это вряд ли было так.

— Я-я-я… — несчастный терял на глазах не только дар речи, но и седел, стремительно превращаясь в старика. — Э-э-это я-я-я с-с-суповар…

С тех пор произошло две вещи: страх перед Леоном разошёлся по лагерю, а один вид графа вселял ужас в сердца и умы солдат. Сам же он по соображениям безопасности был вынужден начать готовить себе самостоятельно. Видимо, боялся, что повара не оценили его выходку.

Впрочем, сейчас это стало неактуально. Гораздо важнее было то, что наш старший разведчик, Кейл Ресс, как по фокусу словно испарился, причём прямо на глазах многотысячной армии, что вызывало неподдельное уважение к его таланту иллюзиониста.

– Трус!

Такое отношение не было чем-то из ряда вон. В Играх принимали участие относительно добровольно, особенно такие люди как Ресс. Подразумевалось, что отношение к воинскому долгу будет соответствующим.

Проявление трусости для рядового солдата грозило лишь насмешками со стороны братьев по оружию. Но для офицера бежать с поля боя было сродни самоубийству. Причём ещё непонятно, что было бы хуже. В одном случае твои дела, образно говоря, заканчивались, а с клеймом дезертира надо было ещё как-то жить дальше.