Чужая здесь, не своя там. Дилогия

И вроде бы все налаживалась, все было хорошо и жаловаться не на что. То ли я отвыкла от спокойной жизни, то ли еще что, но все равно какое-то беспокойство подтачивало благостную картину.

Каждый раз, когда я открывала почтовик, сердце как будто тисками сжималось и холодели руки. Плохих вестей от родителей не было. Впрочем, как и хороших. Письма были странными… И вроде бы мама все также интересовалась моими делами, и вроде бы все также же рассказывала о своем, но все равно как будто что-то поменялось. Она выспрашивала меня о Геделриме, сначала понемногу, и мне казалось, что ей интересно как я тут обустроилась. Потом расспросы стали более подробными. Я решила, что они собираются перебраться сюда. И мне бы радоваться… В ответ вопросы: “Вы что, хотите тоже здесь обосноваться, когда все уляжется?”, я получала: “Мне же нужно знать, как ты там, дочь”. Сомнение грызло меня изнутри, не давая покоя, а недоверие обижало. Возможно, мама не хотела обнадеживать меня раньше времени, тем более с мятежниками все еще ничего решено не было – они затаились и вылавливать их стало тяжелее. А возможно они еще и сами не определились – ехать сюда или нет. Но ведь поделиться планами можно было?

Папа же тоже стал иногда слать мне послания. Про себя ничего не писал: узнавал лишь как я. Интересовался, чем я занимаюсь, раз живу теперь самостоятельно, да еще и подопечный у меня появился. Позже я поняла: он откуда-то знает, что я теперь уже без блокировки и решила освоить магию. Сначала нехотя, а потом уже больше раскрываясь отцу, я поделилась с ним своими достижениями. Он хвалил и явно радовался за меня. Ни одного слова упрека, что, дескать, не женское это дело, мне не было адресовано. Хотя когда я об этом заикнулась маме, она была категорична: такое занятие мне ни к чему, хватит мне и видения. Почтовик был отцовским, поэтому и получалось, что письма сначала проходили через его руки. Маме я писала одно, папе другое, и судя по тому, что мама так и не узнала о моих успехах на этом поприще, папа с ней не всем делился. Я начала вносить разлад в собственную семью. А мне всего лишь хотелось, чтобы родители за меня радовались.

Брат тоже не обделял меня своим вниманием, вот только оно было… односторонним что ли. Он рассказывал о себе, а обо мне уже не особо интересовался. А началось это после того, как я сообщила о том, что у меня появился Данфер. Возможно, он так проявлял ревность. Но ведь он мой брат – один единственный, родной. Мне очень хотелось, чтобы он меня понял, но мы, наоборот, начали отдаляться.

Учеба, общение с Данфером, вечерние посиделки с Банафрит и Элодией – я спасалась как могла. Это все то, что не давало мне погрязнуть в унынии, то, что не давало захлестнуть меня ощущением безысходности.

Однако даже мастер заметил, что я несколько осунулась и слишком часто погружаюсь в собственные мысли, забывая об окружающем.

Учеба не то, чтобы перестала меня привлекать, но стоило только начать чем-то заниматься, как мысли все равно возвращались к семье, и я забывала обо всем остальном.

Так один раз даже чуть не оттяпала себе кусок пальца, когда работала с родицитом – резец сорвался, не оставив следа на камне, но поранив палец.

– Держи, – Йеннер кинул мне уже потертый справочник.

Я с недоумением посмотрела мастера, но придвинула к себе книгу.

– Я что сказал тебе сделать? – недовольно спросил он у меня.

– Обработать камень, – все еще не понимая, что не так, ответила я.

– И тебя ничего не смутило?

В руке я все еще зажимала платок, хоть кровь и остановилась. Я пожала плечами. Дал задания, я его выполняю. Что не так?

– Ищи таблицу коэффициентов твердости минералов, – в голосе Йеннера уже было ледяное спокойствие, но я понимала – разозлила его. Вот только чем, не могла понять. – И благородная эдель, будьте так любезны, не заляпайте страницы кровью.

Я сжала зубы, но сделал то, о чем он сказал. Увидела искомое и ахнула – у родицита коэффициент был шестнадцать из двадцати.

– Поняла? – процедил мастер. – И куда ты полезла с обычным резцом?

Мне было безумно стыдно – хотелось закрыть лицо руками.

– Дай сюда руку, – приказ он.

Мастер вложил мне в ладонь амулет из алунита. Две минуты и ранка затянулась.

– Спасибо, – тихо прошептала я, боясь даже глаза поднять на Йеннера.

– Пожалуйста, – едко отозвался он. – Через неделю наделаешь с десяток таких. А пока, благородная эдель два дня не будет у меня появляться.

– Почему? – воскликнула я, даже подскочив. Неужели настолько разозлила?

– Значит так, дорогая моя, пока ты не приведешь себя в нормальное состояние, не появляйся здесь. Не знаю что там тебе нужно будет сделать – выспаться, пробежаться по магазинам, накупив тряпок, – тут он посмотрел на мой непрезентабельный наряд и осекся, – что вы там еще женщины делаете? Вот пока ты не будешь способна со всем усердием, спокойствием и прилежанием, а главное желанием, относиться с своим заданиям, я тебе видеть не желаю.

Я ошарашенно молчала.

– Ведь все же нормально было, Астари, – уже спокойнее, даже с ноткой досады и примесью замешательства, добавил мастер. – Что случилось?

– Ничего из того, с чем бы я не смогла справиться, – сухо ответила я. – Спасибо, что не прогоняете меня совсем. Я обещаю, что в положенный срок вернусь и все будет как надо.

– Ну смотри, – задумчиво произнес Йеннер, пропуская меня к выходу.

А вечером меня и Даника встречали у себя Уотинены – мы решили наведаться к ним с ночевкой.

Солнце висело уже у линии горизонта, поэтому пришлось нанимать экипаж – в относительном тепле ехать все ж лучше. Да и сил уже у меня, и тем более у Даника, не нашлось бы для верховой езды. Ещё успеем вдоволь накататься.

Гостеприимный дом полковника стал для меня не в первый раз тем самым убежищем, где я “зализывала раны”. Уж не знаю, что на меня тут так влияло, но именно здесь я оттаивала.

Мы расположились в уютной гостиной. Я забралась с ногами в огромное кресло, в котором даже меня не было видно со стороны спинки. Даник уселся на широкий подлокотник. Нелнас-старший вместе с внуком обосновались на диване.

Эдель Брита еще ранее ушла спать.

– В бейн? – спросил полковник.

Мы с Даником закивали.

Мне с самого начала не везло – загадки попадались сложные, очков выпадало мало. И, как ни странно, я ничуть не злилась. Мне наоборот было хорошо. Перчатки давно были сброшены также, как и условности. Как беззаботная, смешливая девчонка я хохотала над рассказами полковника – он делился старыми военными байками; удивлялась тому, как Даник разговаривал с более старшим по возрасту внуком Уотиненов – как равный, ничем ему не уступающий, а в чем-то даже более сообразительный. Сама же я не задумывалась над тем, что мне нужно говорить, как себя вести. Словно отпустила себя, отпустила все-все мысли. Наверно так себя ощущают пьяные, однако крепче чая я ничего не пила.

Видя моё бедственное положение, Данфер даже стал мне подыгрывать – пытался подсказывать ответы на загадки. И я без зазрения совести принимала его помощь. Радовалась отыгранным ходам, награждала благодарственными объятиями своего спасителя и наслаждалась каждым мгновением чудесного вечера.

Полковник разогнал нас по комнатам ближе к полуночи.

Я заглянула к Данику пожелать хороших снов и не удержалась – обняла ещё раз. Прижала к себе, уткнулась в темноволосую макушку и прошептала: