Чужестранец

Рабство оказалось неприятным сюрпризом. То есть, конечно, Платон понимал, что в мире на такой уровне развития будет рабство, но не думал об этом, пока не увидел вживую. Дерьмо. Он ненавидел рабство практически на клеточном уровне — перед глазами вставали картины людей, истощенных, избитых, которые убивались на незаконных каменоломнях, а еще чертовы дети, та комната с детьми, которые оказались никому не нужны. Всё это отпечаталось в памяти намертво и вызывало отвращение.

Нужно остановиться, выдохнуть. Откалибровать свои мысли, обдумать ситуацию. Понять, что всё не так плохо. Рабство было, есть и будет и не всегда оно настолько чудовищно. Он не может это исправить, изменить что-то, а в его восприятие вмешивается эмоциональное искажение — травматический опыт прошлого. Нельзя позволять ему управлять твоими действиями, иначе не удастся прожить в этом мире достаточно долго. Разве не этого ему хотелось, чуть дистанцироваться, чуть спокойней пожить, подальше от чужой боли и страха?

— Эй, Платон, — Лаз мягко тронул его плечо, — твой бурдюк заполнился.

Бурдюк и правда был наполнен водой. Платон вытянул его и отошёл в сторону, пропуская Лаза пополнить запасы воды. Тот взглянул на него с сочувствием, как смотрят на сошедших с ума.

— Откуда у вас рабы? — подошёл Платон к кочевнику в хламиде.

Тот удивленно уставился на него, потом ответил:

— По-разному. Рабами становятся те, кто не может заплатить долг. Иногда рабов привозят ваши караваны, иногда Народ гонит рабов. Какое тебе дело до них, чужак?

— Это правда? — сказал Платон. — Человеческие караваны продают своих в рабство?

— Иногда, — пожал плечами караванщик с косой, — в основном те, кто гонится за деньгами, но слишком боится идти на восток, в руины. Раньше продавали северян пойманных, но сейчас они все больно деловые стали, так что их просто облагают пошлинами или типа того.

— А тот человек, что схватил меня по дороге сюда, что он сделал?

— Раб Нарта? — переспросил кочевник. — Он украл фрукты. Ему предложили выбор, он сам выбрал рабство. Вечно пытается сбежать с каждым караваном, словно не понимает, что грозит любому за помощь рабу.

— И что же это?

— Тот же выбор, что стоял перед ним — рука или свобода. Кто же согласится заменить собой раба или отдать за него руку?

На обратной дороге Платон разглядывал палатки. Бурдюки с водой были приятной тяжестью, но инцидент с рабом отягощал душу. Игорь как всегда появился внезапно.

— Приуныл от местного упадка? — с уже привычной усмешкой спросил он.

— Тебя никогда не одолевали сомнения? — с кислой миной на лице ответил Платон вопросом на вопрос.

— В смысле?

— Насчет будущего. Ну то есть, во всех этих историях про путешествие в другой мир, герои обычно меняют мир, всех спасают, решают чужие проблемы и так далее. Вот ты тут не один год провёл, а что дальше?

Игорь пожал плечами.

— Слышал про Сурта, предводителя северян?

— Амалзия говорила, да.

— Ну вот у него жизнь как в книжках, только половина мира его ненавидит, а вторая половина восхваляет, а втайне уже планирует, как поделить его империю. Думаю, это лучшее, чего можно добиться.

— А ты сам? Чего ты хочешь?

Игорь снова натянул непроницаемое выражение лица.

— Я? Это неважно. Главное приключение моей жизни уже в прошлом, а это всё просто затянувшийся эпилог. Остальное тебя не касается. Вопросы?

Платон помотал головой. Ночь подступала к лагерю, загорались костры, а в поселении светились маленькие фонари вкопанные в песок. Лаз стоял на коленях возле небольшой пальмы и молился. Когда он встал, то увидел, что Платон стоит неподалеку и смотрит на него. Он нахмурился и подошёл ближе.

— Что-то случилось?

— Нет, — ответил Платон, — просто странно. Ни разу не видел, чтобы тут кто-то молился. Думал, что здесь и вовсе нет религий.

— Есть, конечно, — рассмеялся Лаз, — все верят в разное, конечно, но как без веры? Считать, что мир появился из пустоты и катится в пустоту, а всё вокруг бессмысленно?

— Да, но почему тогда никто не справляет религиозных обрядов?

— Большая часть каравана, кроме Юфуса и его парней, воспитаны в традициях Церкви Единства, у них довольно мягкие порядки. Приноси жертвы — и всё тебе простится. Они будут замаливать свои грехи, когда доедут до дома.

— А ты?

— Я экзаннит. Наша вера… более суровая. Полагаю, Господь простит меня за то, что я не молился в пустыне, но когда есть возможность, то нужно это делать обязательно.

Платон замолчал, взглянув во тьму. Страшно, дико.

— А ты веришь в Бога, Платон? Что заставляет тебя двигаться дальше?

— Я… — Платон задумался. — Не знаю, наверное, я верю в людей, в то, что нужно стремится сделать мир лучше, но в высшие силы я никогда не верил. Идея, что есть кто-то, кто управляет всеми нами, казалась сомнительной. Но после смерти и воскрешения я сомневаюсь. Возможно, всё сложнее, чем казалось.

— В том, что случилось с тобой, однозначно есть божественный промысел, — абсолютно серьезно сказал Лаз, — как и во всем, что происходит в мире. Но твоя судьба — это истинное чудо, которое случается с единицами. Не растрать его впустую, будь благодарен за это. Я бы не поверил в твою историю, если бы не слышал о других таких.

— Твоя правда. Ты извини, хочу еще кое-что сделать перед сном. Еще поболтаем до отъезда.

***

Платон прокрался в темноте к повозке с оружием. Стараясь не шуметь, он аккуратно отложил мечи и копья и обнаружил острый стальной нож с деревянной рукоятью. Обмотав оружие какой-то тряпкой, он сунул его за пазуху и двинулся в палатку к себе.

Амалзия пыталась расчесать волосы редким гребнем, но без особых успехов. Она кивком поприветствовала Платона и продолжила, не обращая на него особого внимания. Он улегся, накрылся одеялом и погрузился в неглубокую дрёму.

Проснулся он через несколько часов, на улице еще было темно. Амалзия тихо сопела, Платон тихо натянул сандалии и вышел на улицу. Было прохладно и свежо, костры давно потухли, но глаза быстро привыкли и контуры удавалось разглядеть без особых проблем. Он двинулся в поселению, стараясь не шуметь. Подкравшись к шатрам кочевников, он произнёс «реза» и во всплывшем меню выбрал «Дух свободы». Зазвучавший голос был звонким и бодрым, отдающим слегка безумным оптимизмом.

«Хочешь освободить человека? Отличная идея! Насколько вижу, лагерь особо не охраняется, так что сбежать можно будет без проблем, если только кто-то не проснётся и не пойдёт отлить. Осталось две проблемы: как-то провезти человека в караване, чтобы вас не обнаружили, и найти его перед этим. Со вторым всё просто, через три палатки, если повернуть направо, будет клетка, в ней сидит мужчина. У тебя же есть нож? Они делают веревки из растений, такие не удержат нас. А дальше бежим, быстро и далеко.»