Чужое лицо

— Монк? Что ему было нужно на этот раз?

— А чему ты улыбаешься?

— Тебе, моя дорогая. Ты его терпеть не можешь, потому что в чем-то вы с ним похожи. Не выносите людской глупости, вечно боретесь с несправедливостью, не слишком церемонитесь с людьми.

— Вот уж ничего общего! — возмущенно возразила Эстер. — И вообще разговор — серьезный!

Она чувствовала, как на щеках проступает предательский румянец. Мужчины никогда не рвались защищать ее, как Имогену; глядя на Эстер, они справедливо полагали, что такая женщина способна сама за себя постоять.

Имогена откусила кусочек от крохотного бутерброда.

— Так ты собираешься мне что-то рассказывать или нет?

— Конечно, собираюсь. — Эстер тоже взяла сандвич — тонкий ломтик хлеба с холодным хрустящим огурцом. — Несколько недель назад, как раз перед смертью Грея, с Монком приключился несчастный случай.

— О… Как жаль! Но он выглядит вполне здоровым.

— Физически он здоров, — ответила Эстер, мысленно отметив, что Имогена и впрямь огорчена. — Но он сильно ударился головой и утратил память обо всем, что было с ним прежде.

— Как — обо всем? — Лицо Имогены выразило изумление. — Ты хочешь сказать, что он и меня забыл? Я имею в виду — нас?

— Он даже себя не помнил, — заявила Эстер. — Ни имени, ни адреса. Он не узнал своего лица, когда взглянул в зеркало.

— Как странно… И как ужасно! Я не всегда нравлюсь самой себе, но забыть себя!.. Нет, не могу представить.

— Зачем ты обратилась к нему, Имогена?

— Что? То есть… Что ты хочешь сказать?..

— Ты же слышала мой вопрос. Когда мы были в церкви, ты заговорила с ним. Несомненно, раньше вы были знакомы, хотя он этого уже не помнил.

Имогена отвела глаза и взяла еще один хлебец.

— Я подозреваю нечто такое, о чем Чарльзу лучше не знать, — продолжила Эстер.

— Ты мне угрожаешь? — широко раскрыв глаза, спросила Имогена.

— Да нет же! — Эстер почувствовала досаду на себя за то, что выразилась так неуклюже, и на Имогену, которой в голову пришла такая гадость. — У меня и в мыслях не было ничего подобного. Конечно, я ничего не собираюсь говорить Чарльзу… Это было как-нибудь связано с Джосселином Греем?

Имогена поперхнулась сандвичем, резко выпрямилась и откашлялась.

— Нет, — произнесла она, вновь обретя дар речи. — Вовсе нет. Теперь мне самой все это кажется наивным, но тогда я еще надеялась…

— Надеялась на что? Да объяснись же ты, ради бога!

Медленно, то и дело прерываясь, чтобы выслушать утешения или критические замечания Эстер, Имогена принялась рассказывать, о чем она когда-то попросила Монка и почему.

Четыре часа спустя, в золотистом свете клонившегося к закату солнца, Эстер стояла возле Серпантина в Гайд-парке и следила за рябью на поверхности воды. Малыш запускал игрушечный кораблик под присмотром няни в простеньком платье и крахмальном кружевном капоте. Держалась няня прямо, как солдат на параде. Проходивший мимо трубач полкового оркестра взглянул на нее с восхищением.

За деревьями вдоль Роттен-роуд проехали верхом две леди. Кони лоснились, позвякивала сбруя, копыта глухо ударялись о землю. Через мост Найтсбридж прогремел экипаж, направляющийся в сторону Пиккадилли.

Эстер услышала шаги Монка раньше, чем увидела его. Когда она обернулась, он был уже близко. Они стояли в ярде друг от друга. Взгляды их встретились. Глаза Монка ничем не выдавали его волнения, но она-то знала, что его тревожит.

Эстер заговорила первой:

— Имогена обратилась к вам сразу после смерти отца. Она надеялась, вам удастся доказать, что это не самоубийство. Семья несла утрату за утратой. Сначала погиб Джордж, потом выстрелил в себя папа. Полиция любезно допускала возможность несчастного случая, но все считали, что отец стрелял умышленно, ведь перед этим он почти полностью разорился. Имогена пыталась спасти Чарльза и мою мать от позора.

Эстер приостановилась, собираясь с силами.

Монк стоял неподвижно и не перебивал, за что Эстер была ему очень благодарна. Кажется, он понимал, что ей непросто говорить на эту тему.

Эстер перевела дух и продолжила:

— Следующей была мама. Жизнь для нее утратила смысл. Смерть младшего сына, потеря почти всех денег, наконец, самоубийство мужа, не говоря уж о позоре… Она умерла через десять дней — не вынесло сердце.

Эстер снова была вынуждена замолчать.

Монк не проронил ни слова — просто взял Эстер за руку. Ободряющее пожатие сильных пальцев немного ее успокоило.

Вдалеке бегала собачка, мальчишка гонял обруч.

— Имогена обратилась к вам без ведома Чарльза — он бы ни за что на это не согласился. Поэтому она ни о чем вам не напоминала, она же не знала, что вы потеряли память. По ее словам, вы подробно расспрашивали ее о событиях, предшествовавших папиной смерти, а позже задали вопрос о Джосселине Грее…

Вдоль Роттен-роуд легким галопом проскакали еще два всадника. Монк все еще держал Эстер за руку.

— Она сказала мне, что Джосселин Грей нанес нам первый визит в марте. Раньше мои родные ничего о нем не слышали, и его появление было для них неожиданностью. Пришел он вечером. Вы никогда его не видели, но он и в самом деле был очень обаятелен. Это запомнила даже я, хотя общаться с ним в госпитале мне было некогда. Помню, что он быстро сходился с другими ранеными и писал за них письма домой, если сами они были уже не в состоянии это сделать. Стойкий был человек. Хотя рана его была по сравнению с другими не так уж и серьезна, а дизентерии и холеры ему посчастливилось избежать.

Чтобы не привлекать внимания прохожих, они рука об руку медленно двинулись по дорожке.

Эстер описывала Джосселина Грея, в сопровождении капрала переступающего порог, чтобы сесть на корабль, отплывающий в Англию.

— Ростом он был чуть выше среднего, — сообщила она. — Стройный, белокурый. Думаю, после ранения он так и остался хромым. Появившись у нас, он представился, сообщил, что он младший брат лорда Шелбурна, служил в Крыму, получил отставку по инвалидности и что его хромота была единственной причиной, не позволившей ему нанести визит раньше.

Она взглянула на Монка и прочла в его глазах немой вопрос.

— Он рассказал, что познакомился с Джорджем перед битвой на Альме, в которой Джордж и погиб.

Естественно, вся семья приняла Грея радушно. Мама тяжело переживала смерть Джорджа. Все знают, отправляя сына на войну, что он может не вернуться, и все-таки втайне надеются на лучшее. Папа перенес утрату более стойко, но вот мама… Джордж был младшим, и она любила его сильнее, чем остальных. Он был… — Эстер помедлила, борясь с нахлынувшими воспоминаниями детства. — Он был похож на папу: та же улыбка, такие же волосы, только чуть темнее. Он очень любил животных, был прекрасным наездником. Ничего удивительного, что он попал в кавалерию… Конечно, при первой встрече они не стали расспрашивать Грея о Джордже — это было бы неприлично! Они попросили его прийти еще раз…

— И он пришел? — впервые подал голос Монк. Он спросил это негромко, обыденно. Глаза его, однако, потемнели, мускулы лица дрогнули.

— Да, несколько раз, пока папа не решился наконец заговорить о Джордже. Они, естественно, получали от него письма, но Джордж старался не вдаваться в подробности. — Эстер невесело улыбнулась. — Точно так же, как и я. Теперь-то мне кажется — зря. Надо было поделиться хотя бы с Чарльзом. Теперь мы живем точно в разных мирах.

Эстер глядела мимо Монка — на прогуливающуюся неподалеку пару.