Чужой ребенок

– Серьезно?

– Да. Всё очень серьезно, – сказала Ира.

– Нет, я спрашиваю, ты серьезно про секс?

Она кивнула:

– Абсолютно.

– А мне и не нужно было ничего, – Миша высоко поднял подбородок.

– Ну и отлично.

– Ну и пожалуйста.

Помолчали, не зная, как выйти из тупика. Потом Миша спросил:

– Заметила у Вани разные глаза?

– Ага. Очень красивый мальчик.

– Отличительный знак, – сказал Миша. – Как у Дэвида Боуи. Правда, он умер уже.

Хлоп. И на щеке у Миши снова появилось красное пятно. Ира дотянулась как-то до его лица, не вставая с кровати.

– Хватит меня уже бить! Взяла моду!

– Я хотела секса, – сказала Ира. – Но сейчас тебе точно не дам!

– Ты что, правда хотела?! – искренне удивился Миша.

– Не скажу. Вот мучайся теперь!

* * *

Мучения мои закончились неожиданно быстро, как обеденный перерыв на тяжелой работе.

Геныч вызвал меня к себе. Хлопотал и лицом и руками, словно был мне чем-то обязан:

– Короче, Юля, Юленька… Да ты присаживайся.

Я села, конечно. Он передвигал что-то за моей спиной, а мне казалось, что Геныч вот-вот хватит меня по затылку тяжелым пресс-папье. Но ничего такого, к счастью, не случилось. Геныч, поставил стул напротив, сел и зашевелил усами, как говорящий таракан:

– Значит так, доставай блокнот, смартфон, что там у тебя, и записывай. Первое задание… – Геныч сделал торжественную паузу. – У Александра Александровича есть дочь! Знаешь про это?

– Нет.

– Записывай. Анна Александровна Филимонова. Место жительства: город-герой Нью-Йорк. Живет в огромных апартаментах. Точка.

Я записала. Подождала. Посмотрела на Геныча, который был вполне доволен собой:

– Чего ждешь? – спросил Геныч.

– Я не поняла. Что я должна сделать?

– Ты кто?

На этот вопрос я смогла бы ответить только после сеанса спа: массаж, пиллинг, обертывания. А так – нет.

– По связям с общественностью? – ответил за меня Геныч. – Вот и свяжись с общественностью и сообщи всем, максимально широко: дочь Филимонова с жиру бесится. Шикует. Одна на королевской жилплощади.

Я не поняла:

– Просто написать, что она живет в Нью-Йорке?

– Не просто, а с завистью.

Никогда в жизни не получала я такого странного ТЗ.

– Это же…

– Что? – насторожился Геныч.

– Это же будет всех раздражать.

Геныч радостно хлопнул себя по ляжкам двумя руками.

– Схватываешь на лету.

– А можно увидеть квартиру? – спросила я, не до конца понимая, что происходит. – Фото есть?

Геныч скривил мину.

– А зачем тебе ее видеть? Что ты, квартир в Нью-Йорке не видела? Напиши, чтобы всем завидно было. Всё. Иди.

И я набросала:

«Трехэтажные апартаменты с видом на Центральный парк поражают своей роскошью и претенциозностью! Единственная квартира в столице США, где уместился теннисный корт в натуральную величину. Манговые деревья в зимнем саду дают три урожая в год, и проворные слуги бросают лепестки роз в фонтаны с шампанским. Сама хозяйка – дочь миллиардера Филимонова, по два часа каждое утро проводит в комнате для бюстгальтеров и бра».

После прочтения Геныч какое-то время думал. Если можно назвать мыслительным процессом кряхтение, жевание своих усов и почесывание подмышек.

– Комната для бюстгальтеров? – спросил он, глядя на текст.

– И бра, – подсказала я.

– Неплохо. Неплохо, – он повернулся ко мне. – Веером большую статью. По всем закоулкам!

– Я сделаю, – сказала я. – Только не понимаю зачем?

– Ты в армии служила? – спросил Геныч.

– Нет.

– Жаль, – сказал он. И повторил: – Жаль. Вопросов много задаешь. Слишком много.

* * *

Стоя между седьмым и восьмым этажом Миша пытался кусачками перекусить железный тросик. Кусачки срывались со скользкой пластиковой обмотки.

– Блин, да чтоб тебя! – говорил Миша тихо.

Удивительно, Ира совсем почти отучила его от мата. Сама не ругалась при Ванечке и ему не давала. Миша приноровился, ухватил тросик. На восьмом этаже приоткрылась железная дверь. В щели показалось плоское, ненакрашенное лицо.

– Эй… – сказало лицо.

Миша, с его огромным опытом, сразу услышал в оклике неуверенность, даже страх, и вообще не среагировал. Он еще раз нажал на кусачки.

Женщина в квартире набралась смелости, приоткрыла шире дверь и шагнула на лестничную клетку.

– Эй, парень! Я с тобой разговариваю.

Миша на мгновение остановился:

– Чего?

Глядя на него, невозможно было заподозрить что-то плохое. Честнейший Михаил.

– Ты чего делаешь? – спросила женщина, переступив с ноги на ногу.

– Ключ потерял.

Миша кивнул на коляску, как на свою собственность.

– А. Ладно, – сказала женщина с облегчением. Она получила объяснение и убралась обратно в квартиру, затворив за собой дверь.

Обмотка была перекушена. Тросик под пластиком оказался из титана, не иначе.

– Давай! Давай! – говорил Миша тихо.

Открылась всё та же дверь на восьмом этаже. Женщина успела поменять халат, и смелости у нее вместе с халатом прибавилось. Может быть, потому что новый халат был чище.

– Это коляска из двадцатой, я вспомнила, – сказала она.

Кусачки в Мишиной руке делали свое дело. Он кивнул, продолжая перекусывать ими тросик:

– Ага.

Женщина была сбита с толку Мишиной уверенностью.

– Это их коляска! Уходи отсюда! – сказала она неуверенно и так же тихо добавила: – Люди!..

Миша поднажал. Тросик наконец поддался.

– Слава тебе господи! – сказал он на выдохе и начал спускать коляску вниз по лестнице.

– Стоять! – заголосила женщина. – Куда повез! Чужая!

Миша заторопился, колеса коляски прыгали по ступеням, а сама она норовила выскочить у него из рук.

Голос женщины, кричавшей ему вслед, эхом разносился по всему подъезду:

– Люди! Воруют! Люди! Вор!..

Бежал Миша и думал, сколько раз он слышал «вор» себе вслед. Много раз. Очень много раз. Споткнулся Миша на повороте и полетел вместе с коляской вниз по лестнице. В этот момент он вспомнил все проклятия, которые старался не употреблять при Ире и Ванечке.