Чужой ребенок

Заказчица сложила губы в куриную попку:

– Понятно, – прошипела она. – Юлия, мы вам перезвоним.

Надо ли говорить, что звонка от нее я могла ждать до второго пришествия. Почему меня не хотят брать в дружные, сплоченные коллективы? С дисциплиной у меня всё нормально. Внешность – терпимая. Три с двумя плюсами. Характер только плохой. Не такой, как у отца, но тоже плохой.

В этот день у меня было еще одно собеседование. Менеджер с толстой шеей сказал:

– Расскажите о себе.

– Закончила МГУ, – говорю, – факультет журналистики. На последнем курсе мне пришлось…

Но продолжить он мне не дал:

– График работы у нас ненормированный.

Я на него посмотрела, как на врага народа, и спрашиваю:

– Мне дальше рассказывать?

– Да, – говорит, – конечно, прошу вас.

Сбил с мысли, но я продолжила:

– На последнем курсе устроилась в рекламную фирму…

И опять он меня перебивает. Встревает такой на позитиве:

– И в целом мы даже приветствуем, когда люди начинают жить интересами фирмы.

– Это в смысле? – спрашиваю.

– Когда готовим проект, для нас обычное дело, если сотрудники задерживаются. Не ради денег – ради общей цели!

Тут я начинаю всё понимать:

– А вы деньги вообще платите?

А он мне такой:

– Юлия, вы из тех, кого прежде всего интересуют деньги?

– Интересуют, да.

Мой ответ менеджеру не понравился.

– Первый месяц испытательный. Мы смотрим на вас, вы – на нас. Оплата не производится.

Ну, я встала и ушла. Не помню, дверью хлопнула или нет. Хотя надо было, по-хорошему. Ушла, короче, с максимально высоко поднятой головой.

Мне нравилась старая работа. Но главный не понимал, почему меня постоянно нет на месте. Пыталась ему объяснить, что мне отец мозг выносит, говорила, что я в няньку давно превратилась. А он мне такой:

– Найми ему сиделку.

– Не хочет он сиделку, – говорю.

Главный аж поперхнулся и говорит:

– Даже я хочу сиделку! Все хотят сиделку! Выйди на улицу и спроси любого! Каждый хочет сиделку!

– Это каждый, – говорю. – А он уперся.

– Я не знаю тогда, что делать, – сказал главный. – Ты дурная, конечно, но меня всё устраивает, если ты нормально работаешь.

В спину мне дышала жирная Настя. Она и заняла мое место.

Надо было собраться с силами и поговорить с отцом. Но в этот раз я не смогла. Вернулась домой, только дверь открыла, а он уже голосит: «Юля! Юля! Юленька!!!» И всё это голосом умирающего праведника. Перед ним стоял обед, который я приготовила, встав в шесть утра.

– Что, пап? – спрашиваю.

А он тычет в тарелку пальцем и верещит:

– Это мясо?!

– Не кричи, пап.

А он еще громче:

– Ты же знаешь, что я не ем мяса!!!

Я его чуть не прибила:

– Это – тунец, – говорю.

– Это точно тунец?

– Да, это тунец. Мясо тунца.

– Значит, это мясо?! Я не ем мяса, ты же знаешь!!! – Руки ко мне протянул, как герой из греческой трагедии.

А я ему:

– Это рыба, папа!

Но царя Эдипа было уже не остановить.

Я сама была как рыба тунец. Меня поймали, бросили на палубу, и я, выгибаясь всем телом, выпучив глаза, хлопала ртом, а сказать толком ничего не могла. И я задыхалась. «Принеси мне судно», – орал мой папенька.

И я несла.

* * *

В тишине открылась и хлопнула дверь, притянутая ржавой, но мощной пружиной. Миша с сумкой в руке проскользнул в темный подъезд.

– Котик, ты здесь? – спросил он негромко.

Ира вышла из темноты:

– Перестань назвать меня котиком!

В подъезде откликнулось эхо. Оба заметили это и оба, не сговариваясь, стали говорить тише.

– Это было бомбически! – объявил Миша. – Ты видела, как я рванул? Ты видела?! Просто в точку ушел!

– Я подвернула ногу, – сказала Ира.

Миша убрал улыбку с лица:

– Когда ты успела?

– За тобой бежала, под ноги не смотрела. На тебя смотрела. И подвернула, прямо под себя. Больно.

Миша нагнулся:

– Покажи.

Ира отступила назад:

– Лучше сумку мне покажи.

– Давай отойдем, – сказал Миша.

Они поднялись на площадку между первым и вторым этажом. Ира преодолела ступеньки, не хромая. Миша поставил сумку на подоконник и расстегнул молнию.

– Ноутбук!!! – вскрикнули они одновременно, несмотря на конспирацию.

«Бук, бук, бук», – сказало эхо.

– Жизнь продолжается! – сказал Миша.

– Я заказала кофточку, забыла тебе сказать, – Ира очаровательно пожала плечами.

Миша нахмурился:

– Мы за квартиру еще не заплатили.

– На всё хватит, – сказала Ира. – Что там еще?

Переложив аккуратно ноутбук на подоконник, они начали потрошить сумку.

– Не пойму… – сказал Миша. – Игрушки. Соска, смотри.

Желтая резиновая белочка для купания пискнула у Миши в руке.

– Кошелька нет? – строго спросила Ира.

Сдвинув игрушки в сторону, Миша порылся в сумке основательно.

– Нет, – ответил он, поднимая голову.

– Блин, – Ира расстроилась. – Ничего больше брать не будем. Сумка дишманская.

– А игрушки? Они новые.

– У тебя есть дети?

– Нет, – сказал Миша, подумав.

– И у меня нет, – сказала Ира. – Кроме тебя.

* * *

Я ощущала себя подушкой. Большой, со складками, потрепанными углами. Меня сминали, встряхивали, взбивали сильными ударами, прежде чем положить себе под голову. Повернуться, уткнуться в меня слюнявым лицом – вот тут я была кстати. А ночь прошла – запулили подушку в угол и забыли. Не нужна, чего о ней думать? Пусть валяется до следующей надобности.