Цикады

— Че, из дома сбежал? К нам хочешь?

— Куда?

— Там, покажу.

Вадим покачал головой.

— Боишься меня?

Он кивнул:

— Боюсь.

— Да ладно тебе.

Рука легла на колено и поползла выше.

— Я несовершеннолетний, — соврал он.

— А мы никому не скажем.

Вадим вырвался и побежал сквозь парк, не разбирая дороги. Запнулся — и полетел вниз, в овраг.

Снова.

Явился домой уже за полночь. Мать тут же подняла крик:

— Ты где был? Это что такое?

— На улице напали. Телефон хотели забрать.

— Кто? — заревел отец. — Да я им щас…

— Не надо, это просто шпана.

— И главное, видят же, что мальчик приличный, хороший мальчик, вот к нему и лезут.

— А я хороший мальчик? — он спросил.

— Конечно. Мой мальчик не может быть плохим.

А вдруг может, мама?

Вдруг может?

10 дней до

Алина появилась в понедельник. На ней была желтая футболка с окровавленным смайликом, и в футболках были многие, потому что градусник скакнул почти на двадцать градусов вверх, и все сидели с открытыми настежь окнами, обмахиваясь тетрадями. Но футболка Алины была не такой — она была напоказ, как и перебинтованные запястья, которые сковали разноцветные браслеты.

Он знал, что все это время к Алине ходила почему-то именно Соня, что подарок от всего класса передавал Марк, что Антон у нее чуть ли не ночевал. Он знал, что она придет, и где-то в глубине души хотел, чтобы она не приходила.

Как думаешь, что лучше: жить монстром или умереть человеком?

— Алина, рады тебя видеть, — сказала русичка.

Подойти к ней было невозможно — рядом все время был Антон, рядом все время были все, те самые все, что раньше сторонились ее, а теперь вдруг решили сыграть в заботу, чтобы за неделю до выпуска сделать вид, что не было никакого до.

Вадим смог подкараулить ее только на выходе из женского туалета:

— Алина!

— Чего тебе? — смотрела в сторону, мимо него.

— Надо поговорить.

— Не боишься — разговаривать?

— Я просто хотел спросить, — он тронул ее за браслет, и она тотчас отскочила в сторону:

— Не смей!

Появившийся из ниоткуда Антон впечатал его в стену:

— Тебе что сказано?

— Пусти его, — тихо сказала Алина.

— Только потому, что она попросила, — понял?

7 дней до

— Что ж, ребята, это наше с вами последнее занятие по литературе. Больше вас никто не будет заставлять читать. Мне было приятно провести с вами эти годы. Надеюсь, вам тоже.

— Да-а-а, — загудел класс.

— И давайте пожелаем удачи вашим одноклассникам, которые сдают ЕГЭ по литературе. Чтобы у них все получилось. Чтобы у вас всех получилось. В добрый путь.

Ребята захлопали и загудели, собираясь.

— Корнеев, Тростянецкая, подойдите ко мне, — Нелли тряхнула бланками с тестом.

— Алина, тут все хорошо. Уверена, что через неделю готова?

Та кивнула, глядя в сторону — как и всегда.

— Отлично. А вот у тебя, Вадим, беда. Даже размер стихотворения угадать не можешь. Да что с тобой такое?

— Простите, Нелли Семеновна.

— Давай еще раз.

Он прочертил ударения:

Мой пeр/вый дрyг, /мой дрyг /бесцeнный!

И я /судьбy /благо/словил,

Когда /мой двoр /уединeнный,

Печaль/ным снe/гом за/несeнный,

Твой ко/локoль/чик ог/ласил.

— Ну и?

— Не знаю.

— Тростянецкая? — голос звучит неуверенно, словно боится спрашивать.

— Четырехстопный ямб. С пиррихиями.

— Верно.

Она сняла очки и положила их перед собой на стол, устало растирая переносицу, будто пытаясь разгладить въевшиеся за школьные годы морщины.

— Все, ребята, дальше без меня. Если что, подходите на следующей неделе, но имейте в виду, что я не каждый день на месте.

Алина кивнула и пошла прочь. Вадим плелся за ней по коридору. Наконец она соизволила обернуться:

— Чего тебе?

— Я ничего не говорил.

— Громко думаешь.

— Прости, — он ответил машинально и тут же разозлился: — Хотя мне не за что извиняться.

— Разве?

Он спасовал:

— Или есть?

Алина поставила сумку на подоконник и покачала головой:

— Что ты от меня теперь хочешь?

Он помялся и наконец сказал:

— Я ничего не помню. С той ночи.

— Ничего? — прищурилась.

— Да. И поэтому мне было бы намного легче, если бы ты рассказала, что… произошло.

Она кивнула, взяла сумку и выплюнула в него:

— А с чего ты взял, что я хочу, чтобы тебе стало легче?

Развернулась и пошла вперед, а он так и остался у окна, держась за подоконник.

6 дней до

— Как дела, Вадим?

На плечо легла тяжелая рука, Антон говорил ему почти в ухо:

— Мы тут с Сеней потусить решили вечером, раз завтра занятий не будет. Ты что думаешь?

— Тебе не нужно спрашивать моего разрешения, чтобы дружить с Биланом, — он говорил, не разворачиваясь, осторожно отмеряя слова на весах.

Антон рассмеялся, не отодвигаясь.

— Я спрашиваю, ты что думаешь насчет затусить? У меня батя в отпуск свалил на Байкал. Можем делать все что угодно.

Вадим развернулся и увидел, что Антон улыбается той самой, хорошей, ласковой улыбкой, которую выдавал при встрече каждому на всякий случай, будто боялся кого-то упустить, кого-то недообаять, недопокорить.

— Мне к литре готовиться надо…

— Вадь, ну ты чего такой душный-то? Надо легче. Экзаменов еще сколько будет. — Окликнул Билана, не дождавшись ответа: — Сень, слышишь, Другой с нами.

Билан подошел к ним и предложил жвачки Love is:

— Круто. Берите, я у Бубы отобрал.

Антон развернул свой фантик и показал:

— У меня вот такое: «Любить — это прощать все его недостатки». А у тебя, Вадим, что?

— «Медленный танец вместе».

Он заметил, как смотрит в их сторону Алина, и отвел глаза.