Цикады
Шрифт:
Прическа — псевдонебрежные волны. Жена такие же крутила через день. Аккуратный макияж, который скостил ей лет пять, элегантный голубой брючный костюм. Не училка, подметил он еще тогда, когда она заявилась в первый день — всклокоченная и несуразная. Вот тогда ее проняло. А к этому времени успела оправиться, сделать нужные звонки правильным людям, получить охранную грамоту. Прийти в себя — себя-директора, себя-чиновницу, себя-дамочку. Так что теперь она сидела — спокойная и собранная, как наверняка сидела в директорском кабинете, будто бы это она его вызвала на профилактическую беседу.
— У нас работают высококлассные
— А почему, кстати?
— Что? — она сбилась с как будто заученной речи.
— У вас крайне… однородный класс. Даже удивительно.
— У нас был нехороший опыт с одной… приезжей девочкой. Мы проводим собеседование…
— Чтобы не пустить кого-то не такого.
— Именно. Не нагнетать.
— И как? Получилось?
Не отвела взгляд. А глаза, как у дочери, — злые.
Он открыл папку:
— Специалисты работают, говорите… А что скажете насчет вашего психолога?
Выложил перед ней гостиничные фото Елены в обнимку с Антоном.
2 дня до
Будильник прозвенел ровно в пять, когда небо уже светлело. Мария Дмитриевна открыла шторы, поставила расслабляющую музыку, расстелила нежно-бирюзовый коврик и принялась за йогу перед зеркалом, сверяя каждую позу и выравнивая дыхание. Сначала поделала упражнения для шеи, затем занялась лицом: то открывала, то закрывала рот, стучала костяшками по лбу, массировала апоневроз, ослабляла зажимы в лимфопротоках. После — массаж щеткой для разгона лимфы и контрастный душ. Контрольное взвешивание — вес без изменений, как и положено. Она гордилась тем, что могла влезть в одежду до родов — ту самую, в которую Лена уже школьницей не могла уместиться.
Как только Марии Дмитриевне исполнилось тридцать, она стала отмерять себе порции на весах. Всегда ужасалась тому, с какой жадностью школьники поглощали всякую дрянь. Даже Лена, чуть что — и шастала за фастфудом, а потом прятала в рюкзаке обертки от пирожков из фритюра.
На завтрак у нее было все как обычно: одно яйцо вкрутую, один кусочек цельнозернового хлеба, несколько слайсов авокадо. Подумав, все-таки отложила хлеб.
Успела отгладить костюм и накраситься, когда Лена только появилась на пороге своей спальни.
— Всю жизнь проспишь.
— Да я и не против, — буркнула дочь и скрылась в ванной.
Мария Дмитриевна уже привыкла, что по утрам с ней лучше и не пытаться заговаривать. Все надеялась, что она это перерастет, но годы шли, и даже часики затикали, а Лена так и оставалась колючим молчаливым подростком.
Уже почти собралась, хотела проверить время и вздохнула: оставила фитнес-браслет с вечера в ванной. Постучала, но Лена, естественно, не слышала или слышать не хотела. К счастью, ручка с замком были старые и открывались при небольшом усилии. Она надавила и зашла внутрь. Лена сидела в ванне, а вода просто бежала из крана, заполняя паром всю комнату.
— Ты чего здесь баню устроила? — она спросила, натягивая браслет.
Лена оторвала взгляд от стены и бросила:
— Могу я одна побыть? Хоть где-то?
— Ой, да кто тебе мешает, — она фыркнула и вышла,
специально оставив дверь приоткрытой, чтобы хоть так выпустить пар.Затем нырнула за рабочим кефиром в холодильник и глянула через щелку в ванную.
Лена все так и сидела — неподвижно, негласно, неслышно.
Охранник на входе вскочил на вытяжку:
— Мария Дмитриевна, проблемы!
— Что такое?
— Система полетела. Никого не пускает по карточкам.
— Началось, — она зашипела, припомнив уверения зятя подруги, что все будет работать. — Тогда держите открытыми. Будут вопросы, говорите, подготовка.
— А к чему подготовка-то?
— А этого вы не знаете. Не положено.
Катя опаздывала. Пришлось варить себе кофе самой — снова! До начала рабочего дня оставалось пятнадцать минут — в это время по расписанию она заполняла ежедневник. На сегодня все было забито по минутам: разобрать обращения и финансовую отчетность, подписать бумаги, перебрать больничные листы, провести собеседование в подразделение на соседней ветке…
Катя просунулась в дверь только в четверть девятого:
— Простите, там пробки…
— Ну я же как-то доехала, не по воздуху прилетела. Катя, меня не устраивают твои опоздания. Подумай, как ты здесь будешь работать.
Предложение подумать над своим поведением Мария Дмитриевна вычитала в книжке по эффективному менеджменту. В меру грозно, в меру наставительно, а главное — напоминает о текущем раскладе сил.
На девять был заявлен финал конкурса «Директор года». В этом году она до конца не дошла, срезалась на защите проектов, а теперь записывала выигрышные формулировки из чужих презентаций:
Превыше всего счастье детей и спокойствие родителей…
Каждому ребенку необходимо пространство успеха…
Школа — это место счастья, место, где мы проводим лучшие годы жизни…
Школа — это улей…
Залог успешной работы, когда все элементы работают заодно, как единый организм…
Раздался стук. Она вздрогнула и с неудовольствием перевела взгляд с экрана на Катю.
— Я же просила не отвлекать до десяти.
— Простите, но Геннадий Ильич говорит, что у него ЧП. Опять, — Катя скосила глаза на дверь.
Мария Дмитриевна вздохнула: мало того что он был никудышным класруком, так еще и бегал жаловаться по любому поводу. Точно бывший, который всегда раздувал из мухи слона.
Влетел в кабинет и сел на ближайший к ней стул, хотя по заведенным ею самой порядкам посетители располагались строго на противоположном крае стола. Силу так показывает, конечно.
— У нас проблема. В моем классе.
— Проблема в вашем классе — у вас, Геннадий Ильич. Если вы про Тростянецкую, то…
— Нет, не про нее. Хотя я уже и не знаю, как одно с другим стыкуется. Может, она тоже узнала, поэтому и…
— Что узнала?
Он застучал по столу костяшками. Покачал головой и выдал:
— Это касается Лены.
— Елены Сергеевны, вы хотели сказать. Я не поощряю неформальное общение сотрудников, как вы могли заметить.
Он усмехнулся:
— А неформальное общение со школьниками вам как?