Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17
Шрифт:
Томаш выдавил улыбку. Наверное, впервые в жизни он проводит сочельник не дома и не в храме. Но на душе легко и спокойно, как в детстве. Небывалая уверенность в своей правоте вызрела еще в России и с тех пор лишь крепла, отвердевала, даруя стойкость и мужество.
Обратно в «Опус Деи» ему дороги нет, и не надо. Отныне у него свой Путь. Если Альбино Лучани объявит тайный крестовый поход, он первым встанет под его знамена. А если убоится кардинал… Что ж, в багажнике позвякивают две полные сумки, забитые любимыми «погремушками» Аглауко – на взвод хватит.
Проехав захолустный Ареццо, Томаш погасил фары и свернул к
Платек сунул за пояс «вальтер» ППК, глушитель положил в карман куртки. Один нож спрятал в специальном кармашке на голенище, а другой – старинный стилет – повесил за шнурок на шею сзади. Кожаные ножны залегли между лопаток, словно притаившись.
Захватив сумку с «инструментами», Томаш ловко перемахнул «крепостную стену». Битое стекло поверху – это обязательная программа, но датчиков вроде нет.
Виллу окружал ухоженный парк, и первого из охранников Платек снял на аллее, между пышных клумб. Звук выстрела прозвучал не громче, чем раскупорка баночки с пивом, – верзила в шуршащем плаще дернулся, вскидывая руки, словно взывая к Богу, и рухнул, ломая розовый куст.
Второй бдел в обширном холле, накачиваясь дешевым кьянти и пьяно улыбаясь девчонкам с экрана старенького «Грюндига». Пуля вошла ему точно между глаз – туша содрогнулась, сползая по спинке кресла и размазывая кровь, а душа канула в пекло. Или это отблески растопленного камина так повлияли на воображение?
Платек не верил ни в преисподнюю, ни в чистилище – это всё выдумки смертных, привычных к живодерству. Бог есть любовь! Грешники не терпят адских мук, но и жизнь вечная не уготована им – поправшие заповеди Божьи умирают навсегда. И тела их, и души обращаются в прах.
Помолившись за убиенных, Томаш поднялся в кабинет Джелли. Толстая дверь надменно не открывалась, но пистолет – лучшая отмычка.
Поведя лучом фонарика, Платек сразу увидел бронированный сейф. С ним придется повозиться, но «солдат Господа» чему только не обучали. Пришлось освоить и нелегкое ремесло медвежатника – в жизни пригодится.
Отложив «вальтер», поляк накернил вбоины в нужных местах и вынул пакет молока. Верезжание дрели заметалось по кабинету, проникая, казалось, за стены и долетая до Ареццо. Тонкая белая струйка сливалась с мельтешащей тенью сверла, парила и словно обращалась в металл, завиваясь блестящей стружкой.
Двадцать минут спустя Томаш отворил изуродованную дверцу.
Все было так, как сказал Миха. Вот они, досье! Платек перебрал пухлые записные книжки в дорогих кожаных переплетах, пролистал бумаги с грифом «Секретно». Кардиналы, министры, генералы Сантовито и Грассини [188] , адмиралы Торризи и Биринделли…
188
Генерал Джузеппе Сантовито возглавлял СИСМИ, службу министерства обороны. Генерал Джулио Грассини руководил СИСДЕ, секретной службой внутреннего сыска Италии.
Италией правят с виллы «Ванда»? С ума сойти…
Перекидав бумаги в сумку, Томаш выпрямился
и замер.В дверях кабинета поигрывал револьвером мужчина в возрасте. Его синий костюм из альпаки был слегка обрызган дождем, а на усталом лице, клейменном всеми пороками, выделялись глаза – они горели злобным торжеством.
– Не дергайся. – В скрипучем голосе сквозила насмешка. – Нет, ты, конечно, можешь рискнуть и прыгнуть за своим оружием, но пуля быстрее. Кстати, совершенно незачем было курочить мой сейф – золото я храню в подвале…
– Ты – Личо Джелли? – хладнокровно спросил Платек.
– Я – Личо Джелли, – признал хозяин виллы.
Томаш медленно откачнулся к несгораемому шкафу, и ствол пистолета последовал за ним, зорко и опасно чернея дулом.
«Личо стар, былая выучка ушла в жирок, – напряженно думал поляк. – Рука устанет держать тяжелый «кольт», опустится… Выгадаю мгновенье…»
– А это не то ли золото, что фашисты-усташи стяжали у Карагеоргиевичей? – усмехнулся он.
– Остатки! – довольно хохотнул Джелли и тут же напрягся. – Ты мне тут зубы не заговаривай! – Ствол качнулся вверх. – Руки за голову!
Платек послушно сложил ладони на затылке.
– Тебя называют «Кукольником», – неспешно заговорил он. – Ты дергаешь за ниточки нужных марионеток в правительстве, в церкви, в армии… А кто твой кукловод? Сатана?
Пальцы скользнули за шиворот, нащупывая рукоятку стилета.
– Ну, я еще не настолько велик, чтобы заинтересовать силу, которая творит добро, всему желая зла, – усмехнулся Личо. Дрогнув, пистолет мелкими толчками пошел вниз, мотнувшись в сторону двери. – На выход! Ты и так испортил мне кресло мозгами Чезаре. Не хватало еще, чтобы твои извилины заляпали мой кабинет!
Томаш мягко улыбнулся – и метнул стилет. Тонкое хищное жало вошло в шею Джелли по рукоять. «Кукольник» заклекотал, две пули ушли в пол.
– Во имя Господа! – сурово сказал Платек. – Изыди!
Личо грохнулся на колени, силясь вымолвить хоть слово, но лишь кровь стекала по его губам. Качнувшись, он пал ниц перед бывшим нумерарием.
Томаш выдернул нож и аккуратно вытер его об голубой костюм Джелли. Собрав пожитки и добычу, он вышел в коридор, переступив труп. И ничего не провернулось в душе, требуя покаяния.
«Надо поискать в подвале, – решил Платек. – Грешное золото пойдет на святое дело… С Рождеством тебя, Мазуччо!»
Глава 12
Пятница 26 декабря 1975 года, день
Первомайск, улица Дзержинского
Солнце село, и сразу стало темнеть, словно в надзвездных сферах притушили свет. Комковатая белёсина туч даже закату не дала разгореться – хмарь по окоему едва затеплилась нежным малиновым сиянием и тихо угасла, неразличимо сливаясь с серым маревом.
С такой печальной подсветкой небес можно было ожидать унылой пустынности, но нет, градус настроения первомайцев упорно полз вверх – все жили кануном. Прохожие торопливо таскали елочки, обвязанные шпагатом, затаривались шампанским и мандаринами, а молоденькие продавщицы будто позировали между витрин, разрисовывая стекла красноносыми Дедами Морозами да елочными игрушками, свисающими с колючих веток.
Вот целая «Татра» проехала с новогодними деревцами, аккуратно выложенными в кузове, – ходкий товар у перепада лет…