Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17
Шрифт:
Машины пересекли Сейм по мосту, не заезжая в Батурин. За рекой перестроились – теперь впереди маячил черный «Жигуль» Киршей. Восьмиклассник Гоша, как лоцман, вел автомобильный караван к пионерлагерю «Вымпел».
Правый берег реки вздымался кручей, источенной ласточкиными гнездами, как сыр дырками. Дорогу через пойменное чернолесье не просто очистили от снега, а выскоблили до самого асфальта – она успокаивающе чернела в свете фар. А чуть позже лучи, качаясь, уперлись в ворота с поржавелыми силуэтами горнистов.
«Приехали…»
На
– Дядь Сень! – прорезался звонкий голос Гоши. – Это я! Это мы!
– А-а! Сейчас, сейчас…
Ружье дружелюбно повисло на плече, и сторож загремел засовом. Со ржавым скрежетом ворота распахнулись, пропуская на просторную площадку между первым и вторым корпусами – безликими двухэтажными зданиями из силикатного кирпича, таращившихся черными окнами.
– Соскучился, видать, как Робинзон, – добродушно проворчал Славин, выруливая.
Марина мельком улыбнулась, словно споря с тем глухим беспокойством, что ворочалось внутри, и вышла. Холод в недвижном воздухе ощущался терпимо.
– А я с утра и котел растопил… Вы в первый корпус заселяйтесь, батареи уже горячие, – суматошно болтал дядя Сеня. – А воду я отдельно грею. Да-а! Баню не баню, но душ горячий обеспечим!
– О-о-о! – разнеслись восторги. – Ух, ты!
– Да-а! – гордо засиял смотритель. – О, я сейчас генератор запущу, а то темно…
Он скрылся в хозблоке, и вскоре приглушенно забубнил дизелек. Одна за другой вспыхнули лампочки под козырьками корпусов и на крылечке домика начальника лагеря.
– Жить стало лучше, товарищи, – громко выразился худенький, кучерявый парнишка, – жить стало веселей!
– Ой, Изя, – затянула девушка с приятным кукольным личиком, – как скажешь что-нибудь!
– А чё?
– Эгей! – вознесся голос командора. – Предлагаю поужинать, пока водичка греется, а потом мыться и спать! – Хитро ухмыльнувшись, он кашлянул. – Поправка на реальность: поужинать, мыться, болтать часа два – и спать!
Негромкие смешки подтвердили верность корректировки. Оглянувшись – никто не слышит? – Наташа сказала с долей грусти в голосе:
– А мне даже жаль, что операция «Ностромо» завершается. Год с лишним мы искали, искали… А нашли – и все кончилось…
– Может, все только начинается! – жизнеутверждающе зарокотал Славин.
– Может… – вздохнула Верченко.
– Ужинать, народ, – властно сказала Исаева. – Коля, на тебе матрасы, не забудь.
– Ни за что! – гуднул капитан.
Пионерский лагерь оживал, светился и гомонил, будто и не февраль в календаре. Зима отступила, таясь за хоздвором, поддувая колючим ветерком…
Марина долго мокла в душе, вертелась под тугими струями, а потом сушила волосы под колпаком фена. Вентилятор, правда, дребезжал, но теплый воздух гнал исправно.
«Оттягиваешь, да? – зловредно усмехнулась девушка, глядя на себя в зеркало. – Все равно ведь придется сказать. Так чего тянуть?»
Расчесав волосы, она распустила их поверх теплого махрового халатика и решительно отправилась на поиски.
Сериал шел такой, в передаче «В мире животных». Назывался «Поиск и спасение»…Молодежь набилась в пионерскую комнату, куда перенесли телевизор, бурно споря о йети, Несси и прочих конгамато. Старенький «Рекорд» мерцал, шло кино «Мама вышла замуж», но никто на экран не смотрел.
Высокий парень с узким лицом тянул, снисходительно и малость жеманничая:
– Мон шер, снежный человек не может существовать в одиночку, нужна популяция хотя бы… ну, не знаю, в сто, в полтораста особей! И где они?
– Прячутся! – с убеждением сказал кучерявый Изя.
– Ой, ну ты как скажешь!
– А будет жаль, если йети так и не найдут, – высказалась Рита. – Без него скучно!
– А Стругацкие думали, что йети – это гигантопитек, – вставила свои пять копеек Светлана.
– И чё?
– А вдруг правда? Может, они и не вымерли вовсе! Это только из космоса Земля маленькая. А ты попробуй, пройди по ней где-нибудь в горных джунглях! И что и кто там прячется в дебрях?
Марина грустно улыбнулась и отошла на цыпочках. Видывала она горные джунгли, видывала…
Миша нашелся на втором этаже, в комнате дежурного вожатого. Казенный стол, казенный стул, шкаф, узкая кровать… Под потолком горела слабая лампочка, мерцая, как свеча на ветру.
Гарин в трико и в майке навыпуск стоял у окна, сгорбившись, уткнувшись кулаками в подоконник, и смотрел куда-то в сторону заснеженной волейбольной площадки.
– Привет.
Миша оглянулся до того стремительно, что пошатнулся. Заулыбался очень старательно, хотя в глазах сквозила пустота.
– Маринка! Приве-ет! Ты сегодня красивей себя и какая-то домашняя, милая…
«Да он, кажется, пьян!» – веселое изумление подняло девичьи бровки. Но едва Росита захотела ехидно пройтись на тему детского алкоголизма, как Миша оказался рядом, близко, с ходу целуя в губы. Без той отталкивающей слюнявости, что она не терпела у пьяных, а очень нежно и в то же время уверенно.
– Миша… – задохнулась Исаева. – Подожди… Я должна… Должна тебе сказать… Ты раскрыт, Миша!
– Да пошло оно всё, Маринка… – уловила она ответный шепот. В Мишином голосе различалась отчетливая горечь, но на анализ сил уже не оставалось – ласковые руки мяли грудь, гладили бедра, тискали ягодицы…
Девушка уронила халатик на пол, следом спорхнули трикушник и майка. Он и она упали на взвизгнувшую кровать уже не в борьбе за близость, а в той восхитительной возне, когда ладони и губы справляют праздник, путешествуя по всем ложбинкам и выпуклостям.
Слабенькое удивление проскочило разрядом – ее нечаянный любовник меньше всего походил на юного девственника, что торопится совершить все ошибки первой ночи… Мысли разлетелись вспугнутыми пчелами, и два дыхания слились.
…Она плавно, восхитительно медленно всплывала на поверхность будней, и думы снова наполняли голову, как те самые пчелки, спешащие к летку. Марина томно улыбнулась: а вот сожаление не жужжит нисколько. И совесть помалкивает.
Она поступила правильно – отпустила себя.