Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Цирк Умберто
Шрифт:
О Незнакомка, Ваш чарующий бальзам Влит в уравненье Жизни, что решит лишь Стикс [187] Мои стихи, неведомые Вам, Исполнены тоски по сладостному «Икс».

Ну что ж. Мне кажется, что и сам Врхлицкий не написал бы лучше о нашей Эмильке.

Одобрительно кивая головой, фабрикант Костечка прочел еще три строфы.

— Вот, мамочка. Стихотворение, воспевающее нашу дочь. Кто бы мог подумать!

— Да, да, Ярослав, — с глазами, полными слез, отозвалась пани Костечкова, завладевая листком со стихами, — я вот читала там, у Линека, «О

Незнакомка, Ваш чарующий бальзам…» и думала: «Боже мой, какое это счастье! Меня в молодости никто не воспевал…»

187

Стикс — река подземного царства, символ погибели и мрака

— Но, Мария, ты несправедлива. Зато я был мастер сочинять рекламу, этого ты не можешь отрицать. Когда мы у старого Джосса в Голешовицах налаживали производство первых в Австро-Венгрии крахмальных воротничков, вся реклама лежала на мне. Покойник Джосс всегда говорил: показать товар лицом — для этого нужен особый талант. А какой бум поднял я вокруг нашего белья «Экзельсиор», манишек «High-Life» [188] и галстуков — куда Врхлицкому! Каждому — свое! Ну, а этот юнец… из какой он семьи?

188

Высший свет (англ.).

— Вот это-то меня немного и тревожит, — призналась супруга, — его отец, кажется, директор театра-варьете…

— Ах, это тот Карас, из варьете Умберто! Я знаком с его папашей, он иногда подсаживается к нашему столику в «Белом лебеде». Человек он простой, но занятный, его там все любят. А в варьете, говорят, дела идут неплохо. Деньжата у них, должно быть, водятся. Ну, об этом мы еще разузнаем. Поживем — увидим. Я Эмилькиному счастью не помеха.

Супруги Костечки отправились спать, но долго не могли уснуть.

— Папочка, ты спишь? — прошептала пани Костечкова.

— Нет. А что?

— Да видишь ли… Этот мальчик пишет в своем стихотворении: «Исполнены тоски по сладостному „Икс“»; что означает этот «Икс»? Я не понимаю.

— Ну, так называют что-нибудь неизвестное; говорят, например, господин Икс или господин Игрек…

— Так, ты думаешь, тут ничего… такого нет?

— А что тут может быть?

— Ну… мне показалось… Поскольку он говорит о тоске… Не означает ли этот «сладостный „Икс“», так сказать…

— Ах, вот оно что! Ну, господь с тобой! Едва ли. Он ведь еще совсем мальчик…

— Так ты думаешь, папочка, в этом нет ничего… предосудительного?

— Думаю, что нет, мамочка. А если и есть, то сказано об этом весьма недурственно… «Сладостный „Икс“»… Ха-ха-ха…

— Фу, папочка, какие мысли тебе приходят в голову…

— Мне? Разве я завел разговор об этом «сладостном „Иксе“»?

— Все вы, мужчины, одинаковы…

«Сладостный „Икс“»… Молчи уж, мамочка… мамусенька… Ты же первая об этом заговорила!

На следующий день фабрикант Костечка попросил своего приятеля и компаньона, пана Зальцмана, навести справки о Вацлаве и Петре Карасах, проживающих в Карлине. Информация была получена через несколько дней, и супруги Костечки с любопытством стали изучать ее:

«Карас Вацлав, директор театра-варьете Умберто в Карлине.

Интересующее вас лицо родом из южной Чехии. В 1890 году взял на себя художественное руководство театром в качестве нанимателя на самостоятельном балансе; за владельцем здания Ахиллесом Бребурдой остался ресторан. Оба предпринимателя, по-видимому, связаны взаимным участием в доходах. Интересующее вас лицо заслужило репутацию первоклассного специалиста, отлично знающего свое дело. Руководимое им заведение пользуется большим успехом, и процветание его неоспоримо. Семейное положение интересующего вас лица неясно. Его супруга, артистка Елена Карас, находится за границей, по одним сведениям — проживает у своих родителей, по другим — ангажирована в цирк. Впрочем, интересующее вас лицо ведет упорядоченный образ жизни, и состояние

его превышает 100 000 золотых. Испрашиваемый кредит может быть предоставлен.

Карас Петр, студент университета, проживает в Карлине.

Интересующее вас лицо — сын директора театра-варьете Умберто Вацлава Караса и его жены Елены Карас, артистки. Гимназию на Тругларжской улице окончил с отличием, экзамены в университете также сдает аккуратно и весьма успешно. Заведением отца не интересуется, ибо готовит себя к педагогическому поприщу. Натура несколько непрактичная, но живет экономно. С некоторых пор ухаживает за дочерью некоего состоятельного фабриканта, однако официально о помолвке объявлено не было. Испрашиваемый кредит может быть предоставлен под ручательство отца или будущего тестя».

— Черта с два! — вырвалось у Костечки. — Давай ему кредит, да еще под собственное же ручательство.

— Никто не просит у тебя кредита, — рассмеялась супруга, — надо же было Зальцману как-то мотивировать свой запрос. Ну, что скажешь?

— Гм… кроме этой загадочной истории с мамашей, все как будто в порядке. Хорошо бы пригласить его в воскресенье на чашку кофе, мы бы его немного прощупали.

Пани Костечкова обрадовалась, ибо ничто так не воспламеняет сердце женщины, как возможность выдать дочь замуж. И вот в следующее воскресенье Петр Карас держал «кофейный экзамен». Ему пришлось выслушать массу всевозможных историй из области производства мужского белья и воротничков, множество кулинарных рецептов и правил образцового ведения хозяйства, а также несколько фортепьянных пьес в исполнении барышни Эмилии, В свою очередь, он по просьбе хозяев рассказал о своих родителях, о доходах театра-варьете и о том, что поделывает за границей его матушка. Затем пан Костечка снова повел речь о зефире, трикотине, шифоне, кретоне, фланели, батисте, линоне, муслине, креповом бархате и полотне. Молодой Карас поинтересовался, чем отличаются друг, от друга перечисленные ткани, и пан Костечка с жаром принялся трактовать о сырье. Пока он говорил о льне и хлопке вообще, Карас слушал только из вежливости. Но вот он привел некоторые цифры.

— В квадратном сантиметре обыкновенного полотна двадцать две нити хлопчатобумажной пряжи номер двадцать и девятнадцать поперечных нитей номер четырнадцать.

— Позвольте, — перебил его Карас и зажмурил глаза, — значит… значит, толщина двадцатого номера равна примерно нолю целых сорока пяти сотым миллиметра, а четырнадцатого… четырнадцатого — нолю целых пятидесяти трем сотым миллиметра, при условии, если нити лежат вплотную. А каким образом, пан Костечка, определяется номер нити? Меня, видите ли, очень интересует, как возникают на практике те или иные цифры.

— Номер хлопчатобумажной ткани определяется количеством мотков, приходящихся на один английский фунт.

— Стало быть, он определяется при помощи деления. Замечательно! А моток — величина постоянная?

— Разумеется. В каждом мотке семь прядей, восемьдесят витков по полтора ярда каждый.

— Чудесно… Позвольте… восемьдесят витков — это, значит, сто двадцать ярдов… Семь прядей, вы сказали? Выходит, в мотке восемьсот сорок ярдов, а английский фунт в шестнадцать унций равняется четыремстам пятидесяти трем целым, пятистам девяносто восьми тысячным грамма, не так ли? А ярд — девятистам четырнадцати целым, тремстам восьмидесяти четырем тысячным миллиметра. Великолепно! Сколько вычислений потребовала бы одна только ночная сорочка, если все эти данные перевести в метрическую систему!

— Во Франции пряжу измеряют именно по этой системе и нумеруют ее в зависимости от того, сколько мотков приходится на один килограмм… Английскую нумерацию довольно просто перевести на французскую, но я позабыл, как это делается. В конторе у меня есть специальные таблицы.

— Пан Костечка, если вы не имеете ничего против, нельзя было бы как-нибудь зайти к вам повычислять…

— О, сделайте одолжение, приходите, когда угодно. У нас цифр пропасть — номера ниток, номера тканей, таможенный тариф, размеры сорочек и кальсон, номера воротничков, номера пройм — перемножив все это, вы, может быть, и высчитаете тот самый «сладостный „Икс“», о котором пишете в своем стихотворении.

Поделиться с друзьями: