Цитадель

– Крысу, – хладнокровно закончил Кинтал.- Другого объяснения нет.

– Может, темная? – с надеждой вымолвил старик.

– Зря ты так относишься к ней. Она с Ло сияющих глаз не сводит. Кто-то хорошо ее подвел под подозрения.

– Да, хитро подгадали.

– И именно она подметила, что Бокаса или болеет, или худеет.

– Весьма насущные вопросы для обсуждения! – недовольно хмыкнул Клахем.

– А он послушал и проверил, – помощник сделал паузу.
– И заметил, что ее мысли и образы пустые, как мираж. Ускользают, не рассмотреть. При присущих ей недовольстве и жажде власти, это весьма подозрительно.

– Если утверждает, что все пустое, ускользает, как узнал?

– Через Басу. Она о чем-то догадывается, ощущает грядущие перемены. Невтерпеж Бокасе.

– Совет?

– Скорее всего. Следует что-то предпринять?

– А надо ли?

– От мелкого камня расходятся глубокие волны, способные перевернуть крепкую лодку. Если не пресечь, не сокрушит ли разросшееся зерно сомнения неприступную крепость изнутри?

– Ты мое утешение, Кинтал. Никогда не сомневался в своем выборе! – старик за всю беседу впервые улыбнулся и с одобрением посмотрел на собеседника – будущего главу Ордена.
– Но давай подумаем: Бокаса пугает падением влияния братства, но авторитет велик настолько, насколько возможно. Надавлю чуть больше, и из защитников превратимся в узурпаторов. Люди не благодарны по своей натуре, завистливы. А некоторые Братья заносчивы и хотят больше почтения. Таких мало, но они есть, и этого не стоит отрицать. Бокаса подначивает, собирает вокруг подобных себе. И пусть! Позже вскроем нарыв и покажем Братству, кто потерял страх и трепет, – Клахем тяжело вздохнул и остановил взгляд на разинутой пасти зверя, служащей напоминанием, что без воспитания нет уважения и порядка.
– Я старался жалеть каждого младшего, и они решили, что Старшие слабы и глупы. Настало время для истины. Кто чист, должен постичь, почему необходимы строгие меры. Кто ошибся, должен узреть падение и раскаяться! Моя цель – объединить Братство, подтолкнуть к самоочищению от скверны, а не угрожать и безмерно сжимать кулак. Мы следим за империей и ее пределами, неужели придется еще следить друг за другом?

Его суровый, решительный взгляд встретился с понимающим Кинтала.

– Настало, – согласился собеседник. Но, видимо, решение далось Клахему тяжело, и простой поддержки ему показалось мало.

– Ты не понимаешь! – старик резко обернулся и с жаром продолжил.
– Я жажду не наказания, а прозрения! Толку поучать и тыкать носом, если у кого-то нет чести и совести, и Братство он рассматривает как власть. Они должны прозреть, покаяться, осознать ответственность, свое единство! А кто не захочет впустить свет звезды, будет сидеть в темноте. Если и это не поможет, пусть упокоятся без боли и страданий.

Кинтал молчал и с сожалением смотрел на метавшегося старика с горящими глазами.

– А с Ло? – осторожно спросил мужчина.
– От него тоже хочешь прозрения и раскаяния?

– Нет. С ним другая игра, – вздохнул наставник.
– Он должен стать сухим, черствым, суровым и подозрительным. А главное, не отступать от догм, ибо перемены расшатывают устои.

– А разве новое не является движением вперед?

– Пусть развивается орден, но я не хочу, чтобы плесень сгноила корни. Пусть пока все движется по течению. Пусть, кто бы ни стоял за переменами, ошибется в расчетах, и покажет зубы, пока мы сильны. Враг, сосед, друг лучше всего познаются, когда предстаешь перед ними слабым и беспомощным.
– Клахем обернулся на Кинтала.
– И нечего жалеть его. Если она чиста, пусть будет, но молчаливой тенью.

– А ему нужна тень?

– Нет, потому пусть будет. Этого я у него забирать не буду.

– Поддерживая Бокасу, ты сыплешь яд в его рану.

– Он сильный.

– Наступит день, когда он примет решение, станет жестким и закроется.

– Это будет моя победа! Твой преемник не должен быть мягкотелым моллюском, выискивающим во враге благо. Да, дар делает его и несчастным, но это не повод быть доверчивым и слепым!

– Дай ему время, и он сам согласится на ее испытание.

– Нет времени! – отчаянно рявкнул старик.
– Одно к другому. Покушение, неуловимость, Бокаса своевольничает.

– Однако к ней ты снисходителен, а к нему суров и холоден.

– Потому что люблю его и забочусь! Я помню свой урок. Он был слишком жесток, и до сих пор при воспоминании о том сжимается сердце, и не дают покоя мысли, что сделал не так? Это больно! Я оберегаю мальчишку, как могу, исходя из своего опыта. Недоглядишь – боль, перегнешь – тоже боль, а мне не нужен фанатик, ожесточенный от боли предательства. Мне нужен разочаровавшийся, спокойный Ло, не доверяющий врагу.

Кинтал не стал спорить.

«Жизнь не перестает подносить уроки даже древним старикам на завершении пути, но захочет ли Клахем разглядеть знак Богов или отгородится, сославшись на слепоту и опыт? Или это я пытаюсь разглядеть того, чего нет? Время покажет», – ответил он на свой вопрос.

Глава 6

Раздраженная Сестра яростно пинала ногой деревянную кадку с саженцем алакои, представляя, что раздает пинки ненавистной чернушке. Отныне она ненавидела растительность и мерзкий сад. Будь ее воля, обхватила бы руками шершавый ствол и вырвала из земли, а потом прыгала и топтала, изливая злобу.

«Ненавижу! Ненавижу!» - повторяла она, ломая ветки. Потом придется лгать, что натолкнулась на кадушку и уронила случайно, но это будет потом. И вряд ли кто-то станет проверять сказанное.

Раньше не верила, что между Долоном и темной возможны какие-то чувства. Бокаса рассказала, что она для него лишь прихоть и удовлетворение похоти, дурная шутка, чтобы позлить Старших. И Баса верила наставнице, но увидев, как Долон роется с чернушкой в земле, ее охватило неистовство.

«Бокаса обещала его мне! Мне!» - бесилась она, вспоминая, как он нес ведра с водой, не позволяя их поднимать темной.

Наставница заверяла, что Долон не устоит перед ее роскошной белой косой, перекинутой через хрупкое плечо, что сильные, грубые мужчины предпочитают девиц стройных, как тростинка, что такие люди выбирают противоположность себе... И твердила, что Баса для него идеальная противоположность: невысокая, худенькая, с маленькими ручками и ступнями, с бледной, с розоватым отливом кожей.

Баса знала, ее мелкие черты лица не отличаются особой миловидностью, но и темная была не лучше! Смуглая, будто грязная, большие ладони, короткие жесткие волосы, длинный нос…

До обещаний Бокасы она терпеть не могла этого дерзкого на язык выскочку, но когда вызнала, что Долон - приближенный троих Старших Братьев, появился интерес. Приглядываясь к нему, стала замечать, что он высок, хорошо сложен, дерзок, отчаянно гадкий, спесивый... и ни на кого не похожий. Даже желчной наставнице не давал спуска, кусая ее не меньше, чем она его.

Баса страстно желала, чтобы ей разрешили отправиться на поиск одного из утраченных колец вместе с ним, но Бокаса не смогла этого устроить, и тогда она впервые усомнилась в силе наставницы.

«Хвасталась, что у тебя влиятельный брат в северной крепости! И что? Тебя Старшие даже слушать не стали!»

Тогда Баса пыталась сблизиться с семьей Долона.

«Если они смогли стать для него близкими, разве не смогу, и я?» - думала она, пытаясь разговорить Иваю, расположить Пену, но именно из-за Бокасы они даже не допустили ее в свои кельи. Ей не доверяли.

Бокаса уверяла, что он обязательно выберет ее, красочно описывала, что у них будет одаренный ребенок. Постепенно Баса сама уверовала в это и стала считать Долона своим, примеряя ему роль, которую он упрямо отказывался принимать. Однако она не теряла надежды, рассчитывая, что человек, сильно желающий иметь семью, хотя бы состоящую из чужих людей, рано или поздно захочет иметь рядом с собой девицу, которая родит ребенка и станет ему настоящей семьей. А холодность к обычным женщинам объясняла тем, что он хочет видеть рядом с собой только ровню – одну из Сестер.