Цивилизация страуса

– Тем не менее, если судить по интервью и записям в блоге, от нашего времени вы тоже не в восторге.

– Декорации поменялись, - сказал Гусев.
– А люди остались примерно такими же.

– Тридцать семь лет - срок достаточный только для смены декораций, - заметила Марина.
– Изменения в человеческой природе происходят куда медленнее.

– Видимо, так, - согласился Гусев.
– Каковы наши дальнейшие действия?

– Поедем в контору, подпишем документы, после чего вы переведете деньги на счет продавца, а я вручу вам ключи и внесу в реестр. После этого вы можете въехать в квартиру. Свидетельство о собственности я принесу вам через пару дней.

– То есть, сначала деньги, а потом стулья? А если сделка сорвется?

– Почему она должна сорваться?

– Ну, мало ли. У продавца окажется муж, несогласный с продажей, или дети, или еще какие-нибудь обстоятельства, - в свое время Гусев слышал много ужасов о квартирном рынке. Люди отдавали все свои деньги, влезали в долги, а потом внезапно оказывались на улице без каких-либо перспектив.

– Все квартиры, стоящие на продаже в нашем агентстве, юридически чисти и проверены, - сказала Марина.
– Кроме того, транзакцию в случае форс-мажора, хотя я и не представляю себе такой случай, можно отменить, а все сделки по недвижимости застрахованы государством. В случае мошенничества продавец и его агент попадут под суд. А вы знаете, какие у нас суды.

– Суды у вас суровые, - согласился Гусев.
– Тогда давайте вернемся в вашу контору и закончим с этим.

На обратном пути они разговорились на отвлеченные темы. Марина рассуждала о кинематографе и литературе, а Гусев крутил руль, давил на педали, следил за потоком и изредка поддакивал. Разговор о классике он еще мог поддержать, а вот современные творения либо проходили мимо него, либо не оставляли следа в памяти.

– Вы читали Граблина?
– поинтересовалась Марина, когда они уже подъезжали к агентству.
– Очень модный сейчас писатель, а мне не нравится. Читать, вроде бы, интересно, только мрачный он какой-то, и все время все плохо заканчивается, даже если весело начиналось.

– Не читал, - сказал Гусев.

– Если любите хэппи-энды, то и не читайте.

– Я не люблю хэппи-энды, - сказал Гусев.

– Предпочитаете открытые финалы?

– Я предпочитаю финалы в стиле 'все умерли', - сказал Гусев.
– Потому что тогда уж точно никто не напишет продолжения или не снимет следующую серию.

– Чем плохи продолжения?

– Истории должны заканчиваться, - сказал Гусев.
– Все эти сиквелы, приквелы и вбоквелы нравятся зрителям и читателям, привыкшим видеть одно и то же, но это не по мне.

– Но разве вам не интересно, что будет с героями дальше?

– Жизнь с ними будет, - сказал Гусев.
– Они женятся, нарожают детей, разведутся, дети вырастут и сдадут их в дом престарелых, а в конце концов все умрут. Но это уже за кадром.

– Это как-то... несправедливо.

– Как раз справедливо, - не согласился Гусев.
– Даже если ты спас мир, никто не гарантирует, что в этом самом мире тебе будет комфортно жить.

– А я люблю, когда все хорошо заканчивается, - сказала Марина.

– И много вы знаете таких историй?

– Довольно много.

– Из жизни или придуманных?

– Придуманных, конечно, но...

– Так это не они хорошо заканчиваются, - сказал Гусев.
– Это рассказчик прерывает свое повествование в тот миг, когда у героев все идет более-менее неплохо. И истинно мудрый рассказчик не будет распространяться о том, что было дальше.

– Но разве дальше обязательно будет что-то плохое?

– Необязательно, - Гусев уже зарулил на парковку и втиснулся в ряд между двумя внедорожниками.
– И не сразу. Но чаще всего так и бывает.

– Возьмем архетипичную историю, принц спас принцессу от дракона, - сказала Марина.
– Что же там дальше может быть плохого?

– О, целая куча всего. Тут целый непочатый край неприятных возможностей, - Гусев закурил.
– Итак, принц спас принцессу от участи, которая хуже смерти, они поженились, принцессин папаша отвалил ему приданого и вскорости помер, чтобы не мешать молодым. Тут обычно и ставят точку, не так ли? Типа, жили они долго и счастливо и черт бы с ними со всеми.

– Примерно так.

– А на самом деле уже через полгода принцесса родила мальчика, не слишком похожего на принца, зато подозрительно смахивающего на придворного шута. После родов принцесса располнела, а принц запил и принялся волочиться за фрейлинами. Потом случилась война, и принц отправился убивать людей, а принцессе дико натирал ее пояс верности. На войне принца покалечили, и когда он вернулся домой, то пил еще больше, по ночам его мучили кошмары, а днем с ним случались приступы паники, во время которых он себя вообще не контролировал. Посттравматический синдром потому что. А принцесса жрала все больше и больше, так, что даже придворный портной жаловался, что иногда не понимает, платье для женщины он шьет или попону для слона.

Марина хихикнула.

– Ребенком, ясное дело, никто не занимался, - продолжал Гусев. За последние дни он привык давать интервью, и монолог изливался из него легко и непринужденно.
– И вырос он вздорным, избалованным и высокомерным, и за несколько лет правления довел свою страну до революции. Народу полегло немало, и в результате к власти пришел романтичный благонамеренный болван, который думал, что знает, как сделать лучше для всех и чтоб никто не ушел обиженным. Но проблема романтичных благонамеренных болванов в том, что они умеют вдохновлять своими речами народ, а вот что с этим народом делать дальше и как им управлять, они понятия не имеют. Уже через полгода один из ближайших соратников отравил романтичного благонамеренного болвана, сел на трон и объявил себя диктатором. После чего навел порядок железной рукой, а на любую критику партийной линии отвечал огнем и сталью.