Цивилизация. Новая история Западного мира

К тому моменту сами афроамериканцы, за плечами множества из которых был опыт войны и работы в индустриальной экономике, чувствовали себя гораздо увереннее и имели все основания полагать, что Америка (ради которой они проливали пот и кровь) принадлежит им не меньше, чем всем остальным. Умело сочетая координированные акции протеста с судебными исками, они начали бороться за свое равноправие. В 1954 году Национальная ассоциация содействия прогрессу цветного населения взяла под опеку дело жителя Канзаса Оливера Брауна, чьей дочери Линде было отказано в приеме в близлежащую «белую» школу. Дело достигло Верховного суда, который признал сегрегацию государственных школ неконституционной. После этого председатель суда Эрл Уоррен отменил действовавшее на протяжении 60 лет конституционное решение по делу «Плесси против Фергюсона», тем самым поставив вне закона сегрегацию любых мест и услуг общественного пользования. 1 декабря 1955 года в городе Монтгомери, штат Алабама, Роза Паркс была арестована за отказ уступить место в автобусе белому мужчине. Когда черные под руководством местного баптистского священника Мартина Лютера Кинга устроили автобусной компании бойкот. Верховный суд распорядился, чтобы компания изменила правила. Двойная тактика массовых протестов и юридических инициатив принесла серьезные результаты. Тем не менее до 1963 года только 9 процентов школьных округов Юга прошли десегрегацию, а запугивание и прямое насилие оставались серьезной помехой реальному осуществлению черными прав на образование, голосование и равное пользование общедоступными услугами. Несмотря на надежду президента Кеннеди привести афроамериканцев на избирательные участки и изменить политический расклад сил на Юге, белые прибегали к любым способам, не гнушаясь даже убийствами, чтобы не допустить регистрации черных избирателей. В 1962 году потребовалось присутствие трехтысячного контингента федеральных войск, чтобы ввести Джеймса Мередита, первого чернокожего студента, зачисленного в Университет штата Миссисипи, в здание этого учебного заведения.

До 1963 года гражданские права черных оставались внутренним делом Юга и как правило не привлекали внимание остальной страны. Конференция христианских лидеров Юга под руководством Мартина Лютера Кинга, недовольная медлительностью перемен, приняла решение организовать массовый марш протеста. По призыву конференции тысячи афроамериканцев начали стекаться к зданию мэрии Бирмингема, чтобы во всеуслышание потребовать от властей равноправия. Телевизионные кадры, запечатлевшие устроенную с применением собак полицейскую расправу над беззащитными демонстрантами — среди которых были дети, — заставили Америку замереть от ужаса и поставили вопрос о гражданских правах черных на первое место в национальной повестке дня. В ходе телевизионного обращения 11 июня 1963 года из уст президента прозвучали слова: «Мы стоим перед лицом морального кризиса как страна и как народ». Кеннеди направил подготовленный его командой пакет законов о гражданских правах на утверждение в конгресс, однако даже в ситуации, когда страна распадалась у них на глазах, вашингтонские политики отказались сказать свое веское слово. 28 августа 1963 года, в столетнюю годовщину Декларации об освобождении рабов, более 200 тысяч афроамериканцев и их белых сторонников устроили шествие через весь Вашингтон к Мемориалу Линкольна. Участники крупнейшей на тот момент демонстрации за всю историю Вашингтона услышали обращенную к ним речь Мартина Лютера Кинга, мечтавшего о нации, в которой его детей «будут судить не по цвету кожи, а по характеру». Не прошло и месяца, как в результате террористического взрыва в одной из церквей Бирмингема погибли четверо черных детей, а еще два месяца спустя президент Кеннеди был убит в Далласе. Возможность того, что за убийством президента скрывался заговор, открытое противостояние на Юге и политическое бездействие Вашингтона заставляли поверить, что Америка стоит на краю обрыва. Нация, созданная, чтобы творить и воплощать добро, по мнению многих, находилась в последней стадии разложения.

Линдону Джонсону явно недоставало талантов харизматического Кеннеди, но он был разумным и опытным политическим игроком — и к тому же верным адептом Франклина Рузвельта. Джонсон немедленно добился от конгресса утверждения пакета законодательных мер своего предшественника, дополнительно расширенного и наделившего полными правами афроамериканцев, а также учреждавшего органы контроля и реализации программы десегрегации. В Миссисипи и Алабаме продолжали убивать активистов борьбы за гражданские права и обычных чернокожих жителей, однако в 1965 году были приняты дополнительные меры, и под угрозой федерального вмешательства Юг начал меняться. Черные кандидаты стали выигрывать места в законодательных собраниях южных штатов впервые почти за сто лет.

Последующие события продемонстрировали пределы легального равенства в стране, по-прежнему не избавившейся от глубоко сидящей ненависти к черным. К тому моменту, когда 4 апреля 1968 года в Мемфисе, штат Теннесси, пуля неизвестного убийцы оборвала жизнь Мартина Лютера Кинга, в черных кварталах по всей стране вспышки массового насилия происходили уже не первый год — в том числе знаменитый бунт в лос-анджелесском районе Уоттс, стоивший жизни 34 людям, а также крупные волнения в Нью-Йорке, Чикаго, Детройте, Атланте и дюжине других городов. Это были самые кровопролитные и крупномасштабные гражданские беспорядки со времен американской революции. Ни в одном из очагов этого национального пожара не практиковалась сегрегация, однако у черного населения трущоб неизменно оказывались самые плохие жилищные условия, самые плохие школы и больницы, его представители имели меньше всего шансов найти работу в городах, терявших смысл своего существования.

Беспорядки стали наглядным напоминанием о том, что экономическое процветание приносит собственные проблемы. Как следствие послевоенного бума, к 1960-м годам у каждой белой семьи имелся собственный автомобиль, благодаря чему люди, стремясь расширить жизненное пространство, начали активно перебираться в пригороды, — отдельный дом с гаражом, газоном и разнообразной бытовой техникой, которая служила сбережению труда и развлечению его обитателей, стал нормой для средней американской семьи. Тесные внутренние районы городов, с их скверным жильем и приходящими в ветхость коммунальными удобствами, в результате такого «бегства белых» заполнялись приезжими афроамериканцами — в свою очередь бежавших от бедности южной сельской глубинки. Между 1950 и 1970 годом северные города стали свидетелями резкого увеличения афроамериканского населения, причем этот наплыв миллионов совпал по времени со снижением спроса на неквалифицированный труд и перемещением остающихся вакансий в пригороды. За два десятилетия доля чернокожих среди жителей Нью-Йорка выросла с 10 до 30 процентов, в Чикаго — с 14 до 33 процентов, в Детройте — с 16 до 40 процентов, а в Вашингтоне — с 35 до 70 процентов. Городские власти проявили вопиющую неспособность справиться с социальной проблемой столь массированной миграции — жилая застройка для малообеспеченных слоев сносилась под прокладку городских магистралей, возведение деловых кварталов или реализацию масштабных и уродливых градостроительных «проектов». В любом случае магазины, конторы и заводы, чьи доходы складывались в налоговую базу городов, целенаправленно выводились за их пределы, неизменно оставляя небольшой деловой центр островном посреди моря социального бедствия. Отчаянное положение американских городов привлекло к себе внимание всего мира, когда в 1975 году Нью-Йорк, этот символ урбанистического XX века, объявил о финансовом банкротстве и неспособности продолжать функционирование.

Принципиальным стимулом для вывода жилья и рабочих мест из городов стала политика американских корпораций. Крупнейшие производственные компании, такие как «Форд», «Дженерал моторс» и «Гувер», к тому времени уже имели опыт строительства заводов в Европе, призванного удовлетворять нужды местных потребителей напрямую. Однако начиная с 1960-х годов корпорации размещали новые мощности на заморских территориях с единственной целью выгадать на более дешевой рабочей силе. Если с 1960 по 1970 год объем продукции, выпускаемой индустриальными гигантами в США, вырос на 70 процентов, то объем продукции их иностранных предприятий — на 500 процентов, а в 1972 году совокупная стоимость экспортируемых ими товаров — 50 миллиардов долларов — уже выглядела жалкой тенью 180 миллиардов долларов, в которые оценивалась товарная масса, производимая за рубежом. Потребность в низко- и среднеквалифицированном труде в США сокращалась тем активнее, что промышленное производство начало уступать место экономике услуг.

Тогда как люди с солидным образованием выигрывали от расширения сферы занятости — в качестве учителей, университетских преподавателей, чиновников, специалистов, офисных служащих, — упадок производства наносил мощнейший удар по афроамериканцам, белому рабочему классу и другим малообразованным слоям. Сектор бюджетных вакансий лидировал на растущем рынке труда 1950-х и 1960-х годов, и это стало настоящим подарком для специалистов, но для людей, не получивших специальной подготовь, такая ситуация сводила перспективы занятости к низкооплачиваемой работе в обслуге — в качестве официантов, санитаров, уборщиц и т. п. Примечательной новой тенденцией стала организация профсоюзов среди «белых воротничков», объединявшихся для борьбы за лучшую оплату и условия труда в то самое время, когда рабочий класс, раздробленный и утративший статус «промышленного», лишался последних остатков своего коллективного влияния. Десять-пятнадцать лет спустя такую же метаморфозу было суждено пережить и Европе.

Помимо афроамериканцев население городских трущоб стало пополняться пуэрториканцами, мексиканцами и коренными американцами, которые были готовы на все, чтобы убежать от нищеты на родине. Обитатели гетто часто давали выход своей неудовлетворенности, сжигая магазины и другую недвижимость тех, кто делал бизнес на их бедственном положении, — огромные территории крупных американских городов превращались в выжженные пустыри. При минимальных шансах устроиться на работу наркотики и криминал становились единственным способом добывания денег, как, впрочем, и ухода от реальности, и жизнь бедных кварталов Америки постепенно начала обретать черты беспросветного кошмара. Мечта Кеннеди и Джонсона о лучшем обществе, опирающемся на структуру современного города, поддерживаемом массированным федеральным финансированием и целым спектром социальных мер, лопнула как мыльный пузырь. К тому времени США допустили появление еще одной трещины в фундаменте своего здания, добровольно взвалив на себя непосильную ношу новой войны.

Вьетнам стал трагической коллизией двух внешнеполитических приоритетов Запада — борьбы с коммунизмом и предоставления самоуправления колониям. Уступая натиску борьбы народов колоний за свободу от европейских хозяев, империи сворачивали свое присутствие по всему земному шару; однако американские политики, не сумевшие или не захотевшие посчитать события во Вьетнаме примером того же ряда, предпочли увидеть в них коммунистический переворот, угрожающий свободной стране. Они поверили, что в отличие от Трумэна, потерпевшего неудачу с Китаем в 1949 году, сумеют спасти вьетнамский народ от коммунизма. Хотя французы свернули присутствие сразу после поражения от северян в 1954 году, в 1963 в Южном Вьетнаме в качестве спецсоветников при марионеточном режиме находились 16 тысяч американцев. Северовьетнамские силы при поддержке союзников-повстанцев на юге упорно боролись за присоединение оставшейся части страны; американцы проявляли не меньшее упорство в желании им помешать.

Президент Джонсон уделил вьетнамской проблеме серьезное внимание лишь в конце 1964 года, когда у него уже не было особенной возможности выбирать. По руководством Хо Ши Мина коммунистический север рвался к победе, и Соединенным Штатам оставалось либо занять позиции и приготовиться к бою, либо смириться с немедленным уходом и крахом своей антикоммунистической политики. Небольшая страна на юго-востоке Азии сделалась испытательным полигоном для самой могущественной державы мира. Никто не спрашивал вьетнамцев, согласны ли они вообще с тем, что американцы присвоили право распоряжаться их делами; впрочем, никто не считался и с собственным мнением американского народа — в 1964 году многие голосовали за Джонсона как за кандидата партии мира.

Первый американский контингент, 5 тысяч морских пехотинцев. прибыл во Вьетнам в марте 1965 года; довольно скоро к ним присоединились еще 95 тысяч солдат и военных летчиков, а к 1968 году численность контингента составляла больше полумиллиона человек. Одного такого присутствия американских сухопутных и воздушных сил хватило бы, чтобы обрушить экономическую и социальную инфраструктуру страны без всяких боевых действий. В 1965 году Южный Вьетнам представлял собой воплощение раздробленного общества: многолетняя французская оккупация, прерывавшаяся лишь японским завоеванием, успела основательно подорвать целостность страны, оставив в наследство марионеточному правительству, послушному диктату внешних сил, поляризацию населения и напряженное противостояние между вождями фракций. Прибытие армии баснословно богатой и технологически передовой сверхдержавы в страну и без того балансирующую на грани хаоса, не могло не привести к катастрофическим последствиям. Местная промышленность и аграрный сектор лишались всяких шансов в ситуации массированных товарных поставок, идущих из страны-лидера мировой экономики, — национальное хозяйство мгновенно накрыла волна инфляции, и в конечном счете оно исчезло как таковое. Сферы занятости среднего класса, такие как образование, медицина и право, быстро обезлюдели; сельские жители бежали от нищеты в Сайгон, однако здесь они могли прокормиться только одним — продажей товаров, в том числе наркотиков, и услуг, в том числе сексуальных, американцам. Физическое опустошение страны, вскоре испещренной зонами «свободного огня». в которых позволялось стрелять на поражение по любому движущемуся предмету, не оставило следа от ее аграрных и лесных ландшафтов. При этом у американцев было куда больше шансов найти коммунистов не в селах юга, а у себя под носом, в городах.