Цотнэ, или падение и возвышение грузин

— Я и схваченные грузинские князья не так уж мало должны тебе, чтобы ты так просто упустил возможность возвратить эти долги. Хорошо всё взвесь, Мартирос, ты ведь умный, расчётливый человек.

— Напрасно стараешься, князь. Я к этому делу и близко не подойду, — холодно отрезал торговец.

— Послушай! Я не хочу, чтобы ты попадал в беду. Завтра утром повидай нойонов и скажи им, что Цотнэ по своей воле явился сюда.

Остолбеневший торговец, раскрыв рот, слушал отчаянного князя.

— Скажи, что я по своей доброй воле приехал из-за Лихского хребта. Ведь никто меня не схватывал и не привозил.

— А потом?

— Они знают, что в своей вотчине я был в неприкосновенности. Там монголы не могли бы схватить меня и привлечь к ответу.

— Это меня и удивляет! Что тебя заставило явиться сюда?

— Истина, Мартирос. Если б я не был прав и невиновен, как бы появился здесь?

— Никто не в силах доказать вашу невиновность.

— Я докажу, Мартирос! Этим своим поступком докажу. Ты должен вразумить монголов, что если б я был заговорщиком, то по своей воле сюда не явился бы и не обрёк бы себя на смерть. Убеди нойонов, что мы собирались в Кохтистави, дабы уладить податные дела, что у нас и в мыслях не было устраивать заговор.

— Всё это заговорщики повторяют, как попугаи, но монголы не наивные дети, чтобы поверить этим сказкам.

— Поверят, Мартирос, если ты им хорошенько растолкуешь смысл моего приезда из-за Лихского хребта. Завтра утром доложи им, что я нахожусь здесь. Только постарайся как можно лучше растолковать и чтоб они все поняли. Если поверят, хорошо, а нет… что ты теряешь? Отдашь нас в руки врагу, тебе ещё и спасибо скажут.

Опустив голову, Мартирос долго думал, потом посмотрел в глаза Цотнэ и, уже соглашаясь, сказал:

— Не ввергал бы ты меня в этот огонь, было бы лучше, но теперь ничего не поделаешь! Твоего прихода ко мне уже достаточно, чтобы стали меня подозревать и обрушили бы на меня свой гнев. Теперь иного выхода, пожалуй, у меня нет, постараюсь выполнить твою просьбу. Явлюсь к главому нойону, и будь что будет!..

Вернувшись к себе, Цотнэ, не раздеваясь, прилёг на тахту, и сон тотчас же одолел его. Проснулся он от скрипа дверей.

— Это мы, князь, — на пороге появились Абиатар и Гугута.

Цотнэ, протирая глаза, сел на тахту.

— Узнали что-нибудь?

— Весь город только и говорит, что завтра в полдень грузинских заговорщиков приведут на площадь, чтобы пытать, — доложил Гугута.

— Что ты говоришь? Это точно? — заволновался Цотнэ.

— Слышали от самих монголов.

— Эту площадь ты видел? Что там, виселица? Лобное место? Приготовлены дрова для костра?

— Площадь я видел, князь, но там никаких приготовлений не заметно. Потом я пошёл на улицу Златочеканщиков. То, что я там узнал, более правдоподобно: грузинских заговорщиков будут пытать во дворе главного нойона. — До чего мы дожили, князь!

— Да, это более правдоподобно. Если собираются пытать, чтобы добиться признания, на главную площадь не поведут, — Цотнэ на мгновение призадумался, посмотрел на Абиатара и тихо спросил: — Не можешь ли найти, кто хорошо знал бы все входы-выходы того дома?

— Уже нашёл. Это сотник дворцового караула. Он сопровождал нойона Чагатая, и я его хорошо знаю. Здешние грузины сказали мне, что под его наблюдением все двери этого дворца.

— Сегодня же ночью ты непременно должен повидать его, — Цотнэ достал кисет с золотом и протянул Абиатару. — Пусть он любыми способами проведёт меня во дворец и где-нибудь спрячет. Скажи ему, кто я, и убеди, что, задержав меня, он только заслужит награду от нойонов. Денег не жалей, скажи также, что я буду безоружным, пусть он ничего не боится. Иди, Абиатар, и знай, что всю надежду я возлагаю на твою сообразительность и ловкость. — Цотнэ обнял его за плечи и проводил до дверей.

Абиатар взял кисет и поглядел на Аспасию.

— Неужели собираешься идти туда, князь? А как ты выйдешь оттуда живым?

— Не время говорить об этом! — махнул рукой Цотнэ. — Иди, Абиатар, иди!

— Как я хотела помочь тебе за твою доброту, но ты не доставил мне этого счастья! Что вы молчите и не умоляете князя? — крикнула она на Гугуту и Абиатара. — Скорее увезите его отсюда, пока никто не узнал об его приезде!

— Успокойся, Аспасия, никто не в силах вернуть меня обратно. Иди, Абиатар, и постарайся получше исполнить моё поручение.

Цотнэ открыл дверь и почти насильно выпроводил растерянного Абиатара. За ним пошёл и Гугута.

— Дай бог, чтобы он вернулся живой и невредимый. Но если князь погибнет, грех ляжет на вас, так как вы не помешали ему идти на смерть.

— Что мы могли поделать, Аспасия? — с дрожью в голосе спросил Гугута.

— Могли, но не сделали. Если князь погибнет, то и меня не увидите в живых. Не послушались моих увещеваний, до смерти будете сожалеть, как тот послушник, убивший куницу.

— А как это было, расскажи, — попросил Цотнэ. Он рад был убить время, слушая притчу Аспасии.

Притча Аспасии об упущении в деле и о вреде этого упущения.

Жил-был один царский советник. Он долго не мог жениться, но потом по совету других и по велению своего сердца всё же выбрал себе в жены и привёл в дом дочь одного вельможи. Супруги жили в любви и согласии, но время шло, а детей у них не рождалось, и это стало омрачать их мирную жизнь. День и ночь они молили бога дать им сына, давали разные обеты, и бог наконец внял их мольбам, родился у них сын. Обрадованный отец, забыв обо всём, постоянно сидел у колыбели ребёнка, наслаждаясь его лицезрением и лаская.

Однажды жена пошла в баню, оставив ребёнка на попечении отца, отец рад был этому, но в это время царь прислал человека и вызвал советника к себе во дворец по срочному делу.

В доме у них жила куница. Она ловила змей, не давая заползти в дом ни одному ползучему гаду. Советник, уходя к царю, понадеялся на эту куницу, притворил дверь и ушёл со спокойным сердцем.

А в дом и вправду вползла змея, быстро скользнула она к колыбели мальчика и уже вздыбилась для укуса. Но куница мгновенно прыгнула на змею и перегрызла ей горло. Кровь змеи обрызгала белую грудку куницы.

Тем временем советник вернулся. Увидел он, что куница вся в крови, и подумал, что она загрызла ребёнка. В глазах у него потемнело. Он схватил палку и в слепой ярости убил куницу. Но войдя в дом, он увидел, что мальчик цел и невредим, а около колыбели валяется мёртвая змея. Пожалел он о своём поступке, совершенном в безрассудном гневе и в поспешности, но было уже поздно. Он уже не в силах был оживить куницу, охранявшую их дом от ползучих змей.

— Напрасно ты напомнила мне эту притчу, Аспасия. Ни одного дела я ещё не решал так спокойно и неспешно, как эту поездку сюда. Я заранее примирился со смертью и честно закончу жизнь, ни о чём не буду жалеть. Сколько раз должен говорить тебе, что я не могу не быть с теми, с которыми связан клятвой. Это не только моя обязанность, но моя внутренняя необходимость. Я бессилен не сделать это!