Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том II
Шрифт:
Уйти на перевязочный пункт, покинуть свою батарею и в голову не приходило Феншоу. Схватив первое попавшееся полотенце, он туго перетянул себе ногу и продолжал командовать. Я застал его дерущимся на оба борта: слева на нас сунулись “Чин-Иен” с крейсерами. Феншоу переносили с борта на борт на табурете, а когда от взрыва снаряда затлели малые чемоданы, Феншоу вскочил с табурета и стал тушить пожар.
Кончился бой, начались минные атаки, он не уходил на перевязку, не оставил своей батареи. Придя уже на якорь в Артур, его снесли вниз, а затем его отправили на “Монголию”, где два месяца лечили его рану».
Победа была возможна
«Проведя всю осаду
Личный состав мог ее дать, но ее не сумел взять тот, кто вел на Божий Суд наши прекрасные корабли».
О нашей стрельбе
«Кормовая 12-дюймовая башня, где за недостатком офицеров был кондуктор, отвратительно стреляет, снаряды ложатся все за кормою неприятеля, очевидно мушки поставлены на ход. По переговорной трубе спрашиваю целик — отвечают 39,4; “ставьте 30”, — и сам иду в батарею корректировать. Падение почти за кормой. Передаю в башню — 28 и вслед за тем ясно вижу, как наш снаряд врезался в корму “Сикишимы”.
Носовая стреляет по “Миказе”, у него обе башни повернуты на правый борт, видимо, подбиты и не действуют. В нас попадания сравнительно редки, но когда тяжелый снаряд угодит в броню, “Полтава” вся вздрагивает, кренится на левый борт. Зато через нас прямо рой снарядов проносится, их рев сливается в сплошной гул.
Наконец и до батарей дошла очередь. 10-дюймовый снаряд ударил в нашу самодельную броню, смял ее верхушку, перевернулся, отбил себе дно и пролетел в спардек; 8-тонные лебедки остановили его движение: снаряд, разбив шестерню, мирно упал в коечные сетки, где мы его и нашли после боя.
Частая стрельба раскаляет орудия: в батарее пришлось после 20 выстрелов подряд прекратить стрельбу из 6-дюймовой пушки и пробанить ее салом: вторую пушку разорвало у самого кожуха. Пришлось поторапливать стрельбою башни, и № 3 под командою мичмана Ренгартена развила самую скорую стрельбу.
Команда лихо работала, ни страха, ни уныния не заметно. Наоборот, все рвутся вперед, и часто такое рвение даже приносит вред. Трюмные Майоров и Дунин, которые по расписанию должны были работать в жилой палубе, услыхав, что на спардеке пожар, понеслись туда. Пожара никакого не было, но два эти храбреца быстро попали на перевязочный пункт, их сразу же угостило наверху осколками.
Не понукать, а сдерживать приходилось команду в бою 28 июля; вот что значит быть обстрелянными — совсем не то, что в первом бою 27 января».
Снова о пожарах
«Боязнь пожаров, несмотря на мои объяснения команде, что у нас их не может быть, заставляла многих лезть в небронированные отсеки, где легко могло их ранить.
Но когда команда увидала, что принятые меры вполне ограждают от возникновения пожаров, то стала спокойно относиться к разрывам бомб. И только хозяева носовых и кормовых отсеков после каждого разрыва обходили свои помещения — удостовериться, что пожара нет. Зато воды на спардеке, на верхней палубе, в батарейной и даже в оконечностях жилой палубы было много.
Где были шпигаты, там вода выливалась за борт чрез них, а в жилой палубе по временам излишнюю откачивали брандспойтами».
Окончание боя
«Около 6 час в “Цесаревич” попал 12-дюймовый японский снаряд, и вслед за тем на нем был поднят сигнал: “Адмирал сдает командование”.
Это было в 6 часов 15 минут. “Полтава” к этому времени исправила повреждение в левой
машине и начала входить в линию, что ей удалось к 6 часам 45 минутам вечера.Что произошло после сигнала с “Цесаревича” — описать невозможно; получилась какая-то каша. “Цесаревич” сначала покатился влево — мы думали, что он хочет разойтись с Того контргалсом, но “Цесаревич” продолжает катиться дальше и лезет на “Победу”.
“Ретвизан” бросается на “Миказу”, неприятель сосредоточивает по нему огонь, но быстро меняющаяся дистанция неуловима японцами: их снаряды ложатся за кормою. Пройдя минут 10, “Ретвизан” вдруг отводит руль и берет курс на Артур. Японцы усиленно стреляют в нашу кучу, слева на нас бросается “Чин-Иен” с легкими крейсерами, но быстрый и меткий огонь левого свежего борта скоро отбивает охоту крейсерам атаковать наши броненосцы: мы буквально как метлой смели 2 японских отряда.
На “Пересвете” по поручням протянут сигнал “следовать за мною” — мы передаем его семафором “Севастополю”. “Цесаревич”, пройдя всю линию, вступает в строй концевым. Перед ним “Севастополь”, “Полтава”, “Пересвет” и “Победа”. Курс взят обратный — мы идем в Артур. А Того со своими броненосцами скрывается на Ost. Эта было при самом заходе солнца.
Мимо нас полным ходом несется “Аскольд” с подбитою переднею трубою и огромною зияющей в борту пробоиною. Миноносцы идут кто куда. На горизонте показываются, как коршуны, японские миноносцы: они думают добить нас своими атаками ночью»…
Витгефт сделал все, чтобы быть разбитым
«Бой окончился, и смело можно сказать, что мы его не проиграли, несмотря на то, что адмирал Витгефт сделал все, чтобы быть разбитым».
О стрельбе на контргалсах
«15 лет учились мы стрелять на контргалсах, японцы же систематизировались в стрельбе на том же курсе и постоянной дистанции. 27 января бой показал, что на контргалсе, при быстрой перемене дистанции, меткость японцев близка к нулю, наша же возрастает. Тогда же все признали, что при наших примитивных прицелах и по количеству снарядов нам выгоднее вести бой на коротких дистанциях.
В бою 28 июля два часа адмиралу Витгефту судьба давала в руки победу, но он упорно лез во Владивосток, тщательно избегая боя. Он допустил бросить на 2 часа одинокую “Полтаву” против 7 японских броненосцев, он давал возможность Того уничтожить нас поодиночке.
С 4 часов 15 минут дня до конца боя Того был прижат нами к берегу [101] , и поверни адмирал вдруг всем на 16 румбов (180°) — что делали бы японцы?
101
Имеется в виду берег Шантунга.
Им оставалось бы только повернуть, если они не хотели принять боя на контргалсе; но вряд ли бы Того сразу сообразил маневр Витгефта, и хоть часть судов его мы захватили бы на расхождении.
Дистанция была до 26 кабельтовое, при повороте можно было бы сблизиться еще, довести до 20, и тогда результаты были бы другие, мы дрались бы так, как учились, а не так, как хотели японцы».
Упрямство адмирала Витгефта
«Прошлого не вернешь. Можно только сожалеть, что один упрямый адмирал, сам давший себе характерную аттестацию “я не флотоводец”, загубил чудную, обученную эскадру и вместо победы дал Родине “нерешительное дело”.