Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том II
Шрифт:
Когда перед выходом был Совет флагманов и капитанов, то выход эскадры был разработан до мелочей, но когда командир “Севастополя” спросил у Витгефта: “А как же бой будем вести?” — то на это адмирал ответил:
— Как поведу, так и будет.
Ни плана, ни цели, ни разбора случайностей — даже не условились, к кому переходит командование в случае смерти начальника. Вышли и ломились упрямо во Владивосток: но “пастырь поражен — и рассеялись овцы”.
Личный состав 1-й эскадры сделал все, чтобы победа была нашею.
Несчастье на “Цесаревиче” обратило ее в нерешительное дело, а самовольный уход некоторых
После боя
«Потеря в личном составе “Полтавы” за бой 28 июля выразилась в следующих цифрах: убито — 1 офицер и 18 нижних чинов; ранено — 3 офицера и около 60 нижних чинов; из них 2 офицера и человек около 20 матросов — тяжело. Такая малая потеря объясняется исключительно тем, что все люди были убраны за броню, которая отлично выдерживала японские снаряды.
“Победа”, “Пересвет” и “Полтава” в строе кильватера спокойно шли к Артуру. Эти три броненосца как вышли в строе, так и вернулись; остальные суда рассыпались и шли по способности.
На рейде мы застали “Ретвизан”, “Севастополь” и “Палладу”. Не было “Цесаревича”, “Аскольда”, “Дианы” и “Новика”.
За крейсера мы не беспокоились — видимо, они проскользнули, “Цесаревич” же считали ночью подорванным и были крайне удивлены, когда через несколько времени узнали, что он благополучно стоит в Киау-Чау.
Не спорю, пребывание в Циндао было несравненно лучше, чем 5-месячное расстреливание в Артуре. Но уход сильнейшего броненосца гибельно отозвался на всей дальнейшей деятельности флота — и в море мы больше уже не выходили».
Полученные повреждения
«В Артур мы пришли около 12 часов дня 29-го и тотчас же, свезя убитых и раненых на берег, вошли в западный бассейн. Остановлюсь теперь на повреждениях, полученных “Полтавою” в том памятном нам бою. В корпус попало пятнадцать 12-дюймовых снарядов и один 10-дюймовый, из них было 6 в борт и 10 в небронированные части.
Попадания в броню принесли самые незначительные повреждения. Два 12-дюймовых снаряда, попавшие в 12-дюймовую носовую башню, сделали в броне неглубокую вмятину, получились многочисленные тонкие поверхностные трещины, плита одною кромкою вышла наружу на 2 дюйма, другою врезалась в деревянную подушку. В башне все приборы остались на местах, ничего не сорвалось и не испортилось.
Три 12-дюймовых снаряда, попавшие в нижнюю броню, сделали только отпечатки с сиянием, но броня осталась цела.
В импровизированной слойковой батарейной броне первый лист в месте попадания был сорван, остальные только вмялись — броня отлично выдержала удары тяжелых японских снарядов.
О 6-дюймовых снарядах, попавших в броню, я и не говорю: попадание можно было заметить лишь по сияниям: ни трещин, ни выбоин плиты не получили. Характерный эффект при разрыве японских 12-дюймовых бомб в небронированных частях был тот, что наружная обшивка вырывалась огромными воротами, снаряд рвался при ударе об обшивку, выворачивал ее, а затем мелкие осколки не наносили нам никакого вреда.
Например, четыре 12-дюймовых бомбы, разорвавшись в офицерских каютах, совершенно раскрыли борт, уничтожили мебель, затем осколки слабо местами перебили переборку в одну шестнадцатую дюйма, отделяющую каюты от офицерского отделения, и потом, ударяясь о неподвижную 10-дюймовую броню, срывали только краску. Осколки большею частью шли вверх, и очень небольшое их количество пробивало нижнюю палубу».
Не пропускайте, не пропускайте описание повреждений! Потом будет что с чем сравнить. Отметьте для себя, что четыре 12-дюймовых бомбы, разорвавшиеся в каютах, даже пожара не вызвали.
Для 1-й эскадры наши снаряды были хороши: 1-я эскадра умела стрелять!
«Газы, получавшиеся от взрыва шимозы, были очень ядовиты, от них быстро появлялись головокружение и рвота.
12-дюймовый снаряд, попавший в сухарное отделение и неразорвавшийся, был извлечен оттуда наверх мною.
Снаряд оказался длиною около 4 фут., сталь очень мягкая, ведущий поясок широкий сплошной из желтой меди. Трубка очень строгая. Боек имел выступающими четыре с половиной оборота винта, и на него навинчивался груз, который препятствовал в обычное время жалу бойка коснуться капсюля. При вращении снаряда на полете груз свинчивался с бойка и освобождал жало.
Многие из нас заметили, что на далеких дистанциях полет японских снарядов был неправильный, они кувыркались через голову. Стенки фугасного снаряда сравнительно очень тонкие, разрывной заряд помещался в 2 шелковых мешочках, его было около 70 фунтов, и шимоза по наружному виду очень похожа на мелинит, но только бледнее его и с запахом камфары — вероятно, ее примешивали.
После Цусимы наше общественное мнение приписало небывалый разгром флота чудодейственной силе японских снарядов и дурному качеству наших. Никогда не соглашусь с этим, быв в трех морских боях. Кто видел “Полтаву”, вернувшуюся в Артур, тот, глядя на фотографии “Орла”, скажет, что “Полтава” была избита не меньше.
Однако 18 августа мы были готовы снова идти в бой, а “Миказа” после 28 июля 8 месяцев (до марта — апреля 1905 года! — Б.Г.) чинился в Куре. Кто шел в плен, тот помнит, как 10 января 1905 года мы все ее видели без кормовой башни» [102] .
То есть, во всяком случае до февраля, а скорее всего, и в феврале 1905 года флагман Того еще не мог выйти в море! Не зря так спешил вперед адмирал Рожественский, и не зря его так тормозили из Петербурга. Дальше рассмотрим этот момент в деталях.
102
Слова кавторанга Лутонина подтверждает, кстати, в своем исследовании И.М. Кокцинский: «Менее месяца затратили защитники крепости на исправление у кораблей полученных в этом бою (28 июля. — Б.Г.) повреждений (у японцев — несколько месяцев, а броненосец “Микаса” участия в боевых действиях под Артуром больше не принимал)». — Кокцинский И.М. Морские бои и сражения русско-японской войны. С. 128.
Продолжает Сергей Иванович Лутонин.
«В бою 28 июля у нее (“Микаса”. — Б.Г.) остались недобитыми лишь две 6-дюймовые пушки с левого борта. Ее обе 12-дюймовые башни бездействовали и были повернуты от нас.
Теперь говорят, что будто ее пушки рвались от своей шимозы. Странно, что только на одной “Миказе” рвались пушки, а на всех остальных шести японских броненосцах этого не было.
Нет, все это сделали наши снаряды, они пробивали броню, они сделали такой урон в людях “Ниссина” (который только короткое время остановил на себе внимание нашей кормовой 12-дюймовой башни и четырех 6-дюймовых); на нем одних офицеров было убито 5 и нижних чинов 29, а ранено 7 офицеров и более 40 матросов.