Цвет предательства
Шрифт:
— Пламенная Скала, — с нотками гордости в голосе сообщил ей офицер, — столица Алого Леса.
Ворота города были широко открыты, и оттуда навстречу им двинулся конный разъезд с факелами — на этот раз, похоже, не собираясь освобождать дорогу. Когда всадники приблизились, Киара заметила, что все они были Высокородными, гвардейцами в алых мундирах с эмблемой правящего дома на груди.
Остановившись в нескольких шагах от них, гвардейцы повели себя странно — вместо того, чтобы, как ожидала Киара, начать выяснять, кто они такие и откуда явились в столицу, всадники спешились и отсалютовали человеку,
— Ваше высочество, — почтительно проговорил он, — приветствую вас в Пламенной Скале. С вами все в порядке, вы не ранены? Прикажете доложить его светлости? Господин наместник велел разыскивать вас по всей округе…
Сильные руки внезапно обхватили Киару сзади за туловище, прижав ее руки к бокам и лишив возможности двигаться.
— Тихо, девочка, — прошептал ей на ухо его голос, — спокойно, без резких движений. Если не будешь делать глупостей, я все тебе объясню. Позволь мне тебе помочь.
Киара молчала, с ужасом осознавая происходящее и не в силах пошевелить даже пальцем.
— Эта девушка находится под моим покровительством, — звучным голосом заявил Бастиан, — ей будут отведены покои во дворце. Да, и немедленно вызовите туда моего личного лекаря — она ранена.
Человек с плюмажем на шлеме низко поклонился, метя перьями дорожную пыль.
*************************
Эванна рывком распахнула окно, вглядываясь в расстилавшийся внизу замковый двор. Что-то было не так, она ощущала непонятное присутствие чего-то постороннего… неправильного… не вписывающегося в ее планы.
Во двор медленным шагом въезжала кавалькада конных гвардейцев: впереди всех на своем огромном черном жеребце ехал герцог. Эванна сразу его узнала, несмотря на странный наряд, отсутствие парадного шлема и довольно помятый вид.
Одетый в потрепанный гвардейский мундир, Бастиан крепко обнимал сидящую впереди него длинноволосую девчонку в крестьянском платьице, одна нога которой бессильно свешивалась вниз, обвязанная какими-то палками.
Эванну бросило в жар, ногти ее скрежетнули по твердому граниту подоконника.
Кто это еще такая? Почему он ее обнимает? И меч, почему у него нет при себе меча?
Она никак не могла избавиться от неприятного ощущения чужого, которое заставляло Эванну чувствовать себя не в своей тарелке. Что все это значит? И почему ее так сильно беспокоит эта девчонка? Беспокоит и в то же время чем-то притягивает к себе.
Герцог внизу спешился, снял девушку с коня, взял ее на руки, словно малое дитя, и быстрым шагом скрылся во дворце. Сопровождавшие его всадники рассеялись по двору: один из них двинулся по направлению к башне Советников, двое других последовали вслед за Бастианом.
Эванна отошла от окна и осушила целый бокал прохладного розового вина: сейчас ей нужно было немного успокоиться.
Потом, подождав примерно с полчаса, она вышла на лестницу и кликнула одного из охранников, здоровенного детину в тесной кольчуге и с булавой наперевес.
— Эй ты, как тебя… позови сюда его светлость наместника!
— Никак невозможно, госпожа, — ответствовал детина, — господин Мелвин вызван на совещание к его высочеству.
— Тогда
советника Лилиана, быстро!Детина виновато поскреб в затылке.
— Того тоже не могу, госпожа Эванна: его высочество приказал и всех Советников созвать. Может быть, кликнуть вам начальника стражи? Эт’ я живо…
— Да на кой мне твой начальник, — отмахнулась девушка. — Ты мне лучше вот что скажи — что это за девчонка, которую привез герцог? Кто такая, откуда?
— Не могу знать, — виновато потупился солдат, — сказано было только, мол, почетная гостья его высочества. Всяческие почести велено оказывать, комнаты ей во дворце выделить и никаких препятствиев не чинить. А кто да откуда, того нам говорено не было.
— Ладно, иди, — сморщила носик Эванна. Толку от этой дубины все равно никакого не было.
Но надо же как, а? «Почетная гостья», смотрите-ка. И комнаты во дворце — надо полагать, рядом с его покоями!
Спокойно, взяла себя в руки девушка, не будем выходить из себя. Завтра надо будет сходить посмотреть на эту гостью. Если получится, то и познакомиться с ней, поговорить по душам… прощупать ее как следует. Заодно и узнать у герцога, куда он засунул свой меч.
А пока, решила Эванна, нужно как следует выспаться: утро вечера мудренее.
Она подошла к окованному бронзой сундучку, в котором хранила свои личные вещи, порылась в нем и вытащила с самого дна небольшой круглый предмет, обмотанный невзрачной на вид тканью.
Размотав тряпицу, девушка некоторое время полюбовалась на причудливую игру разноцветных огней в сердцевине хрустального шара, а затем быстро скинула с себя всю одежду и растянулась на кровати прямо поверх одеяла, сжимая кристалл в кулаке.
Она долго не могла заснуть — камин опять натопили так сильно, как будто бы хотели изжарить ее тут живьем. Покрутившись и так, и этак, девушка встала, снова распахнула ставни и немного постояла около окна, каждой клеточкой обнаженного тела впитывая живительную вечернюю прохладу.
Когда Эванна, наконец, погрузилась в глубокий сон, ночь давно уже вступила в свои права, окутав город непроницаемой завесой тишины. Хрустальное яблоко в руке девушки слабо переливалось всеми цветами радуги, бросая причудливые отсветы на ее мраморно-белую кожу.
Снаружи на подоконник метнулась быстрая тень, в тусклом свете лампадки обратившаяся иссиня-черной птицей. Склонив голову набок, она несколько минут разглядывала спящую девушку алыми бусинками глаз, а потом вспорхнула и исчезла в ночи, растворившись в царящей за окнами тьме.
*************************
Дардариан скакал во весь опор, почти распластавшись по конской шее. То и дело нахлестывая свою кобылу, он вырвался далеко вперед, не обращая никакого внимания на предупреждающие окрики охраны. Самое главное сейчас было — как можно скорее вернуться домой, в Копье. Дома юноша всегда чувствовал себя в безопасности: он ненавидел и боялся леса, а в чужих владениях чувствовал себя очень неуютно.
Когда отца пристрелила какая-то девушка, в замке разразился настоящий ад. Кто-то распустил слух, что дяде удалось бежать; потом солдаты принялись орать про какое-то проклятие и кару небес, постигшие Алариса. Упоминали даже Алую Деву: один из часовых божился, что видел ее на стене с арбалетом.